Субботнее чтение. «То, что нас не убивает…» Почему любой, переживший травму, может считать себя выжившим?

Ответ на этот вопрос психолог Марина Сойты даёт в своей книге «В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь».

Фото: sunhome.ru

Россияне живут в постоянно тревожном обществе. Это показывает мониторинг Института социологии РАН. За всё время его проведения, с 2008 года никогда оценки «Напряжение в обществе немного или существенно снизилось» не превышали оценок «Напряжение немного или существенно возросло». Пиком напряжения за всё это время стал 2022 год, с началом которого 88,5% россиян отмечали «рост напряжения».

«Структура ответов в марте 2022 г. фиксировала настроения россиян, опасно близкие к паническим», — говорится в Мониторинге ИС РАН.

Тем не менее, уже в 2023 году ситуация «с напряжением» вошла в некую норму, характерную для «обычного кризиса», которых россияне переживали немало — «рост напряжения» с 59% был примерно таким же или даже ниже, чем в 2008 и 2015-2016 годах.

Но и такое напряжение для многих представляет для многих «комплексную травму», о которой пишет практикующий психолог с 9-летним стажем Мирина Сойты в своей новой книге, вышедшей в издательстве АСТ.

Как отмечает в издательской аннотации психолог, автор youtube‑канала @Mark_Barton Марк Бартон, из книги Марины Сойты, можно узнать:

  • Как травма влияет на самовосприятие, отношения, семью, дружбу и работу
  • Какие паттерны поведения помогают нам справляться со стрессом
  • Как отпустить негативные убеждения о себе и многое другое

Главная же мысль книги заключается в том, что мы можем дать тяжелому прошлому пространство и научиться с ним жить, не боясь его.

В общем, книга должна подойти тем, кто хочет наладить свою жизнь к лучшему...

Предлагаем нашим читателям небольшой фрагмент:

Комплексная травма

Давайте начнем разговор о комплексной ⁠травме и о том, как она влияет на нашу жизнь. ⁠Комплексная травма — это наша реакция на ⁠травматический стрессор, то есть на ⁠событие, как указывают Джулиан ⁠Форд и Кристин Куртуа в книге «Терапия ⁠комплексных посттравматических стрессовых ⁠расстройств у взрослых», «наносящее организму фундаментальный, изменяющий жизнь психофизиологический вред».

Довольно часто мы связываем понятие «травмы» с ужасающими нас вещами — стихийными бедствиями, терактами, рабством, геноцидами, а такой диагноз, как ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), может прочно ассоциироваться у нас с солдатами, вернувшимися с войны, — и, конечно, все вышеперечисленное способно оставить след в нашем теле и в нашей психике.

Но война — это не единственное событие, разрушающее человеческие жизни. В своей книге «Тело помнит все» Бессел Ван дер Колк пишет:

«На каждого солдата, служащего в зоне боевых действий, приходится десяток детей, находящихся под угрозой в своем собственном доме. Источник их боли и ужаса — это не вражеские солдаты, а люди, под чьей опекой они находятся».

Комплексная травма универсальна — она может возникнуть как в детском возрасте, так и во взрослой жизни, а причины возникновения посттравматического стресса гораздо шире, нежели то, что мы привычно с ним ассоциируем. Более того, комплексная травма часто проходит через поколения. Она подпитывается отсутствием признания или согласием с предыдущими травмами и потерями, а также повторяющимся насилием.

Благодаря многочисленным исследованиям в 2018 году произошло долгожданное для многих клиницистов событие: в МКБ-11 был представлен диагноз КПТСР — комплексное посттравматическое стрессовое расстройство, расширяющий наши представления о влиянии комплексной травмы на жизнь человека.

С момента появления диагноза ПТСР шли оживленные споры, касающиеся его ограничений. Многие исследователи и практики утверждали, что последствия взаимодействия с травматическим стрессором более длительного характера гораздо тяжелее, разнообразнее и комплекснее, нежели предполагает ПТСР.

Этот диагноз включает в себя три кластера симптомов: повторное переживание, избегание и чувство угрозы, в то время как к предложенной модели комплексного ПТСР добавлялись три дополнительных кластера, связанных с нарушениями самоорганизации: эмоциональная дисрегуляция, стойкие негативные представления о себе и проблемы в построении взаимоотношений.

Для КПТСР характерен опыт хронического воздействия межличностных травматических стрессоров (например, семейного или общественного, физического или сексуального насилия, жестокого обращения), который часто (но не всегда, например, когда взрослые переживают домашнее насилие или другие виды травматического плена или пыток) начинается в детстве.

Я хотела бы с самого начала этой книги обозначить, что не смотрю на последствия травмы как на патологию. Этот взгляд разделяют многие мои коллеги, и это достаточно новый и свежий способ осмыслить наши реакции. Любой переживший травму — выживший. Любой аспект нашего совладания с травмой — это наша сила, а не слабость. Любая наша реакция на травму нормальна.

Нормальная реакция на ненормальную ситуацию — вот что такое КПТСР.

Сталкиваясь с тем, от чего мы не можем убежать, мы пытаемся использовать все возможности своего организма, чтобы остаться в живых. Точнее, это делаем не мы (если приравнивать того себя, которого мы знаем, к состоянию осознанности) — наш организм делает это за нас, пытаясь найти любые способы адаптации к тем условиям, с которыми ему пришлось столкнуться. Это его эволюционная миссия: сделать все для того, чтобы выжить. И он действительно выживает, но у этого есть своя цена.

Люди, пережившие комплексную травму, часто оказываются во власти переживаний травматического прошлого, постоянно оживающих в их внутренних реакциях и отношениях с другими людьми, о чем пишут Онно Ван дер Харт, Эллерт Нейенхэюс и Кэти Стил в книге «Призраки прошлого». Комплексная травма ставит под сомнение безопасность, неприкосновенность и даже саму возможность быть уникальной и целостной личностью, которая может быть тесно связана с другими.

В работе над книгой я изучила множество научных статей, текстов, руководств, исследований и идей. Меня поразила красота и точность вопросов, лежащих в основе одного из новых подходов для понимания травмы — в концепции PTM (или The Power Threat Meaning Framework, представленной в 2018 году в The British Psychological Society). Ее авторы предложили заменить главный для многих психотерапевтических методов вопрос «Что с вами не так?» на следующие, в корне меняющие подход к восприятию травмы, вопросы.

  • «Что с вами случилось?»
  • «Как это повлияло на вас?»
  • «Какой смысл вы этому придали?»
  • «Что вам пришлось сделать для того, чтобы выжить?»
  • «Каковы ваши сильные стороны?»

...и подвести итог ключевым вопросом:

— «Какова ваша история?»

Выживающий (эмоциональный) мозг и обучающийся (рациональный) мозг

У нашего мозга есть два режима — режим выживания и режим обучения. Обучающийся мозг — это организация систем в мозге, которая позволяет людям свободно развиваться и исследовать мир в поисках личностно значимых знаний. Это области мозга, которые координируют сознательное мышление, мыслительные, оценочные, обучающиеся части мозга (префронтальные области коры). Это мозговые структуры, благодаря которым человек осуществляет психические функции. Анатомически к нему относятся кора (серое вещество) больших полушарий головного мозга и мозжечок. Эволюционно это наиболее молодая часть мозга, также называемая неокортексом.

Выживающий мозг — это защитные, или оборонительные, системы в мозге, которые позволяют людям выживать тогда, когда их безопасность находится под угрозой. Это области мозга, которые отвечают за наши неосознанные защитные реакции гипервозбуждения и гиповозбуждения (с участием ствола мозга, миндалевидного тела и других структур среднего мозга). Б. Ван дер Колк, не побоюсь этого слова, главный исследователь травмы, в своей книге «Тело помнит все» также связывает его с мозгом эмоциональным, образованным из рептильного мозга и лимбической системы. Он находится в самом центре нашей центральной нервной системы, и его главной задачей является забота о нашем благополучии.

По клеточной структуре и биохимии эмоциональный мозг устроен значительно проще, чем неокортекс, наш рациональный мозг, и он обрабатывает поступающую информацию более глобально. Можно сказать, что ему недоступны изящные и элегантные решения, которые может предложить нам наша префронтальная кора, — он похож на величественного, но немного невежественного дикаря, реагирующего на опасность ограниченными, топорными способами.

Сталкиваясь со стрессором, мы мгновенно реагируем на угрозу, состояние нашего организма на короткое время меняется, а затем мы возвращаемся к нормальному функционированию. Мы переключаемся на режим выживания — и довольно быстро возвращаемся к привычному, стабильному, приятному режиму обучения.

Но жизнь с КПТСР — это жизнь в режиме выживания. Это жизнь в плену своих реакций. Это жизнь, в которой главенствует травматический стресс. У людей, переживших травму, уровни гормонов стресса нормализуются гораздо дольше, а при малейшем стрессе подскакивают быстро и непропорционально высоко. Эти люди застревают в режиме выживания, застревают в хронической самозащите, застревают в необходимости обороняться — даже тогда, когда их враг уже не имеет над ними власти. Мозг, который застрял в режиме выживания, не может развить основные адаптивные способности, обеспечивающие здоровье, рост, обучение и жизнестойкость (то есть саморегуляцию, чувство собственного достоинства, физическое развитие и значимые достижения и отношения).

Но самое поразительное в комплексной травме даже не эта усиленная реакция, которая может в долгосрочной перспективе влиять на многие аспекты нашей жизни. Самое поразительное — это то, что режим выживания, в котором хронически живут люди, находящиеся в плену у травматического опыта, ими не осознается. Их организм регистрирует угрозу, однако их сознание продолжает функционировать так, словно ничего не случилось.

Но вот что критически важно: выживающий мозг не является менее интеллектуальным, чем обучающийся. Напротив, он представляет собой исключительный интеллект в борьбе с опасностью и для достижения жизненных целей, но ценой истощения доступных умственных и физических ресурсов.

Да, в каком-то смысле это дикарь; но в этом дикаре заключена вся мудрость эволюции, благодаря которой существует человечество. И именно этот исключительный интеллект позволил нам выжить. Он не наш враг. Он главный наш друг. Он тот, кто привел нас в эту точку пути. Он тот, кто сделал ее возможной.

Доктор Дэниел Сигел, вдохновляющий своими работами в области нейробиологии и межличностных отношений, придумал иллюстративную модель нашего мозга — The Hand Model of the Human Brain (мозг, представленный в виде руки). Конечно, она не показывает всю сложность связей в таком завораживающем организме, как человеческое тело, однако благодаря этой модели вы можете наглядно увидеть, что происходит с людьми, переживающими последствия комплексной травмы.

Модель «мозг в виде руки» изображает главные отделы головного мозга: кора в пальцах, лимбические области в большом пальце, ствол головного мозга в основании, спинной мозг в запястье (иллюстрация из книги Дэниела Дж. Сигела Mind Your Brain, 2012)

Посмотрите на свою руку прямо сейчас, согните большой палец и накройте его сверху другими своими пальцами.

  • Ваши пальцы, лежащие сверху, — это ваша префронтальная кора.

  • Под ними спрятался большой палец, и он играет роль вашей лимбической системы (это мозг млекопитающих, отвечающий за эмоции и отлеживающий опасность, включающий в себя миндалевидное тело и гиппокамп — область мозга, которую традиционно связывают с памятью).

  • Он лежит на вашей ладони, она представляет собой рептильный мозг (это ствол мозга и гипоталамус, находящийся прямо над ним, — области мозга, которые отвечают за систему поддержания жизни, то есть за ваше дыхание, употребление пищи, сон, испражнение и мочеиспускание и т. д.).

  • А под ней находится запястье — ваш спинной мозг.

Вы видите, кто главенствует в этой модели — это пальцы, которые лежат сверху. Наша префронтальная кора, наши лобные доли ответственны за качества, которые выделяют нас среди всего животного царства. Без гибких, активных лобных долей люди действуют машинально, по привычке, и их отношения становятся поверхностными и однообразными. Изобретательность и инициатива, радость открытий и изумления — все это становится им чуждо.

Теперь разогните пальцы и снова сложите их — все, кроме большого. Мягко накройте им все четыре ваших пальца, уже сложенных вместе. Если вы застряли в режиме выживания, именно так выглядит то, что происходит с вашим мозгом, — префронтальная кора «прячется» в укрытии из рептильного мозга и мозга млекопитающих.

Я пишу эту часть книги, сидя напротив своего мужа, и прошу его следовать моим инструкциям, чтобы проверить, понятны ли они. Он добавляет:

«Если спрятать большой палец под другие пальцы нашей руки, то, когда мы будем защищаться от кого-то кулаками, при ударе из такой позиции мы с большой вероятностью сломаем себе какие-то из пальцев. Если же большой палец лежит сверху — что ж, у нас есть хорошие шансы на позитивный исход».

Стоит добавить, что мой муж не профессиональный боец, но этот комментарий показался мне очень любопытным и иллюстративным для обсуждаемой нами темы.

Итак, находясь в режиме выживания, мы уступаем лидерство нашему эмоциональному мозгу. Так организм принимает наиболее выигрышную для него позицию, которая может обеспечить самый положительный исход.

Еще раз подчеркну, что понятие «эмоциональный мозг» скорее творчески романтическое, нежели научно точное. В мозге вообще нет специальной зоны, посвященной эмоциям, о чем пишет Лиза Ф. Барретт в книге «Как рождаются эмоции». Я привожу вам в пример разные объяснительные модели, которые упрощают понимание работы такого сложного организма, как человеческое тело.

Подготовила Марина Мельникова
СамолётЪ

Поделиться
Отправить