«Национальное меньшинство». Почему в России крещёных много, а православных всё меньше?

Ответ на этот вопрос попытались дать на Таисиинских чтениях в Череповце, темой которых стали взаимоотношения православия и отечественной культуры. Хотя, искать его надо скорее в истории отношения церкви и государства в России.

Фото: bangkokbook.ru

Выступая накануне в мэрии на пленарном заседание конференции, глава Череповца Маргарита Гусева поделилась данными социсследований. Оказывается, православными себя считают 62%. А среди молодёжи — только 40%, рассказала одна из инициаторов включения в основу новой городской стратегии «патриотического воспитания и семейных ценностей», как производных от «православной духовности».

«Я русский»?

Похоже, решение было несколько опрометчивым. Вот, к примеру, патриарх Кирилл и заявляет, что «человек не может считать себя русским, если он не ходит в православный храм». А социологи тут же пишут, что среди называющих себя православными 82% респондентов (в среднем по России) только 1,4% посещает церковные службы не реже раза в неделю и 2% — 2–3 раза в месяц. И получается, что говорил-то патриарх о некоем периферийном национальном меньшинстве.

Ерунда, конечно, получается. Если ставить знак равенства между верой и формальным воцерковлением. На самом деле общение с богом, по большому счету, не исчерпывается ритуалом, связанных с привлечением к нему неких третьих, специально уполномоченных лиц. Сегодня это всё чаще непосредственное, прямое общение — неважно где: в церкви, или перед домашней иконой, или просто в уме своём. И происходит это именно так — почти ежедневно, но без всяких ритуальных условностей.

А вот на пасхальные освящения яиц или крещенские купания как раз толпой валят в храмы и к прорубям потенциальные и реальные грешники. Только вот духовности это обществу никак не прибавляет. Почему?

Церковь не отпускает культуру

Ещё один участник чтений епископ Череповецкий и Белозерский Игнатий считает, что во всём виновата советская власть, да ещё реформы Петра I. «Однако, как ни старалась советская власть оторвать русскую культуру от церкви, ничего не вышло», — утверждает епископ. И точно, думается, трудно оторвать церковь от культуры, когда вспоминаешь о мытарствах рублёвской «Троицы», в буквальном смысле мобилизованной из музея в церковь, чтобы совместная древняя мощь (иконы и церкви) послужила решению «геополитического момента».

Обосновывая соответствующий президентский указ, директор Государственного Эрмитажа заявил: «В данный геополитический момент... сакральное значение памятника важнее его художественной ценности».

Почётный гость Таисиинских чтений доцент Северного федерального университета Сергей Шаляпин оказался, пожалуй, ближе всех к ответу на заявленный в заглавии вопрос, когда вспомнил о растущем интересе государства к «религиозным группам». И добавил, что это напоминает эпоху централизации Московского государства в XV веке, когда государство увидело в церкви мощную силу«.

Шаляпин очевидно имел в виду «политическое православие», история которого начинается задолго до XV века — практически с момента становления христианства как государственной религии.

Церковь и «вертикаль»

Ещё во времена поздней Римской империи церкви приходилось подстраиваться под интересы государства, заменяя моральные нормативы Нового завета заимствованиями из завета Ветхого, гностики, античной мифологии, даже из буддизма и индуизма. Вступая в союз с государством, церковь была вынуждена стать инструментом управления, оправдывать войны и всё сопутствующее им зло: грабежи, убийства и иные несовместимые с гуманизмом христианства элементы государственной политики. Стремясь к экспансии в Северной Европе, церковь заигрывала с суевериями местной знати ради популяризации самой идеи и защиты монастырей от нападений.

Политика стала главной причиной Никонианского раскола Русской православной церкви, приведшего к возникновению феномена старообрядчества, преследуемого государством, который затем стал важным инструментом экспансии русской культуры в Сибири и Северной Америке.

Политические интересы в годы последней мировой войны стали причиной изменения отношения большевистской власти к церкви: от гонений государство по инициативе Сталина в 1943 году пришло к возрождению московского патриархата. Мера была вынужденной и направленной на сплочение социума против фашизма и его союзников, включая силы РОА и националистические формирования, использовавших богоборчество коммунистов для получения поддержки крестьянства, не разделявшего новую идеологию.

После 1953 года отношения Кремля и церкви охладели, однако, церковь государство в покое не оставило — в неё внедрялась агентура КГБ, — как для выявления инакомыслящих, так и для работы с эмигрантами.

«Солидный Господь для солидных господ»

После распада СССР церковь очутилась в новой среде, где, как и в раннем средневековье, власть по праву силы начал захватывать криминал: случайно богатый, дикий, теологически необразованный и суеверный, однако, готовый способствовать возрождению церкви взамен на услуги типа «прощения грехов» профессиональным убийцам или освящения имущества, приобретенного на украденные средства. Для данной категории православие было не моральным ориентиром, а источником того «волшебства», что позволяет совмещать христианские таинства с нумерологией, дарующими удачу языческими обрядами, ритуалами шаманов и колдунов. За помощь «новому дворянству» духовенство награждалось пожертвованиями на храмы, инфраструктуру и собственное содержание, то есть, попросту говоря, коррумпировалось.

Наконец, впервые опознанный Виктором Пелевиным «солидный Господь для солидных господ» в «нулевые» годы стал элементом престижа и самоидентификации нового правящего класса — неономенклатуры, подвинувшей ельцинскую олигархию.

Конец переходному периоду положила смерть патриарха Алексия II в 2008 году, до последнего державшегося за внемирской статус церкви. С приходом Кирилла был заложен фундамент для формирования политического православия через союз правящего класса и поднявшихся за счёт контактов с ним церковных иерархов. Политическое православие укреплялось за счёт встраивания церкви в вертикаль, что положительно сказалось на ее финансировании и влиянии. Однако, подобная трансформация вела к утрате ассоциации церкви с верой среди паствы.

Дефолт по кредиту доверия

Пожалуй, в этом смысле РПЦ можно сравнить с КПРФ, потерявшей часть электората, заняв соглашательскую позицию. РПЦ тоже начала терять паству, в особенности, молодежь: интеграция в вертикаль всегда несет риск дефолта по кредиту доверия. Вот вам и причина слабой популярности православия среди молодых череповчан, да и россиян в целом. Делающая институт РПЦ слабым помощником государственной и городской власти в «овладевании» умами молодёжи.

Юлия Зубок и Нина Селиверстова из Института социологии РАН провели исследование установок верующей и неверующей молодёжи (15–35 лет). Попутно, кстати, установив долю верующих среди российской молодёжи — 45,3%.

К примеру, «архетип правоты власти, отсылающий к идее её сакральности и признанию безусловной мудрости» среди 15–24-летних верующих и неверующих разделяли 34,2 и 20,6% соответственно«.

«Аналогичное соотношение и по архетипу вины, — отмечают исследователи, — который часто связывают с зависимостью, покорностью, ослаблением воли, в группе 15–24-летних: среди верующих его разделяют 56%, среди неверующих — 27,2%. И в группах 25–35-летних резкое различие по архетипу вины сохраняется: среди верующих — 59,1%, среди неверующих — 31,8%».

Согласитесь, есть о чём подумать...

Подготовил Сергей Михайлов
СамолётЪ

Поделиться
Отправить