Лишние люди новой России. Стране, похоже, опять не нужны деятельные и амбициозные люди в экономике

Накануне новогодних праздников российский Forbes жаловался на отсутствие героев для обложки – изданию, возможно, впервые с начала работы в России не удалось выбрать бизнесмена года.

«Теперь на обложку «американского издания, которое того и гляди подведет под санкции», никто не хочет, - жаловалась редакция. - Приводя такой аргумент, бизнесмены ссылаются на что и кого угодно — юристов, коллег, советников, интуицию, и переубедить их невозможно. Хотя мы — российское издание и уже более 20 лет пишем про бизнес в России во всем его многообразии, пытаясь донести до читателей простую мысль: свобода и поддержка частного предпринимательства — основа экономического процветания страны».

Увы, эта «простая мысль» сегодня в России для многих далеко не очевидна. Всё громче раздаются голоса тех, кто желает национализации предприятий и производств, принадлежащих «олигархам» первой волны, или передачи их в руки «более системных предпринимателей». Являющихся «доверенными лицами» людей с большими властными полномочиями. Таких, вероятно, как некогда малоизвестный предприниматель из Невинномысска Алексей Сагал, который третий год подряд удивляет рынок крупными сделками с уходящими из России иностранными компаниями. С 2022 года оборот бизнеса Сагала вырос в пять раз, примерно до 200 млрд рублей, его хозяйство, в котором было два завода, разрослось до 19 предприятий по всей стране…

Религиозная «вера в производство»

Разделившаяся на две части экономика страны (в одной из которых производство растёт при устойчивом спросе со стороны государства, а в другой идёт замедление при отсутствии спроса) движется к новому состоянию, которое опрошенные РБК эксперты описывают, как «мягкая посадка между Сциллой и Харибдой».

И этот процесс, отмечают исследователи Института психологии РАН, интерпретируется россиянами в зависимости от их обыденных представлений об экономических процессах. А представления эти делятся в сознании наших сограждан на две ментальные модели экономики: мобилизационную и социальную, каждая из которых характерна для 41% респондентов. Ещё 18% опрошенных не сформировали определённых представлений на этот счет или ушли от ответа.

«Сторонники мобилизационных взглядов на устройство экономики считают, - пишут авторы исследования, - что развитие военно-промышленного комплекса сейчас способствует развитию российской экономики (так считают 46% опрошенных) и более склонны считать инфляцию и дефицит кадров результатами экономического роста. У них более длинный горизонт планирования, и они более склонны ожидать улучшения материального благополучия их семьи...

Сторонники социальных взглядов характеризуются более выраженными экономическими страхами и более высокой озабоченностью ростом неравенства в обществе, считают, что рост расходов государства на […] ведет к снижению материального благополучия рядовых россиян (с этим утверждением согласились 42%), более склонны интерпретировать инфляцию и дефицит кадров как признаки кризиса.

Мобилизационные представления об устройстве экономики более характерны для мужчин, россиян 35-59 лет, со средним и средним специальным образованием, проживающих в селах и малых городах, активных телезрителей, работников бюджетных организаций.

Существуют надежды, объединяющие представителей обеих ментальных моделей экономики.

Потенциальными признаками улучшения ситуации в экономике для большинства респондентов являются развитие отечественной промышленности, в том числе возобновление работы закрывшихся промышленных предприятий (90%), заметное снижение цен на товары первой необходимости и услуги ЖКХ (89%), увеличение бюджета на развитие инфраструктуры: строительство и ремонт дорог, газопроводов, электросетей и т.п. (87%), увеличение бюджета на научно-технологическое развитие страны (86%), резкое увеличение бюджета на здравоохранение и образование (86%).

Словом, видно, где именно проходит раскол в представлениях о «правильном» устройстве экономики.

Россия – страна торговая

Заложенная ещё при сталинской индустриализации «вера в производство» тем более удивительна, что практически вся постсоветская история России доказывает обратное – чем меньше в стране производства, тем выше благосостояния граждан. Об этом хорошо пишет автор знаменитой книги «Русская модель управления» Александр Прохоров, сам в прошлом технократ и бывший HR крупного завода:

По мнению Прохорова, для простых людей жизнь тем лучше, чем меньше в России заводов, самое страшное для простых россиян – это их эксплуатация в производстве и разного рода «мобилизационных рывках».

Он вспоминает, что отмирание за ненадобностью в 1990-е годы многих предприятий советской промышленности воспринималось населением как катастрофа. Хотя по большому счету это был положительный процесс: страна избавлялась от того, что ей не было нужно. Каждый промышленный рабочий, который был изгнан с умирающего завода, становился частью большой экономии. Сам он тяжело переживал изменение своего статуса, не подозревая поначалу, что происходило главное: «его дети уже не будут стоять у станка и изводить металл на стружку, на ненужные изделия».

В целом же «экономическая модель, которая сложилась в первые два путинских срока, предполагала ликвидацию советской экономики. С каждым закрытым заводом мы только богатели. Вот почему работать стали меньше, а жить лучше».

Потому всё постсоветское время начальники эти заводы и резали на металлолом, оставив только немного военки и стратегического назначения предприятия. Но и на те заводили иностранное оборудование и даже иностранных специалистов, пытаясь избавиться от советских стандартов (где-то вышло, где-то нет)».

В новый застой

Александр Прохоров выглядит вполне убедительно, когда говорит о том, что нынешний экономический кризис (несколько смягчённый в последние два года «бюджетным импульсом») начался сразу после 2008 года, когда всё ненужное уже было закрыто, распродано, заброшено. Основной источник обогащения пропал и сразу быстро прекратился рост. Из кризиса 2009 года страна уже выходила вбрасыванием денег в экономику и население. Этого хватило на пару-тройку лет. Но экономический рост прекратился с 2013-го года, ещё до присоединения Крыма и военных действий в Донбассе. «Модель себя исчерпала. Уже стало ясно, что она пережила себя, - пишет Прохоров. Наши власти смогли вдохнуть жизнь в политическую систему тем, что перенесли проблемы во внешнюю сферу - в конфликты с Украиной, со всем миром поцапались.., но экономику не обманешь. С 2014 года у нас экономика не растёт».

Александр Прохоров продолжает:

«Сейчас страну столкнули из застоявшейся колеи, она покатится под гору. Естественно, что какое-то время будут попытки репрессий. Но всё равно машину не остановить. Если система себя изжила, она будет отменена - мирным ли путем, реформаторским ли, дворцовым ли переворотом или какой-то агрессией. Но это случится. Всегда в русской истории это случалось. Если застойный период длился очень долго, то последующий период нестабильности был катастрофическим.

Но 20 лет застоя для России - это не очень много (если отсчитывать от 2009 года, то это будет примерно 2030 год – СамолётЪ). Бывало и хуже. Поэтому я не думаю, что будет что-то катастрофическое типа распада СССР. Смена элиты, изменения в экономике вообще будут не столь значительны, потому что, в отличие от советского периода, у нас нет огромного балласта ненужной тяжёлой промышленности. У нас балласт - бюджетная сфера, когда много чиновников. Но, согласитесь, их перевести в другие отрасли гораздо дешевле и проще, чем промышленного рабочего. У чиновника стол, стул и компьютер и 5 квадратных метров помещения. Причём помещение может быть легкоконвертируемо в офис и что-то еще нужное. Сами его офисные навыки легко переводятся в другую сферу. При этом каково было в 1990-е годы кузнеца, фрезеровщика или слесаря превратить в офисного служащего постиндустриальной эпохи - это гораздо более драматичная процедура. У нас перед страной не такие тяжелые проблемы, как были во время крушения СССР. Всё сейчас легче и проще.

Русская модель управления

Хотя и не так легко, как в западных моделях управления, где механизм конкуренции зашит изначально, отчего и перемены идут более гладко и менее болезненно. В России он действует только в нестабильной фазе реформ, революций и перемен.

Здесь, пожалуй, стоит кратко напомнить основы прохоровской «русской модели управления», которая пропитывает всю вертикаль власть – от президентской и руководителей крупных частных предприятий вниз до самых маленьких государственных и частных начальников. И позволяет лучше понять не только то, что происходит со страной в целом, но даже процессы регионального и муниципального уровня…

Итак, вот пять основных «родовых черт» национальной управленческой модели «по-Прохорову»:

- В России в основе управления лежат вертикальные отношения между вышестоящими и нижестоящими. Каждый сотрудник зажат сигналами сверху. Первые лица также находятся под прессингом - банков, инвесторов, политических векторов и т.д. Российские управленцы чувствуют себя хуже, чем в других странах, потому что наша ситуация менее предсказуема. К рыночной турбулентности (технические изменения, инновации и пр.) добавляются непредсказуемые решения начальства. Если вы следите за рынком, то можете предусмотреть разные сценарии развития событий, но если над вами 5-6 уровней начальства, плюс многие обращаются к вам через голову, учитывать все их сигналы сложно. Например, губернаторов сегодня оценивают по 200 показателям - ни один человек не в состоянии удержать в голове такое количество факторов.

- Авторитарный стиль управления так широко распространен в России, потому что его хорошо воспринимают. В наших условиях это пока оптимальная стратегия.

- Главные инструменты в русской модели управления - мобилизация и перераспределение ресурсов. Чтобы их задействовать, руководитель должен иметь больше полномочий, чем это экономически и технологически оправданно. Для управления страной в ручном режиме нужно иметь большую концентрацию финансовых ресурсов. Это наносит ущерб экономике, но позволяет управлять централизованно.

- В большинстве отраслей нет необходимости повышать производительность труда, потому что нет особой конкуренции. Крупные предприятия должны думать о занятости населения и не могут сильно сокращать людей. Если частный бизнес хочет стать эффективным, увеличивает интенсивность труда, он сразу вступает в конкуренцию с госсектором - там в пересчёте на трудозатраты оплата выше. И работник соображает - на заводе я работаю в два раза больше, чем бюджетники, а получаю больше всего в полтора раза. Оно мне надо?

- Уравниловка - внутренний механизм подавления конкуренции, защита от реформ. Уравнительный принцип требует, чтобы люди не перевыполняли план, чтобы всему коллективу не повышали нормы выработки. Передовиков производства нередко били коллеги.

Так россиян отучали работать – и история показывала, что деятельный амбициозный человек в России всегда проигрывает…

Подготовил Илья Неведомский

СамолётЪ