Моя бабушка «Голда Мэир». Несколько слов о «еврейском вопросе» в России
Такой вот парадокс, знаете ли. Фильма я, как, наверное, и вы, ещё не видел. Но вспомнил вдруг свою бабушку Машу.
Она не была еврейкой. Она была русской, но тоже очень сильной женщиной. Ей не пришлось, как Голде Мабович/Меерсон переезжать в детском возрасте из России в Америку, потом в Палестину, жить в кибуце, заниматься мужским делом — войной и политикой...
У бабушки была своя не самая простая судьба — сиротское детство в приёмной семье, революция, давшая возможность получить образование и стать учителем, сталинские репрессии, расколовшие семью надвое (в одной половине остались мой дед и два дяди, в другой — бабушка с мамой), война, которая навсегда забрала старшего сына и заставила исколесить всю страну: из Москвы — в Среднюю Азию, а оттуда — в освобождённый Донбасс.
Там бабушка, заведующая отделом народного образования, пешком и на попутках преодолела немало вёрст, возрождая порушенные войной школы. Получила от государства орден Ленина и суровую жизненную закалку.
В годы, когда в далёком Израиле, незаметно превратившемся для СССР из друга во «врага-сиониста», премьерствовала Голда Меир, я успел родиться, пойти в школу и к концу правления Голды окончить четвёртый класс.
Мама, которая всю жизнь была «маминой дочкой», поздно вышла замуж. Мы все жили вместе с бабушкой. В доме было два хозяина: папа, который по идее, как мужчина, должен быть главой семьи, и бабушка, которая на самом деле была главной в доме (по крайней мере, пока были силы), ну, потому что такой у неё был характер.
И из-за характера папа время от времени называл бабушку «Голой Меир». Я не понимал тогда толком, что значат эти два слова. Но я чувствовал, что папа дразнит бабушку. Он её, конечно, тролил, потому что эта дерзость на самом деле была — почти всё, чем он мог утвердить себя в своём мужском статусе — зарплата и работа по хозяйству были само собой разумеющимся.
К чему я всё это вспоминаю? Наверное, к тому, что, называя бабушку именем израильской премьерши, почти её ровесницы (бабушка Маша была на три года младше Голды), папа ни в коем случае не имел в виду национальность. Он сравнивал ни русскую с еврейкой, а сравнивал двух пожилых, седых, властных и суровых женщин, способных подчинять мужчин своей воле.
И вообще еврейство в моём детстве никогда не было чем-то ругательным. Возможно, потому, что и место, где мы жили, и Белоруссия, откуда ведёт свою историю папина линия родства, в антисемитской в целом Российской Империи были «чертой оседлости» еврейского народа. Среди соседей, школьных приятелей было немало евреев. И притом, что вторая бабушка привычно называла их «жидами» (это было просто обиходное слово, так было принято их называть в её молодости), она никогда не позволяла себе неподобающего, высокомерного отношения к представителям этой национальности. Ни себе, ни другим. Включая самых маленьких членов семьи. И когда я в насмешку над соседским парнишкой-евреем выговорил казавшуюся смешной считалочку «два еврея, третий жид, по верёвочке бежит...», бабушка устроила мне такую взбучку, что я запомнил её на всю жизнь...
Владимир Путин накануне заявил, что «западные кураторы поставили во главе Украины этнического еврея», чтобы «прикрыть античеловеческую сущность» современной Украины.
Ранее президент говорил: «У меня много друзей-евреев — с детства. Они говорят: Зеленский не еврей, это позор еврейского народа». «Это не шутка, не ирония, понимаете...», — продолжил президент.
Понимаем. К сожалению.
Юрий Антушевич
СамолётЪ