Время собирать камни? Вологодская область примет участие в создании «Стены скорби» в Москве
Россия собирает камни памяти о Большом терроре 20 века, которые лягут в основу памятника жертвам политических репрессий «Стена скорби» в Москве.
Вологодская область отправляет в столицу свою «долю» и немалую — региону «повезло» стать одним из центров советского «лагерестроения»: 11 районов места дислокации лагерей для репрессированных и расселения выселенцев-спецпоселенцев. В одном только Вытегорлаге на начало Великой Отечественной войны содержалось свыше 34 тысяч зэков. В том числе и мой дед, белорусский крестьянин Игнат Антушевич, умерший, как было сказано в извещении, «по болезни» на строительстве Волго-Балта.
Ещё одной вологодской лагерной «изюминкой» было использование под лагерные зоны церковных заведений, в основном, монастырей. Естественно, предварительно освобождённых от прежних насельников. Самыми известными стали Спасо-Прилуцкий Дмитриев мужской монастырь (в 1930-1931 годах в нем размещался крупный пересыльный пункт для раскулаченных крестьян), Горне-Успенский женский монастырь (использовался под пересыльную тюрьму НКВД), Свято-Духов мужской монастырь (на его территории располагалось УНКВД-УМВД по Вологодской области).
«Стена скорби», как обещает автор Георгий Франгулян, будет представлять собой бронзовый двусторонний горельеф с несколькими арками. Он состоит из безликих человеческих фигур. С двух сторон на монументе расположены таблички со словом «Помни» на разных языках. Площадь перед памятником предполагают выложить камнями, привезенными из мест, где находились лагеря и тюрьмы ГУЛАГа.
Монумент должен открыться 30 октября 2017 года — в год юбилея Большого террора и в День памяти жертв политических репрессий. И обойдётся примерно в 300 миллионов рублей.
«Надеюсь, сооружением этого мемориала мы поставим заключительную точку в истории внутреннего противостояния в нашей стране, начавшегося еще с октября 17-го года», — заявил журналистам советник президента России Михаил Федотов.
Слова, которые выглядят не более, чем благими пожеланиями на фоне споров по поводу сути, масштабов и значения репрессий в юбилейный год. При этом ни одна из спорящих сторон — ни условные «сталинисты», ни условные же «либералы» — не отрицает того, что по сути своей репрессии, продолжавшиеся практически беспрерывно с осени 1917 года и до «холодной осени» 1953-го, есть безусловное и бесчеловечное зло. Спорят об «оправданности» применения этого зла, использовании его в качестве некоего «технологического» приёма функционирования власти в России-СССР, без которого власть не смогла бы функционировать, следовательно, сделать и много доброго из того, что она сделала. Отсюда вся эта игра цифрами: одни пытаются приуменьшить число жертв репрессий, чтобы показать их ограниченность, «инструментальность», другие — готовы преувеличить список репрессированных, чтобы подчеркнуть массовый характер государственного террора.
Несмотря, как я уже упоминал, «личную заинтересованность» в теме, меньше всего хочется морализировать по этому поводу. Признаюсь, призывы «каяться и плакать» ввергают меня в некий ступор, кажутся контрпродуктивными, как любая истерика. А уж культивирование личной ненависти к «палачам и их потомкам», учитывая многочисленность не только жертв, но и участников репрессий, можно расценивать как подготовку нового извода если не гражданской войны, то опасного для страны противостояния. Возможно, для кого-то увлекательного, но опять-таки конрпродуктивного.
Как представляется, обществу гораздо важнее было бы не перемалывать прошлое в бесплодных спорах о том, каким оно могло и должно было быть, а постараться твёрдо договориться о том, каким должно быть наше общее будущее. Во всяком случае, чего в нём категорически не должно быть.
В первую голову, уверен, тех самых репрессий, как инструмента политического регулирования. А ведь они, репрессии, незаметно став приметой сегодняшнего дня, уже готовятся войти в день завтрашний.
Речь не столько (или не только) о Кирилле Серебренникове (как оказалось, малоизвестном широкой публике персонаже).
Речь о раскручивающейся спирали репрессий против элит. Непредвзятые исследователи наглядно показывают, как с начала «нулевых» растут широта и глубина репрессивного охвата, как становится всё выше ранг репрессируемых. На новый качественный уровень посадки вышли осенью 2013 г. в связи с делом Росграницы и Росгранстроя, руководители которых первыми из глав крупных корпораций получили обвинения в создании преступного сообщества с целью хищения бюджетных средств. Можно вспомнить «дело министра Улюкаева». Но и продолжающийся разгром «Роснефтью» АФК «Система» — это тоже продолжение того же «процесса».
При этом репрессивное «регулирование» элит апеллирует не к сталинскому опыту, а скорее к «первоисточнику», из которого сам Иосиф Виссарионович черпал и «методические наработки», вдохновение. Да, речь о технологии «опричнины», противопоставленной «земщине» — ноу-хау Иоанна Васильевича.
При известном «положительном» эффекте (борьба с коррупцией, стимулирование вертикальной мобильности элит и их консолидация) репрессии имеют ряд важных пороков, губительных и для элит, и для государства.
Во-первых, это их дурная бесконечность (репрессии легко начать, завершить почти невозможно), превращающая всю систему власти в некоего уробороса*, пожирающего самого себя.
Во-вторых, со временем репресии становятся единственно возможным механизмом поддержания системы в относительно работоспособном состоянии. Это делает невыполнимым решение важнейшей задачи, стоящей перед страной — движения вперед, экономического и социально-политического развития. Ведь репрессии ведут к атомизации элит, разрушению социального капитала, консервируя тем самым статус-кво и парализуя все возможности социально-экономического развития.
И, наконец, третье — маховик репрессий имеет тенденцию выходить из-под контроля, опровергая иллюзию, что можно удержаться на каком-то локальном уровне. На самом деле от «точечных» репрессий до их массового применения все лишь шаг, который может стать настоящей катастрофой для России.
*Уроборос — змей, заглатывающий свой хвост, — в данном случае символизирует не только развитие репрессий по спирали, но и превращение тех, кто репрессии осуществляет, из субъекта в объект репрессий.
Юрий Антушевич
СамолётЪ