Субботние чтения. «Бог — не Ерошка, видит немножко». Или Алексей Мордашов 15 лет спустя

Что бы ни говорили, Мордашов фигура такого масштаба, о которой хочется говорить постоянно, чтобы на тебя обратили внимание. Это относится практически ко всем медиа — и «центральным», и «провинциальным», хотя сегодня великий Интернет всё больше становится тем самым «великим уравнителем», который стирает эту грань. Сегодня любой через мессенджеры, соцсети, свои «директы» и «каналы» может достучаться до любого. Если ему есть, что сказать. Чаще всего — нечего. Но можно пересказать слух, сплетню — беспроигрышный вариант, если он связан с известной личностью. Так возникает «хайп», вроде ещё не сошедшего на нет посмертного «феномена Началовой», возникшей вокруг погибшей певицы, почти уже было позабытой, но неожиданно на несколько дней ставшей едва ли не символом отечественной музыки, если не культуры вообще.

Удивительно, но о похороненном в тот же день великом кинорежиссёре Марлене Хуциеве, составившем эпоху в отечественном кино, сказали несколько слов избранные СМИ, о всём, хоть как-то связанном с Началовой, взахлёб говорят все.

Вокруг Мордашова, дай ему бог здоровья, тоже непрерывно рождается рой слухов и домыслов, связанных с его бизнесом, семьёй, отношениями с властью и т.д. И чем больше таких «новостей», чем больше их клубится вокруг Мордашова в медиа-пространстве, тем менее понятным становится сам человек, укутанный этим зыбким туманом полуправды.

Для меня, как, наверное, и для автора последнего интервью Николая Ускова, оно было интересно, во-первых, как возможность продраться к «настоящему» Мордашову. Все, кто пробовал, знают, как это непросто. Не только потому что интервью (не по конкретному бизнес-поводу, а «вообще» — о жизни и о себе) он даёт не часто. Но и если даёт, то говорит то, что хочет сказать сам, а не то, что ты от него ждёшь.

У автора этих строк был единственный такой опыт на излёте 90-х. Интересно было сравнить, как Алексей Мордашов изменился с тех пор.

Больше усталости

Об ощущении глубокой усталости Усков у Мордашова не спрашивал — тот сам заговорил об этом. Хотя мог бы, наверное, и не говорить — это в буквальном смысле «написано на лице» человека, которому перевалило за «полтинник» и у которого последние четверть века были ежеминутно заняты продумыванием тактики и стратеги развития компании, принятием важнейших и очень непростых решений. Нужно было реагировать на действия конкурентов, на политическую конъюнктуру. Нужно было не потерять голову от успехов и пережить поражения, которые тоже были. Всё это неизбежные составляющие части жизни крупного российского предпринимателя, которые явно не прибавляют сил и здоровья. Мордашов признался Ускову, что сегодня вынужден себя ограничить в «функционале» тремя основными занятиями: подбором топ-менеджмента, контролем развития культуры и бизнес-системы компании и «организацией дискуссий о стратегии и способах ее воплощения». И это тоже много, учитывая свойственный Мордашову, как он сам говорит, areas of improvement, перфекционизм, любовь «ковыряться» в деталях.

«Всем нехорошо»

Но это, так сказать, личные изменения. Что касается внешних перемен, то собеседники меньше всего говорили об очевидном — достаточно удивительном превращении Череповецкого металлургического комбината в огромную многопрофильную и разновекторную бизнес-группу, задающую тон не только в стране, но и на мировых рынках. Удивление вызывает то, что это удалось сделать внутри системы, мягко говоря, не самой благоприятной для ведения бизнеса и в обществе, мягко говоря, неоднозначно относящемся к нему, бизнесу.

Думаю, далеко не все в России (да и в родном Череповце) разделят утверждение Мордашова о том, что главным достижением страны, бизнеса (и, по умолчанию, его собственным) за последние 15 лет стал «рост уровня жизни людей». Мордашов сравнивает то, что есть, с тем, что было в 90-е, когда, по его словам, за чертой бедности жила треть населения страны. Многие россияне ещё с ностальгией сравнивают свою жизнь с тем, что было в СССР до «дикого капитализма» начала новой России. И даже проводят сравнение с Европой и Америкой, которое оказывается не в пользу сегодняшнего дня россиян, от 15 до 20% которых (зависит от методики подсчёта) по-прежнему за той же чертой нищеты. Хотя, конечно, есть в стране люди, готовые выложить полмиллиарда рублей в месяц за аренду дачного дома в подмосковном Серебряном бору...

А вот то, чего, по мнению Мордашова, точно не удалось добиться за это время, относится к самым сущностным вещам. Это экономическая система, которая «остается достаточно непростой для ведения бизнеса, особенно для малого и среднего». Это отсутствие в обществе консенсуса по важнейшим «смысложизненным» вопросам, таким как частная собственность, капитализм.

«Если вы сейчас выйдете на улицу и спросите 100 человек о том, хорошо это или плохо иметь частную собственность на средства производства, то услышите очень разные ответы», — говорит Мордашов. И с ним трудно не согласиться. В том числе, в том, что в обществе нет кого-то одного — политического деятеля или социальной группы — полностью ответственного за отсутствие согласия и доверия, за «плохую репутацию» институтов.

«У нас вообще у всех репутация сходная, плохая: у бизнеса плохая, у народа плохая, у правительства плохая, — у нас у всех репутация вызывает вопросы», — приводит Мордашов слова анонимного, но не лишённого проницательности чиновника. И добавляет от себя: «Поэтому я думаю, что мы все виноваты, не нашли достаточно энергии, ума, чтобы лучше относиться друг к другу. Помните великую поэму Некрасова „Кому на Руси жить хорошо“? Всем нехорошо».

«Булки с неба не падают»

Мордашов отстаивает мысль, что за последние 15-20 лет частный бизнес в России стал основой экономики: «Булки в магазинах появляются из частных пекарен, и колбаса не с неба падает. Это конкретные люди, которые взяли на себя ответственность каждый день работать, искать эффективные решения, поднимать производительность труда».

Ему бы хотелось, вероятно, сказать, что созидательному частному капитализму, к которому, безусловно, относится и его группа, нет альтернативы. Как некогда не было альтернативы советским газетам, которые профессор Преображенский советовал не читать до обеда доктору Борменталю. Но он не говорит этого, потому что в поле зрения маячит зловещая тень Андрея Белоусова с идеей новой «развёрстки» для частного бизнеса, и угроза со стороны разрастающихся, как метастазы, госкомпаний, готовых поглотить остатки крупного частного бизнеса.

Пока у Мордашова и его коллег-«олигархов» получается отбиваться — с более-менее приемлемыми потерями. Но есть ощущение некой политической нестабильности — и внутри страны, и за её пределами.

«Стихийное бедствие»

«Геополитическое напряжение», в эпицентре которого минимум с 2014 года находится Россия, напрягает и Мордашова, «Силовые машины» которого оказались под американскими санкциями. Как он к этому относится? Ускову Мордашов говорит, что, как к «непредсказуемому стихийному бедствию». Но его последующее объяснение по своей риторике очень напоминает то, что обычно говорят о «двойных стандартах» в международной политике кремлёвские пропагандисты.

С другой стороны, Мордашов уверяет, что не чувствует изменения отношения к себе из-за санкций со стороны делового сообщества Запада, мнением которого он, очевидно, дорожит. «Я недавно был в Давосе и не почувствовал никакого предубеждения по отношению к себе и коллегам». Собеседник Ускова признаёт, что «какие-то сложности, конечно, возникают, но это не причина впадать в уныние».

Вишнёвая девятка

Собеседники завершили разговор вопросом об отношении к богатству. Вопрос непростой для тех, у кого оно, богатство, есть, и очень простой, для тех, у кого его нет.

Мордашов здесь предпочитает находиться на позициях Макса Вебера и его «протестантской этики», утверждая, что «никогда не стремился быть богатым». Но всегда желал создавать, улучшать, совершенствовать.

«А когда ты в этом успешен, оно дарит тебе благосостояние». Особенно приятно здесь это онтологическое «оно», эвфемизм Создателя. По-русски тоже самое описывается поговоркой «Бог — не Ерошка, видит немножко». В любом случае такая позиция хороша для воспитания подрастающего поколения. Как и пример с первым автомобилем, который Алексей Мордашов купил едва ли не последним из своей первой «северсталевской» команды, когда еще был финансовым директором ЧерМК. Позволим себе привести этот фрагмент полностью:

«„Девятка“ вишневая. У нас уже был большой бизнес, мы продавали металл, меняли его на автомобили, продавали автомобили, это было начало и середина 1990-х годов. Однажды мой коллега сказал мне: купи себе машину, а я подумал: права нужно получать, и так далее, но потом выбрал из потока машин ту „девятку“ и все-таки купил. Не то чтобы я этого сильно хотел. Вот мои родители — да, они долго копили и наконец купили себе „Москвич 412“, для них это была настоящая цель. Мое благосостояние росло так быстро, что оно покрывало мои потребности, тоже растущие, конечно».

Полностью интервью Алексея Мордашова Forbes можно прочитать здесь.

Интервью читал Юрий Антушевич
СамолётЪ