Кадуйский потоп.
«Забей!» «Лететбизм» Виктора Олеговича для «нового миропорядка» Владимира Владимировича
Тем более любопытно, как подействует «KGBT+» - новое произведение культового писателя – на массового читателя, особенно после того, как он, читатель, послушает намеченную на 30 сентября речь российского президента по поводу украинских событий и заранее воспринимаемую как апофеоз тревожности…
Признаемся сразу – мы в Самолёте новый роман Виктора Олеговича прочесть не успели. Зато уже купили книги, чтобы насладиться ими на выходных. А нашим читателям предлагаем краткий конспект отзывов уважаемых критиков – возможно он поможет вам принять решение: читать «KGBT+» или не читать.
Первое, с чего начинают все авторы рецензий – констатация ритуальности творчества Пелевина последних лет девяти, когда автор перешёл на ежегодный формат выпуска своих новых романов. Сама эта ритуальность имеет определённый терапевтически-успокоительный эффект: как говорится, «что было, то и будет… что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…».
Однако же в условиях возникшей после 24 февраля новой мировой реальности этого отсыла к Ветхому завету, пожалуй, уже недостаточно. Нужно что-то ещё. И рецензенты удовлетворённо сообщают: это «что-то» в романе есть.
Причём, новизна относится не к какой-то новой фабуле романа, действие которого происходит в знакомых декорациях прошлогоднего пелевинского романа Transhumanism Inc. Прочитавшие его уже знают, что в мире вся элита обрела бессмертие, переселившись в «банки» (подземные резервуары, где хранятся мозги состоятельных граждан, подключенные к миллионам генерирующих виртуальную реальность электродов), а на земле официально наступила «зелёная эра» и люди перемещаются исключительно на лошадях. Зато рекламу транслируют в мозг потребителя напрямую: через вживленный имплант, управляя эмоциями и желаниями человека.
На этом фоне разворачивается история главного героя по имени Кей — или, если полностью, KGBT+.
Аббревиатура, давшая название роману, пожалуй, придумана Пелевиным, чтобы расширить целевую аудиторию. В ней есть и KGB, как «привет» «патриотическому» крылу публики, и намёк на ЛГБТ, который, возможно, понравится ориентированным на западные ценности «криптолибералам». И даже крестик, отсылающий нас к евангельским мотивам.
Это, кстати, чутко уловила и зафиксировала Галина Юзефович, отметившая, что центральная для романа история «вбойщика» смыслов Кея – это не просто «история успеха», которая в качестве прообраза всегда отчасти ориентируется на евангелие.
«История, которую рассказывает Кей, оказывается, как ни странно, сразу и пародией на евангелие, и собственно евангелием. Сам же герой выступает одновременно и в роли паяца — куклы, которую дергают за нитки высшие силы, и в роли Спасителя. Благую весть, которую несет своим слушателям — а вместе с ними и читателям — Кей, сам он называет «летитбизмом»: «Просто позволь происходящему происходить. Оно будет происходить и без твоего позволения».
Юзефович считает, что Пелевин фактически выходит на авансцену, сбрасывает маску и обращается к читателю напрямую, предлагая нам план спасения. Смысл его послания прост: страдания возникают в тот момент, когда мы пытаемся оценивать и осмыслять происходящее или взаимодействовать с ним каким-то иным способом:
«Единственное, что мы можем сделать, чтобы избежать страдания, это отказаться от своей порочной привычки и воспринимать каждое событие, картинку, вдох и выдох словно бы извне, не вовлекаясь и не погружаясь в них. Если этого удастся добиться, «вот тогда тебя не будет в этом, тебя не будет нигде — ни здесь, ни там, ни где-либо посередине». Ты исчезнешь — и пересоберешь себя в ином мире, созданном по твоему собственному образу и подобию. Или не соберешь вовсе — если почувствуешь, что готов покинуть колесо Сансары».
Вроде бы ничего оригинального, но в пелевинской прозе старая истина о том, что нужно пытаться жить одним днём, «в моменте» не выглядит ни банальной, ни вульгарной, считает рецензент. Возможно, потому что Россия — такая страна, что апокалипсис в ней всегда за углом.
«Пелевин словно подводит нас к краю пропасти, берет за руку и говорит: «Не бойся, прыгай. Ну, давай вместе — видишь, я не боюсь». Пожалуй, в какой-нибудь другой — более счастливый и спокойный — год этого могло бы оказаться мало для безусловной благодарности и восхищения. В иных условиях можно было бы обсудить затянутую середину романа, утомительные самоповторы, банальность основного посыла и прочие несовершенства. Но в 2022-м — в самый раз», - подводит итог Юзефович.
С ней согласен и, например, Егор Михайлов, написавший свою рецензию в жанре «письма» к Пелевину, в котором отмечается, что сегодня реальность «настоящая» и «информационная» резко столкнулись, отчего роман стал разговором о том, что волнует всех:
«Про растерянность, про попытки сохранить себя, про то, что в России нельзя называть (вы в романе используете термин «В-слово»). Про одиночество: «…иной раз я вспоминал, что я абсолютно, космически одинок. Но чувство это, думаю, знакомо любому вменяемому человеку независимо от того, сколько у него соседей по камере».
«Если кратко и совсем грубо, - пытается сформулировать главную мысль нового романа Пелевина кинокритик Николай Корнацкий, - нас убеждают, что можно сохранить спокойствие даже в эпицентре урагана, если перестать остро реагировать на вещи, которые от нас не зависят. «Делай что можешь, и будь что будет», – фактически говорит Пелевин, почти повторяя Марка Аврелия. Который тоже был, судя по всему, стихийный буддист».
Михаилу Пророкову, который справедливо отмечает, что «KGBT+» «вышел в свет как раз тогда, когда многие ждут уже не столько пелевинской книжки, сколько конца этого света», отчего-то вспомнился другой персонаж Пелевина - полковник Савелий Скотенков из «Зенитных комплексов Аль-Эфесби».
Возможно, потому, что в этой повести о российском офицере, писавшем забавные тексты и сражавшемся в афганской пустыне с натовскими беспилотниками, есть фраза о том, что у любой эпохи есть своё собственное будущее, которое, конечно, никогда не наступает, но очень многое говорит об эпохе.
«Скотенков, родившийся где-то возле начала перестройки, оказался пленен тем будущим, которое представляли себе люди 1960-х,— «самым трогательным из всех национальных самообманов», - пишет Пророков. И продолжает:
«Можно ли представить себе юношу будущего, который пленится тем грядущим, которое представляется нам сегодня? И хотел ли автор «Transhumanism, Inc.» и «KGBT+», рисуя это грядущее, помочь предотвратить его или хотя бы уменьшить шансы на то, что оно будет именно таким… трансгуманным?
Вероятнее всего, да. Но неоднократно приходилось слышать про пытливые умы, исследовавшие что-то казавшееся им поначалу ужасным и постепенно влюблявшиеся в объекты своего исследования. Это может относиться и к коммунизму (случай Александра Зиновьева), и к людоедам, и к вирусам.
И к баночному будущему».
А вы, как считаете?
Сергей Михайлов
СамолётЪ