Послевкусие. «Эти выборы были совершенно уникальным явлением, которое нельзя будет больше повторить»

Редактор Самолёта поговорил с известным вологодским социологом, заведующей кафедрой социологии и социальных технологий ЧГУ Альбиной Меховой о том, как 18 марта россияне дружно проголосовали за отсутствие перемен, о российском феномене рукотворной трагедии и неуловимой «команде Череповца»…

Фото: novostipmr.com/СамолётЪ

Праздник, который больше не повторится

— Сегодня, спустя почти месяц после 18 марта, можно, наверное, более определённо говорить о подлинном, очищенном от первых случайных эмоций «послевкусии» президентских выборов. Какое оно, на ваш взгляд?

— Противоречивое. С одной стороны, в результате нет ничего неожиданного Победа была предрешена, явка на президентские выборы всегда выше...

— Почему же, наша региональная власть особенно отмечала небывалый, рекордный результат и по явке, и по голосам, отданным за Владимира Путина.

— Еще раз повторю, в победе действующего президента неожиданности не было. Но мера поддержки — это, да. Это требует анализа. У меня, например, есть разные мысли по поводу того, что произошло. С одной стороны — демонстрация единства объяснима. И усилия, которые предпринимала власть для мобилизации населения, дали результат...

— Злые языки из оппозиции говорили, что даже английский премьер Тереза Мэй «постаралась» с «делом Скрипалей», сплотив россиян вокруг Владимира Путина...

— Да. Вроде, всё в одну дуду, и предсказуемое, и не предсказуемое. С другой стороны, послевкусие неожиданного плана связано с демонстративностью и технологичностью выборов. И в этом есть жирный знак вопроса. Выборы были чрезвычайно празднично оформлены, кампания сопровождалась массовыми акциями. С одной стороны, это объяснимо характерными чертами нашего общества, которое стало постмодернистки-демонстративным, технологичным, связанным с определенными проектами и целями. Сегодня процесс превалирует над смыслом, который в него закладывается. Такова наша теперешняя эпоха. И выборы включены в эту эпоху как её составляющая, ничего странного в этом нет. С другой стороны, у меня иногда вызывали большие вопросы сами применяемые технологии.

— Например?

— С частностей начнем. Выборы были интересны своей рекламой. Многообразие форм, причем с художественным смыслом — от трагедии до комедии, с сюжетом, с интригой. Они критиковались в СМИ, вызывали сомнения в части этики, касались проблем ниже пояса. Технологии применялись с большим перебором. Зачем? Я понимаю, что все они были нацелены на то, чтобы пробудить человека на ответственное отношение к избирательному праву, к выборам. Но было много и того, что напрямую этого не касалось.

— У некоторых, надо отдать справедливость. Подобный перебор вызывал и соответствующую реакцию. Мне, например, запомнился ролик в «ютубе», снятый прямо в избирательной кабинке, где мать демонстративно предлагает малолетней дочери поставить «галочку» в бюллетене. А та признаётся, что не знает никого, кроме Путина, но в списке есть ещё какая-то «собачка», и она, пожалуй, «проголосует за зверюшку».

— Да. Вопросы этики возникают. Технологичность вызывает вопрос. Большие вопросы по дебатам кандидатов...

— Которые больше похожи на какой-то трэш...

— Или на театр абсурда. Причем не понятно, на что они мобилизуют. И все эти вещи, которые играли в другую сторону, меня удивляют. Причем, эти ролики явно какого-то единого автора. Ну, бог с ними, с большими СМИ. Наш город очень доволен результатами выборов. Молодцы, нас похвалили на уровне области. И у этого есть объективные причины. Мы же меряем социальные настроения. Если народ хотел поддержать власть, потому что она выполнила его некоторые ожидания, то как раз у нас в Череповце для этого есть основания. В последнее время социальные настроения показывают удовлетворенность решением разных проблем — бытовых, инфраструктурных и т.п. Это дало своё отражение в выборах. Но плюс к этому есть еще большой «хвостик» специальной технологичной работы. И технологии гениальные. Например карта-квест, задача которой воздействовать на родителей через детей. Я знаю много людей, которые говорили: сходи, у моего ребёнка не хватает элемента для карты. Гениальная технология для мобилизации электората. Но ведь мы же говорим об осмысленном отношении к выборам. А не просто об организации мероприятия, праздника, соревнования, флэш-моба. Поэтому и остается вопрос: насколько это можно и надо повторять? Манипуляции это или нет? Думаю, нет.

— Во всяком случае никто всерьёз не жаловался на большое количество нарушений в ходе голосования.

— Тогда эти технологии должны стать нормой для мобилизации населения на любые выборы? Но будут ли они нормой? Мне кажется, нет.

— Конечно, в этот раз была главная цель — любой ценой привести возможно больше людей на участки. Национальному лидеру нужен был референдум о доверии, нужна была дополнительная легитимность. Не будет Путина-кандидата, не нужен будет и весь этот технологический антураж. Нет?

— Я не говорю, что это плохо. Я просто размышляю о том, насколько станет нормой такая технологичность, когда организаторы выборов говорят: мы сделали это. Не люди, а «мы». У меня по этому поводу большой вопрос. Второе, если говорить о послевкусии: я так для себя и не поняла, насколько население приняло позицию, когда действующий президент и основной претендент практически не принимал участия в выборной кампании. Это подтверждение очевидности исхода тоже требует осмысления. Насколько это правильно?

Всё, вместе взятое, невольно подталкивает к выводу, что эти выборы были каким-то совершенно уникальным явлением, которое нельзя повторить, которое не будет относиться больше ни к каким другим выборам, только к 18 марта 2018 года.

Это тоже требует анализа. Потому что такой уход от равных обязанностей основного кандидата по логике вещей не должен был понравиться населению. Так бывало в некоторых прошлых кампаниях и вызывало заметное недовольство. А здесь никто на это не пожаловался.

— Правда и особого восторга это не вызвало...

— Был праздник, но потом все закончилось. И мне не хватает именно осмысления происходящего. Всё демонстративно, технологично, очевидно, ярко. Но сейчас на первый план должны выйти ожидания избирателей. Которые поддержали Путина — лидера, харизматичного, сильного... Но, чего они ожидали? Им чего-то пообещали? Но программы, обещаний, что что-то изменится после 18 марта, не было вообще ни у кого. На самом деле, мне кажется, все проголосовали за то, что ничего вообще не изменится. Но, с другой стороны, потребность в изменениях, ожидания есть, и мы это видим в социальных настроениях. Будут оправданы эти ожидания — большой вопрос. Путину дан карт-бланш — мы поддерживаем любые его решения. И насколько они совпадут с очевидностью и с ожиданиями всех 76%, которые проголосовали «за», а теперь уже и всех, потому что мы подчиняемся большинству россиян. Теперь начнется второй этап такого «очарования-разочарования», или поддержки, не знаю. 6 лет — большой срок. И серьезного отношения к нему мне немножко не хватает.

— А как вам этот, постоянно увеличивающийся в нашей стране разрыв между лидером выборов и «всеми остальными»?

— Я думаю об этом. На мой взгляд, это не есть хорошо. Потому что выборы — это возможность показать потенциал. Да, не выиграл, но это не последний раз. А у нас в этих выборах были люди, которые в последний раз. И они не выиграли не потому, что сейчас есть более сильный кандидат, а потому что они были обречены не выиграть, ни у кого из кандидатов не было потенциала. Даже у Грудинина. Мне кажется, что выборы должны демонстрировать кадровый потенциал, показывать новых людей. Да, пусть не будет такого большого отрыва, но пусть будут заметны люди, которые через 6 лет могут выйти на политическую арену. А у нас получается, что в постсоветской России все время возникают такие чертики из табакерки — преемники, которых в конце своего срока лидер как бы рекомендует. А мы не видели его «в деле». Мы не видели Путина до 2000 года, и Медведева. Нам всё время кого-то назначают. Почему же не использовать выборы?

— В конце концов. Ведь не самый плохой инструмент, если вы, конечно, доверяете своему народу.

— Я не говорю про оппозицию, кандидаты которой все люди «постфактум», у которых всё в прошлом. Но почему той же «партии Путина», как себя позиционирует «Единая Россия», не показать свой кадровый потенциал?

— Но ведь и на пост мэра Череповца не найти кандидатов, и на место губернатора сразу не назовёшь достойного претендента. Притом, что есть «команда губернатора». Но мы ничего не знаем об этих людях и, главное — об их возможностях.

— Вот. И я про это говорю. Получается какая-то боязнь новых лидеров. Когда приходит время серьезных испытаний, все конкурентоспобные кандидаты куда-то исчезают. И возникает эта пропасть между «кандидатом № 1» и остальными. Потому что нет сильных лидеров. И чем дальше, тем больше это усугубляется. Вначале, когда лидеры вновь созданных партий принимали участие в выборах, была еще какая-то конкурентоспособность. Партии были молодые, активные, и лидеры были заметно моложе. Хотя уникальность выборов 18 марта ещё и в том, что Путин, который с 2000 года был на политическом Олимпе, по конституции проводит последний срок. Тем более надо было показать, что есть преемники, которые за 6 лет смогут стать достойными кандидатами на следующих выборах. Но получается, что пройдет ещё 6 лет, и мы опять будем ждать, кого предложит Путин. А это мне не очень нравится.

— Боюсь, единственным альтернативным вариантом этой дурной традиции может стать ситуация, похожая на ту, при которой к власти пришёл Борис Ельцин — харизматичный член правящей команды, просто взял и сломал правила игры, выломался из системы. И немедленно получил небывалую популярность. Правда, заплатить за это пришлось существованием СССР. Может такой вариант стать реальностью сейчас?

— Вполне.

Урок «Зимней вишни»: народ ещё долго придётся убеждать, что власть не всегда врёт

— Трагедия с пожаром в Кемерово, случившаяся через неделю после выборов президента, имеет с ними какую-то связь?

— Об этом больно говорить, очень много эмоций. Но мы же с вами говорим о рациональном, о том, что можно как-то осмыслить. Я не знаю, есть ли прямая связь пожара в «Зимней вишне» с выборами, не думаю, что она есть.

— О наличии связи говорят не только представители оппозиции, но и сторонники. Не я — сенатор Мизулина публично заявила, что этот пожар — «удар в спину» только что избранному президенту.

— Я не сторонница таких параллелей. Безусловно, всё, что происходит в стране связано с властью. Но когда это связывается напрямую, мне это не очень нравится. А вот в реакции на два события есть общие черты. Демонстративность, например. Но это уже, наверное, черта нашего общества: на всем делается флэш-моб, даже не трагедии, которая требует интимности. Это больно. С другой стороны, когда демонстрируется реакция общества, это последствия того, что общество становится прозрачным, доступным для обсуждения. С другой стороны, демонстрируются единство и этические нормы, сочувствие и пр. В чем я вижу самую большую беду. Мне кажется, что эта трагедия — результат вопиющего непрофессионализма, который сейчас проявляется у нас повсюду. Я скажу, возможно, кощунственную вещь, но, когда погибли 64 человека и нет ни одного погибшего среди спасателей, это не может считаться нормальным. Как ни страшно это говорить. Я не хочу, чтобы спасатели погибали, но у них в профессию вложен риск, когда они должны по должности сделать все, даже ценой собственной жизни для спасения тех, кто попал в беду...

— В последнем пожаре в московском торговом центре всё было наоборот — два человека погибли, одни из них — спасатель...

— И это нормально, потому что у солдат, у силовых структур, у пожарных, даже у медиков есть риск ценой собственной жизни выполнить свои профессиональные обязанности. А в Кемерово 40 минут горели дети. «Задымление, туда нельзя». Что значит «нельзя»? Есть спецсредства. Мне кажется, это трагическое проявление того самого непрофессионализма. Который по мелкому, в мирных ситуациях, теперь стал большой бедой нашего общества.

— Правда, пока это не приводит к большому количеству трагедий...

— Но возможно порождает большое число «отсроченных» бед. Строители, которые непрофессионально что-то построили. Через 10 лет это обрушилось, хотя гарантия была на 20. Водители, которые возят людей с вопиющими нарушениями... Я с большой болью это говорю, потому что сама косвенно участвую в подготовке кадров. И вижу негативные проявления системы профессиональной подготовки, которые сейчас происходят.

Мы скоро будем в большой беде с точки зрения профессионализма людей, которые на своем рабочем месте что-то делают.

На это сейчас надо очень внимательно смотреть. И даже не потому, что повар работает охранником, не представляя сути работы. Даже охранник, на мой взгляд, не очень представляет свои служебные обязанности, и те навыки, необходимые, и ответственность. Это первое рациональное осмысление. А если говорить о связи с политикой... Я не очень склонна к тому, чтобы сразу искать ответственных по всей вертикали. Так можно дойти до абсурда: и президент тоже должен подать в отставку, и губернатор. Надо найти конкретных виновников, а не только стрелочников. И, главное, причины. Четко выявить причины этого, принять меры, а не искупить вину отставками.

— Есть ещё момент коммуникации общества и власти, который у нас в городе аукнулся вопиющим случаем пренебрежения проверяющих из прокуратуры к журналистам, представлявших интересы жителей Череповца. СамолётЪ писал об этом...

— Власть боится открытости, а недобросовестные люди используют этот страх для нагнетания, делают политический капитал. Даже на такой трагедии. Я думала об этом. Мне кажется, что сейчас ещё очень силен стереотип недоверия к власти. «Власть всегда врёт» — этот тезис ещё долго не изживётся, потому что он долго был верен. Хотя далеко не все нынешние чиновники врут, они открыты, но народ ещё долго надо будет в этом убеждать. Понятно, что власти приходится выдерживать этот накал страстей. Это плата за долгое молчание. Если народ знал, что его долго обманывают, теперь надо долго убеждать его в том, что его не обманывают. Но в случае с торговым центром в Кемерово меня удивило само стремление доказать, что жертв было больше. Потому что и 64 погибших — это страшно.

— Как-то стало считаться в последнее время, что раз мало жертв, то это вроде и не трагедия...

— Общество ожесточилось из-за постоянных сообщений СМИ о трагических событиях. В этом тоже есть какая-то глобальность сегодняшнего момента. Во всём всего должно быть много.

— Черта общества потребления, в котором мы живём?

— Да. Один не может выразить чувства, надо, чтобы было много. Это стало нормой. Ученые объясняют это всякими характеристиками, но я не очень понимаю, как с этим жить...

Призрачная команда

— Последняя тема, которую я хотел бы обсудить сегодня, на мой взгляд, пусть отдалённо, но всё же связана с первыми двумя. Речь о возникшем перед выборами феномене так называемой «Команды Череповца». Вас уже пригласили в неё?

— Меня пригласили. И я даже анкету заполнила. Сейчас администрация города озвучивает цифру, что членов этой команды уже порядка 19 тысяч. Учитывая, что в городе 240 тысяч избирателей — взрослое население Череповца, то речь идёт даже не о 10%. Это много или мало? Вопрос в том, сколько должно быть этих людей, на самом деле риторический. Это вопрос о том, что делает эта команда?

— Я вот не могу понять.

— И я. Нет концепции. На самом деле нужно понять — это авангард, лидеры, которые имеют свои цели, идеи, предложения, как сделать город лучше? Эти идеи внедряются и в них уже потом участвуют горожане, которые себя формально не ощущают «командой Череповца». Или же это все горожане, которые, так или иначе, за свой город болеют? Если это авангард, то он и не может быть большим...

— А структуры этого авангарда были сформированы и до появления «команды» — это разного рода общественные и экспертные советы.

— Да. Мне кажется, что это скорее поиск того, что может стать объединительной идеей для жителей города. Но надо определиться с концепцией. Если это идея объединения жителей Череповца на благо города, тогда не надо этих подробных анкет, членства, надо просто организовывать и реализовывать какие-то конкретные дела.

— Анкеты с их подробным перечнем персональных данных, которые необходимо предоставить, неприятно поразили...

— Согласна. Но, с другой стороны, у нас — у людей, живущих в бюрократическом государстве, — любой документ требует ответственности. Я подписываю, даю данные. Значит, либо я должен что-то получить, либо от меня требуется что-то сделать. Тогда скажите, что? И я приму решение, поступать мне так или иначе. А здесь все размыто. У нас недавно были фокус-группы, где мы спрашивали: знаете ли вы о «команде Череповца»? «Да, — отвечают, — Знаем. Даже анкету подписали». И что? Не знают.

— Зато их теперь «сосчитали». Помните, как в старом мультике?

— Да. Боюсь, это тоже делалось к выборам, чтобы мобилизовать население. Технологии ведь работающие...

Беседовал Юрий Антушевич
СамолётЪ

Поделиться
Отправить