«Человек на своём месте».
«Бандитский» Петербург, «воровская» Москва и «мафиозная» провинция. Мифы и реальность современной России
О том, что «бандитский Петербург» — это не метафора и не просто название популярного в 1990-е криминального серила, на днях напомнила колонка Сергея Маркова. Человек, именуемый себя «политологом» играет особую роль в провластном экспертном сообществе, выделяясь особенной резкостью суждений. Часто в особой — этакой дурашливой манере, что уже составило Маркову славу едва ли не «придворного скомороха», но и даёт бОльшую свободу самовыражения. «Политологу» позволено говорить больше и более откровенно, чем кому бы то ни было.
И днями Марков высказался по поводу «замедления» YouTube, достаточно цинично и откровенно заявив, почему «вражеский» видеосервис отключить «неизбежно, необходимо и невозможно».
Если с «неизбежностью» и «необходимостью» всё более-менее понятно: YouTube неизбежно должен быть сломан, как часть инфраструктуры той части глобального мира, с которой России находится в конфронтации, и это необходимо сделать хотя бы потому, что он ещё и предпринимает враждебные по отношению к российской власти действия: отказывается удалять материалы, которые власть считает недопустимыми, а также блокирует материалы авторов, выражающих точку зрения этой власти.
Всё сложнее и откровеннее в обосновании Марковым «невозможности» блокировки YouTube. Автор признаёт, что глобальный видеосервис пользуется такой популярностью в России, потому что представляет собой настоящий кладезь не столько политической, сколько всяческой другой информации: художественной, развлекательной, образовательной и т.п.
И чтобы сделать собственный привлекательный аналог, считает комментатор, нужно будет забирать у YouTube все, что у него есть. А сделать это можно, только отказавшись от прав интеллектуальной собственности (и, добавим, во многом — частной собственности вообще). Сергей Марков прав, когда в порыве отваги называет такой отказ «настоящей революцией» — он на самом деле станет ударом, но не только по «доминированию западной цивилизации в современном человечестве», как полагает автор колонки, а и по самим основам этой цивилизации, из которой вышла и, надо признать, со всеми оговорками принадлежит и культурная Россия.
И это действительно было бы «серьёзное решение» почти равноценное объявлению войны. Но было бы очень «по-пацански»: устанавливать правила — это право сильного.
Начальство современной России очень чётко отграничивает понятия «права» и «правил». Право — есть в его понимании есть нечто внешнее и изменчивое. А правила — вещь глубинная, основополагающая, они основаны на «понятиях», нарушать которые нельзя даже тем, кто сам принимает законы. В них одновременно соединяется нечто важное от британского спорта и русского блатного сходняка.
Вот почему Россия так решительно отказывается играть по правилам «англо-саксов» (просто эти правила написаны без участия наших начальников) и также решительно апеллирует к внешнему — к законам, которые в отечественной традиции принято сравнивать с сельскохозяйственным подсобным инвентарём.
Сергей Марков осознанно или нет уловил (и указал на неё) ту логику силового решения проблем, которая давно стала характерной для представителей одной из российских столиц, получившей репутацию «бандитской».
Об этой особенности, пожалуй, лучше всего написал социальный антрополог, бывший глава Экспертного управления Администрации президента Симон Кордонский, исследуя длинную, ещё имперскую историю противопоставления Москвы, Питера и российской провинции.
Это настолько интересно и актуально, что позволим себе обширную цитату (просто лучше не скажешь):
«Москва со времён создания Питера является купеческим городом. И Пётр Великий очевидно не без основания называл московских купцов ворами. Сегодня, как и триста лет назад, Москва воровская столица России. Под ворами я имею в виду, естественно, не щипачей и форточников, а купцов, торговцев, олигархов, виртуальное сообщество пилителей бюджетов. За другой столицей закрепилась репутация «бандитского Петербурга». И это не только публицистическое преувеличение, поскольку склонность к силовому решению проблем столь же имманентное свойство питерцев, сколь склонность москвичей к уворовываю бюджетных средств.
При описании любого региона России почти всегда речь заходит о том, что там — в Ростове, Новосибирске, Чите или Калининграде — правит региональная мафия. При этом подразумевается, что в этих регионах есть некие ресурсы, которые не уворовать по-московски, ни гоп-стопнуть по-питерски не получается. Надо договариваться с местными, которые весьма несговорчивы и защищаются от столичных наездов специфическими — мафиозными с точки зрения чужаков — методами.
Явно в незапямятные времена сложились в стране три культуры: провинциальная мафиозная, московско-воровская и питерски-бандитская. Воры народ компанейский, готовы платить налоги и взятки, причём налоги для них форма отката, а государственный бюджет — форма общака. Да и в себя вкладываются — жизнь вокруг обустраивают — чтобы дома были опрятные и украшенные, улицы чистые, питейные заведения приличные. Гуляют воры обычно с цыганами. Или похоже. Любят красиво выпить и закусить с размахом. Издавна повелось, что воры селились в Москве — воровской столицей России. В Москве любят бардов и городской романс, а также военно-патриотическое пение, пьют водку, неравнодушны к пухленьким женщинам.
Столичность Москвы прежде всего в том что в ней нет обычной региональной мафии, она трансформировалась в воровское сословие. Причём сырьём Москвы стали деньги. Она их добывает и продает, откатывая в федеральный бюджет столько, сколько считается на данный момент приличным. Бандиты в чистом виде в столице не приживаются, со временем они становятся нормальными ворами.
Другая культура — бандитская, гоп-стопная, дворянско-аристократичная. Бандиты столь же стратифицированы, как и воры. Низшие страты берут за «охрану» ларьков и пилят поселковые бюджеты. Высшим стратам бандитов откатывается из региональных и федерального бюджетов и за «защиту государства и его интересов».
Бандиты, в отличие от воров, озабочены судьбами страны, её величием, культурой, военным превосходством. Налоги они не платят, общака не держат, госбюджет для них прежде всего карман, из которого надо брать на обеспечение процветания страны и их шайки. И гуляют они по-своему — официально любят высокое искусство, оперу с балетом, балерин, утонченных певичек и певцов-педерастов, а неофициально кайфуют от «Ленинграда». Мариинка да Эрмитаж — их любимые места. Бандиты пьют в меру, уважают марафет — кокаином не брезгуют, да и к новациям в этом деле вроде амфетаминов и экстази относятся терпимо.
Петербург с его проходными дворами между прямыми проспектами и линиями — идеальное место для гоп-стопа во всех его видах: от простого раздевания прохожих на улице до масштабных проектов вроде петровских реформ. Испокон веков воровская Москва противостояла бандитскому Питеру. И вместе они — только по необходимости обирать региональные мафии. В Питере, как и в Москве, региональной мафии нет. Это уникальный город, в котором нет культуры воровства, здесь бандиты держат мазу. Питер Россию берёт на гоп-стоп одномоментно. И при петровской модернизации, и при большевистском перевороте, и при ваучерной приватизации«.
И ещё одно меткое замечание Симона Кордонского:
«Задача любой власти в России есть выстраивание балансов между ворами, бандитами и сырьевыми мафиози, то есть между Москвой, Питером и провинцией. Социальная стабильность и есть такой баланс. Образованные элиты вынуждено выбирают: либералы более склонны поддерживать воров, государственники разного рода бандитов, коммунисты — мафиози».
Илья Неведомский
СамолётЪ