«Подковать» Левшу. Как Россия будет строить «технологический суверенитет?

В 2023 году российская экономика показала хорошие результаты — рост в 3,6%, — которым на форуме похвастал и глава государства. Другое дело, что эти темпы были достигнуты на фоне ухода и закрытия многих иностранных компаний. С одной стороны, это свидетельствует о потенциале дальнейшего роста. С другой, реализация этого потенциал в значительной степени зависит от того, сумеют ли государство и бизнес решить проблему изоляции России почти от всех мировых технологий.

Приключения «передовых» технологий в Вологодской области

Для примера, давайте посмотрим на то, что за технологи и как используются экономикой одного отдельного региона. В нашем случае — Вологодской области. Благо есть относительно свежие данные местного подразделения Росстата — сведения о разработк.

и использовании передовых производственных технологий за 2023 год.

Все за год субъектами экономики региона было использовано 2738 технологий — 92,2% к 2022 году. То есть потеряно сравнительно не так много — 7,8%. В лидерах по использованию — четыре отрасли: обрабатывающие и сборочные производства, плюс транспортировка; связь, управление и геоматика; информационные системы и АСУ; проектирование и инжиниринг.

Что касается способа приобретения технологий, то с 2021 года при общем (правда, незначительном) росте числа технологий, снижается количество технологий, не только приобретённых за рубежом (что, наверное, естественно в нынешних геополитических обстоятельствах), но и в России. Рост (причём, почти пятикратный) показывает число технологий, разрабатываемых самими организациями...

По итогу, в 2023 году доли приобретённых за рубежом и в России технологий почти сравнялись — 43,9% против 37%. На собственные разработки пришлось 19,1% технологий.

Большинство технологий, названных «передовыми», а точнее 96,8%, на Вологодчине используются более 6 лет (то есть приобретены они были не позднее 2017 года, а созданы бог весть когда).

Больше половины (56%) организаций региона используют технологии, внедрённые от 4-х и более лет назад.

Число организаций, полагающих, что воздействие «передовых» технологий на снижение импортозависимости отсутствует, за год изменилось не очень значительно: 48,2% против 55,4%. А вот количество организаций, отметивших высокую степень воздействия, хоть относительно невелико, но в 2023 году выросло почти в два раза — с 5,3% до 10,8%.

Зато гораздо больше тех, кто оценил высокую степень воздействия технологий на повышение эффективности производственного процесса: в 2022 году таких было 36,8%, в 2023-м — 31,8%. Примерно столько же организаций отмечало «среднюю степень воздействия» на своё производство.

И примерно на 10% возросла в 2023 году изобретательская активность в организациях региона, если судить по динамике подачи и выдачи патентов. Хотя в абсолютных цифрах это «крохи» — зарегистрировано 103 изобретения при 124 заявках.

Иными словами, в регионе налицо технологическая стагнация, которую пока не могут переломить ни национальные разработки, ни собственное полукустарное изобретательство.

Есть задача

Это довольно грустно, поскольку за будущую динамику отвечают текущие инвестиции, которые фактически означают будущее производство. И вологодскую статистику подтверждает недавний обзор ЦМАКП, в котором отмечаются стагнационные тенденции по многим ключевым отраслям экономики.

Задача экономического развития устойчивыми темпами выше мировых для России сейчас еще более актуальна, чем до 2022 года, отмечает ведущий научный сотрудник ЦЭМИ РАН Дмитрий Скрыпник. — Во-первых, полагает он, по-прежнему необходимо сокращать отставание от развитых стран. Во-вторых, нужны масштабные усилия по модернизации собственных производств. Если раньше этому процессу способствовали прямые иностранные инвестиции и приток технологий — настолько, насколько ими готовы были делиться, то сейчас сделать это без собственных исследований и разработок невозможно. Тем более что в развитии технологий почти все дружественные страны существенно отстают от «недружественных». Достижение технологического суверенитета требует вовлечения в процесс инженерных и научных школ, а скорее — их восстановления или создания с нуля, а это дорого и без экономического роста недоступно.

Однако именно эти усилия фактически и означают экономическое развитие, а в нынешних условиях альтернативы выстраиванию длинных технологических цепочек не существует.

Эксцессы исполнения

Создание в России «передовых инженерных школ» (одна из которых появилась и в Вологодской области на базе университета в Череповце, где займутся новыми материалами и новыми удобрениями) вещь отрадная, но, к сожалению, запоздалая. Приходится констатировать, что осознание властью и элитами необходимости развития собственных производств возникло в результате внешнего отключения России от технологий. Поэтому, куда ни кинь: в средства производства и станки, робототехника, все виды транспорта, беспилотные авиационные, морские и другие системы, экономику данных, новые материалы и химию, — почти везде у нас «клин», то есть проблемы с технологическим суверенитетом.

А 1 сентября у правительства страны наступает дедлайн по разработке и утверждению соответствующих национальных проектов. При этом в поручении президента подчёркивается необходимость налаживания внутренних кооперационных цепочек и развертывания серийного выпуска собственного оборудования и комплектующих.

Однако, замечает Скрыпник, здесь важно понимать, что кооперация — это совершенно иной механизм, нежели привычные уже рыночные отношения.

Проблемы консолидации

В стратегии научно-технологического развития страны, утверждённой в феврале 2024 года, делается упор на консолидации усилий федеральной власти, научного и предпринимательского сообщества.

О том, как непросто даётся такая консолидация, можно судить по дискуссиям на ПМЭФ-2024. Где поиск формулировок нового договора государства и бизнеса явно давался с трудом. Прежний подход «льготы в обмен на любые инвестиции» в изменившихся условиях уже не интересен государству — договор меняется и должен теперь описывать гарантии сохранности активов и доли в перераспределении в обмен на участие бизнеса в конкурентной борьбе за право внести вклад в приоритетные для государства проекты.

При этом, с одной стороны, власти предпочитают более активно вмешиваться в перераспределение капитала и инвестиций в экономике, либо указывая компаниям на свои конкретные потребности, либо требуя объяснить, как запрос на льготы «вписывается» в концепцию того или иного «суверенитета». Но, с другой, — похоже, что в ряде случаев регуляторы сами не понимают, как тот или иной суверенитет «приземлить» на реальные потребности отраслей, и ждут от бизнеса конкурентных предложений по устройству этого процесса. При этом ответных гарантий налоговой стабильности или, по крайней мере, инвестиционных стимулов не дают...

В результате остается неясным, какие институциональные механизмы обеспечат создание упомянутых технологических цепочек, ведь прежним институтам этого сделать не удавалось. Как правительство будет заставлять крупный бизнес, который и раньше не занимался углублением переработки сырья, делать это сейчас? Кто должен будет инициировать проекты? Если правительство, то на каком уровне и достаточно ли у него компетенций, каковы механизмы взаимодействия с отраслевыми институтами, инжиниринговыми центрами? Кто будет координировать смежные отрасли, которые должны будут обеспечивать долгосрочный спрос?

Ещё одной важной проблемой, по мнению экспертов, является тот факт, что правительство, похоже, не до конца осознало, что Россия всё-таки по-прежнему не развитая, а развивающаяся страна. Поэтому, странным выглядит ситуация, когда на фоне цели по увеличению доли отечественных высокотехнологичных товаров и услуг на внутреннем рынке в полтора раза к 2030 году, а объема несырьевого, неэнергетического экспорта — не менее чем на две трети, в поручениях по реализации послания нет слов о развитии авиации и нефтехимии. А между тем по глубине переработки нефти Россия отстает от таких развивающихся стран, как Малайзия и Иран, который уже несколько десятилетий живет в условиях отсутствия доступа к западным технологиям.

«Подковать» Левшу

Словом, пока так и не видно чёткого механизма реализации проектов, их оптимального выбора с точки зрения вклада в стратегические цели в условиях ещё большей, чем прежде, ограниченности финансовых ресурсов.

Как не видно и учёта властями особенностей отечественных «инноваторов» в широком смысле слова, которым предстоит превращать «технологический суверенитет» в конкретные продукты.

Здесь можно вспомнить лесковского «Левшу», в начале которого генерал Платов пытался объяснить государю, что «наши [мастера, СамолётЪ] на что взглянут — всё могут сделать, но только им полезного ученья нет.

И представлял государю, что у аглицких мастеров совсем на всё другие правила жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через то в нем совсем другой смысл....

Если внимательно посмотреть на «портрет российского инноватора», как на представителя социальной группы, выживающей в течение долгого времени в определённой среде, то можно выделить характерные для него приспособительные механизмы.

Так неумение себя продавать и замкнутость на узкий круг обусловлена чёткой непубличностью инвестиционных соглашений в российской практике.

Универсальная, а не узкая квалификация — это вынужденное требование низкосегментированного рынка. Нацпроекты и гранты сменяют один другой, вчера разрешённые механики работы сегодня запрещаются и наоборот, риски сыплются на инноватора как снег в феврале. Ну, а он, очевидным образом, пытается многозадачностью защититься от внезапных манёвров крупных игроков в сферах своего интереса.

Радикальный индивидуализм тоже штука условная и проистекает чаще всего из того, что «это надо одному», как говорил поручик Лемке в известном фильме.

Малый объём денег в индустрии ведёт к выживанию одиноких волков, как только какой-то её сегмент насыщается финансово — сразу появляются отличные навыки командной работы.

Завершающий всё это короткий горизонт планирования отражает аналогичный горизонт планирования экономики в целом.

То есть мы имеем дело с адаптационными механизмами к существующим «правилам игры». С управленческой точки зрения риском для инноватора является правовая и финансовая неопределённость, нечёткость правил игры, размытые границы возможного и существенные ограничения по выходу не нероссийские рынки — и на них он реагирует совершенно конкретным набором личностных черт. Те инноваторы, которые их не имеют, вымываются из среды или в академическую науку, или в исполнительские должности, или за рубеж...

Подготовил Сергей Михайлов
СамолётЪ