Кадуйский потоп.
Губернатор и макаронная фабрика. В стране набирает обороты отъём собственности в пользу государства
Как выяснил «Коммерсант», Генпрокуратура подала в Центральный суд Челябинска иск об обращении в доход государства акции АО «Макфа», АО «Первый хлебокомбинат» и еще 26 компаний, входящих в крупнейший в России макаронный холдинг «Макфа». В иске Генпрокуратура оценивает активы двух АО в 25,7 млрд рублей, а всего холдинга — в 46 млрд. И произошло это по прошествии менее двух дней с тех пор, как Владимир Путин заявил, что ни о какой деприватизации в России речь не идет.
И правда, в случае с макаронной фабрикой и ещё 55-ю объектами, которые сейчас Генпрокуратура возвращает в госсобственность, речь идёт не о деприватизации. Это расприватизация. Для того, чтобы были понятны различия — краткий ликбез:
Деприватизация — это добровольный отказ от приватизированной ранее у государства или муниципалитета собственности в собственность государства или муниципалитета;
Расприватизация — это признание договора приватизации имущества по решению суда незаконным и принудительное возвращение в государственную собственность;
Реприватизация — процесс, обратный приватизации, который заключается в повторной приватизации после возвращения в государственную собственность ранее приватизированного объекта по деприватизации и расприватизации;
Национализация — процесс обращения частной собственности юридических лиц и граждан имущества в государственную и муниципальную собственность с возмещением стоимости этого имущества и других убытков согласно закону.
Надо ли ещё пояснять, что в ситуация с «макаронным надзором» ни о каком добровольном отказе владельцев от собственности речи не идёт. Так что это не деприватизация. Это, во-первых. А, во-вторых — ни по одному из описанных выше процессов в российском законодательстве пока что нет соответствующих законов. Наверное, не случайно.
В случае с владельцами макаронной фабрики Генпрокуратура просит отобрать у них «Макфу» без всякой связи с их давешними уголовными делами — ведомство обосновывает национализацию компании тем, что господа Юревич и Белоусов в нарушение закона продолжили фактически владеть и управлять бизнесом после того, как заняли государственные должности — в руководстве регионом и Госдуме соответственно. Это же основание позволило Генпрокуратуре в феврале добиться расприватизации крупнейшей в стране автодилерской компании «Рольф», принадлежавшей бизнесмену и оппозиционному депутату Госдумы Сергею Петрову. Так же были национализированы активы бывшего министра открытого правительства Михаила Абызова и экс-президента республики Марий Эл Леонида Маркелова.
«Макаронный» кейс добавляет дополнительных нюансов к общему тренду на пересмотр прав собственности, заданному государством. Совмещение бизнеса и госслужбы становится ещё одним поводом и способом «сравнительно честного отъёма» активов. Ведь известно, что в российском списке Forbes десятки бывших и нынешних депутатов, членов Совета Федерации и губернаторов — и они, вероятно, так или иначе продолжали владеть своими активами на госслужбе.
Получается, теперь и бизнесу, и чиновникам с депутатами подаётся четкий сигнал: их «статус-кво» с владением ими того, чем они владеют, сохраняется ровно до тех пор, пока они сохраняют лояльность. Такой «общественный договор», заключающийся в полной вовлеченности в построение нового уклада жизни в стране, придётся принять безальтернативно: у Путина уже есть опыт ниспровержения олигархата в начале «нулевых», а сейчас его позиции куда крепче, чем были тогда. Никакие попытки РСПП закрепить в правоприменении «срок давности» приватизационных сделок, похоже, не помогут.
В своём последнем по времени интервью генпрокурор Игорь Краснов замечает: «После принятия решения об обращении имущества в доход государства мы контролируем его исполнение вплоть до поступления объектов в казну и оформление прав на них. Действуем прямо и открыто. Для нас нет никаких выгодоприобретателей, кроме государства. Все активы передаются на баланс организаций, использующих их для развития экономики России и повышения обороноспособности страны».
Возможно, всё так. Проблема в том, что у государства фактически, при всём многообразии чиновников, отсутствует аппарат управления расприватизированным имуществом, поэтому для управления им на каких-то неведомых основаниях привлекаются неведомые управляющие. И, скорее всего, без серьёзного опыта управления серьёзными же активами. Иначе о них (этих управляющих) было бы что-то известно.
А, с учётом того, как расприватизация проводится, новые управленцы или «собственники» отнятого и заново приватизированного имущества не будут иметь мотивации к его модернизации или поддержанию работоспособного состояния. Может быть, их задача сведётся к максимизации извлечения прибыли из того, что досталось, пока не будет произведена очередная расприватизация?
Естественно, что в подобной ситуации интерес к инвестициям в российские частные предприятия у инвесторов из «дружественных» стран поугаснет. Раз нет чётких правил игры, то под ударом может оказаться любое юридическое лицо. В таком случае никаких гарантий защиты частных инвестиций быть не может. А раз нет гарантий, то нет и интереса к инвестированию. Таким образом новый необходимый виток модернизации производств придётся делать только на собственных ресурсах и собственном капитале.
Но, похоже, государство это не пугает — начальство, видимо, полагает (и небезосновательно, кстати), что и раньше бОльшую часть инвестиций составляли деньги отечественной олигархии, которые возвращались в страну под «другими флагами».
А об иностранных инвестициях сейчас, похоже, вообще никто не думает — не до них сейчас...
Сергей Авдеев
СамолётЪ