Субботние чтения. «Афган» — долгая дорога домой
Тридцать лет назад, 15 февраля 1989-го, из Афганистана были полностью выведены советские войска. В разные времена отношение к афганской войне в СССР и России было разным, но восприятие «афганцев» — солдат и офицеров, воевавших в Афганистане, — всегда оставалось положительным. Таким оно остаётся и сегодня, когда в стране в очередной раз меняется отношение к событиям 35-летней давности. В основном из-за того, что серьёзные изменения происходят во внешнеполитическом курсе России, направленном на открытую конфронтацию с Западом (США, прежде всего). Этот курс предполагает необходимость военного присутствия России в «горячих» точках в качестве «адекватного» ответа на действия геополитических «партнёров». Всё это неизбежно вызывает изменение в оценке афганской кампании, интерес к её опыту.
Накануне на митинге по случаю открытия обновлённого памятника воинам-интернационалистам в Октябрьском сквере Вологды заместитель губернатора области Эдуард Зайнак назвал Афганскую войну «самым знаковым из конфликтов», в которых принимали участие российские и советские солдаты. Война на самом деле выделяется. Хотя бы своими масштабами. Через её «горнило» прошли 100 тысяч советских солдат и офицеров. Свыше 15 тысяч не вернулись на родину. Среди тех, кто отдал свой интернациональный долг, 2300 вологжан, 84 из которых погибли.
Сегодня СамолётЪ предлагает читателям сокращённый вариант статьи политолога Алексея Малашенко, посвящённую опыту и политическому наследству, оставленному советским «ограниченным военным контингентом» в самом Афганистане и в советско-российской «метрополии», изменившейся за три десятка лет несколько раз — до неузнаваемости.
Тридцатилетие вывода советских войск из Афганистана, завершившегося 15 февраля 1989 г., в России вспоминают активно — круглые столы, интервью, публикации. Вот предыдущая годовщина ввода в Афганистан «ограниченного контингента» в декабре 1979 г. отмечалась незаметно, если вообще отмечалась, и это понятно: вопрос, надо ли было входить в Афганистан, окончательного ответа так и не получил. Афганист Александр Умнов отмечал хрестоматийность точки зрения, согласно которой ввод войск в Афганистан был «недосмотром», глупостью, даже провокацией. На самом же деле, по его мнению, это было логическое следствие курса той политической власти, той идеологии, которая господствовала тогда в СССР. Однако между обоими суждениями нет принципиального противоречия: «недосмотр» был порожден неизбежной советской идеологической и стратегической для той эпохи зашоренностью.
«Афганец», командовавший дивизией генерал Александр Ляховский писал, что «введением войск в Афганистан наша политика перешла допустимые грани конфронтации в третьем мире». Он тоже прав. Но третьим миром конфронтация не ограничилась. Ее символом стал отказ от участия в Московской Олимпиаде почти 60 государств. Мировой мусульманской уммой СССР был признан агрессором.
В современной России вопрос о советской интервенции в Афганистан стал глубоко политизированным. Сегодня депутаты Думы настаивают на отмене принятого в 1989 г. съездом народных депутатов решения о признании ее преступной. В президентской администрации отмалчиваются. Чрезвычайно модным стало оправдание советской акции происками американцев, что полностью соответствует нынешней политике и официальной идеологии. Порой звучат сравнения той афганской и этой сирийской ситуации. По моему мнению, в практических действиях между ними мало общего. Но вместе с тем в официальных разъяснениях параллели просматриваются: и там и здесь декларируются защита национальных интересов, выполнение «интернационального долга», только в Сирии это зовется несколько иначе. Ну и наконец, борьба с экстремизмом и терроризмом. Здесь заметно своего рода дополнительное подтверждение преемственности советской державе, отказываться от которой российский правящий класс не собирается.
Несмотря на бойкот Олимпиады, в мире к вводу «ограниченного контингента» отнеслись относительно спокойно (существует мнение, что США против ввода советских войск в Афганистан особо не возражали. Американцев больше волновала иранская исламская революция, и они полагали, что советское военное присутствие станет сдерживающим фактором на пути ее распространения). Конечно, многие страны — от США до Китая — оказывали муджахедам военно-техническую помощь, однако преувеличивать ее значение не надо: не внешняя поддержка сопротивления определяла характер и итоги боевых действий. На разных этапах войны весы колебались то в одну, то в другую сторону. Заметим, что даже в 1986 г., когда успехи советских войск выглядели наиболее внушительно, 70% афганской территории находилось под контролем муджахедов.
В ходе войны было совершено множество ошибок, ответственность за которые несут не столько военные, сколько тогдашние политики. «Не всегда учитывались важнейшие национально-исторические факторы, не использовались в полной мере существовавшие возможности по нейтрализации враждебного к нам отношения со стороны значительной части населения» — эти слова взяты мной не откуда-нибудь, а из книги «Героико-патриотическое воспитание в войсках при выполнении воинского долга в Афганистане» с грифом «Для служебного пользования». Откровенное признание.
Нелишне напомнить, что профессиональные военные были против вторжения в Афганистан. К длительной партизанской войне в горах армия подготовлена не была. (Но где и какая армия к такой войне готова?) В Москве явно не учли американский опыт во Вьетнаме. Горы, конечно, не джунгли, но воевать от этого отнюдь не проще. Много позже, в 1994 г., генералы-«афганцы» публично выступали против использования армии в Чечне. Среди них — последний командующий 40-й армией Борис Громов, бывший первый замкомандующего Георгий Кондратьев, генерал Эдуард Воробьев. Рассказывают, что против выступал и тогдашний министр обороны России Павел Грачев, известный своим обещанием взять Грозный одним батальоном.
Когда в Кремле начали понимать, что Советский Союз попал в «афганский тупик», сказать сложно. Однако уже 1981–1982 гг. среди советских политиков, пусть и не самого первого ранга, а также служивших на Востоке дипломатов появилось мнение — вслух оно, понятно, не высказывалось, — что из Афганистана нужно уходить. Якобы в 1984 г. генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов изрек ставшее почти легендарным «с этим пора кончать». В это можно поверить. Но до конца было еще далеко: решение о выводе советских войск было принято уже при Михаиле Горбачеве. В 1986 г. на XXVII съезде КПСС генеральный секретарь доложил о начале плана поэтапного вывода войск, который завершился, однако, только в 1989 г. Он был необходим и неизбежен. Советский Союз не мог больше воевать. Война обходилась немыслимо дорого — по разным оценкам, от $3,5 млрд до $8,2 млрд ежегодно. Страна потеряла там 15 000 человек убитыми, свыше 53 000 были ранены, больше 11 000 стали инвалидами.
То было поражение. Генерал Громов говорил, что его армия войны не проиграла. Он прав. Проиграли политики, заплатив за свои ошибки жизнями солдат и офицеров.
Что принесла государству афганская война? С одной стороны, армия получила боевой опыт, улучшилась боевая подготовка, были опробованы новые виды оружия. Правда, здесь следует признать, что афганский опыт оказался недостаточен в первой чеченской кампании. Да и в ходе грузинского «блицкрига» 2008 г. боевая подготовка не всегда была на высшем уровне. Но отрицательных последствий оказалось куда больше и для государства, и для общества. Первое, что приходит на ум любому, — ускорение развала СССР и далее по списку, начиная с афганского синдрома (едва ли кто-то забыл, что это такое, но вот на всякий случай несколько наугад взятых цитат из вышедшей в казахстанском издательстве Kaziss серии книг «Память из пламени Афганистана» — это все интервью с воевавшими там советскими солдатами и офицерами: «ностальгии по службе в Афганистане нет», «нашего мнения не спрашивали», «когда вспоминаю, начинает болеть голова»).
Вывод войск был не до конца продуман. Москву обвиняют в том, что она бросила на произвол судьбы своего верного союзника Наджибуллу. Он дрался до конца и был повержен и казнен уже талибами. Согласен, это можно считать предательством. Но представьте на секунду, если бы шурави продолжили воевать уже против набиравших силу талибов...
Пришедшие к власти в 1996 г. талибы — это новый этап афганской истории. Они были порождением афганского хаоса. Организации движения «Талибан» (запрещено в России. — «Ведомости») способствовал Пакистан, но почву для его победы взрыхлила и удобрила советская внешняя политика: талибы в каком-то смысле венец советской политики в Афганистане. Талибов можно считать наследниками муджахедов. Но главное — они часть мирового исламистского движения, отсюда неизбежность контактов и переговоров с ними. Еще в 2007 г. тогдашний президент Афганистана Хамид Карзай такие переговоры предлагал и просил короля Саудовской Аравии выступить посредником. Тогда ни Москва, ни Вашингтон эту идею не поддержали. Тогдашний заместитель помощника госсекретаря США по вопросам Южной и Центральной Азии Джордж Кролл выдвинул талибам заведомо невыполнимые условия — сдача оружия, переход к мирной жизни, а также признание главенства конституции и президента. Сегодня переговоры ведутся как минимум на двух площадках — в Катаре и в Москве. Не будем гадать, чем они завершатся. Главное, они означают признание легитимности талибов, априорное согласие на их участие в будущей власти.
Нет пока в исторической науке однозначного ответа на вопрос о характере той войны — войны «ограниченного контингента» советских войск и кабульского правительства против значительной части афганского народа, писал политолог Александр Князев. Скорее всего, такого ответа и не будет. То есть будет, но у каждого свой. А ответ нужен, хотя бы для того, чтобы не повторять и не оправдывать прошлых опасных ошибок — а в том, что афганский эпизод был пусть и встраивавшейся в советскую политическую логику, но ошибкой, лично я уверен.
Автор — руководитель научных исследований Института диалога цивилизаций.
Подготовил Сергей Михайлов
СамолётЪ