Датчик. Скажи государю «нет». К годовщине вологодской опалы первого и последнего «политического» патриарха

20 июля 1658 года, 364 года назад, Патриарх Московский и всея Руси, Великий Государь Никон (он — единственный из патриархов носил этот титул, фактически приравнивавший его к царю), объявил в Успенском соборе Московского Кремля, что оставляет патриаршество. Он покинул Москву и удалился в подмосковный Воскресенский Новоиерусалимский монастырь, который был его личной собственностью.

А начиналось все вполне благополучно. Молодой царь почитал патриарха Никона, доверял его советам в делах государственного управления и даже в периоды длительного своего отсутствия оставлял патриарха во главе правительства. Повелением царя к титулу патриарха «Великий Господин» был добавлен царский титул «Великий Государь». Что вызывало зависть и недовольство бояр, не желавших терять влияние на царя, и ревность многих духовных лиц.

При дворе начались интриги, оговоры. Постепенно произошло охлаждение отношений между царём и патриархом. Причиной окончательного разрыва, видимо, стала философская деятельность Никона, который утверждал, что «священство выше царства», что ни один светский закон не может быть выше церковного, божественного.

Конфликт между царем Алексеем Михайловичем и Никоном разрастался. Последней каплей, говорят, стало то, что накануне патриарха не пригласили на прием кахетинского царевича Теймураза I. Есть версия, что Никон обиделся на то, что царский слуга ударил его, Никона, слугу. Патриарх оставил Москву. Отказавшись от сана, Никон рассчитывал, что Алексей Михайлович позовет его обратно, но надежды оказались напрасными. Через восемь лет Никон был взят под стражу и сослан в Ферапонтов монастырь под Вологдой. А затем — в Кирилловский монастырь на более жесткое житье.

Он находился в заточении на Белеозере почти 15 лет: 12 провел в Ферапонтове монастыре, а оставшиеся 3 года в большом Кириллове.

Как он там жил?

СамолётЪ прочитал сочинение архим. Варлаама «О пребывании патриарха Никона в заточении в Ферапонтове и Кириллове [Белозерских] монастырях».

О помещении

В Ферапонтовом монастыре, скорее всего, жил он весьма стеснительно. Через год даны были ему «новые кельи», которые строились для него и, вероятно, были они не каменные, а деревянные, потому что из Кириллова монастыря были затребованы «добрые плотники, сколько «человек пригоже», а не каменщики, и что кельи эти отделывались отчасти и на собственную казну патр. Никона.

В 1676 г. патриарха перевели в Кириллов монастырь. Здесь отведены были ему кельи каменные, но от кирпичных печей шел угар. Поэтому в том же году печи заменили, сложили «образчатые ценинные, чтобы угару отнюдь не было». Были еще планы позади келий возвести «особую поварню каменную», но от постройки новой, каменной поварни монастырские власти отозвались из-за тесноты места. В кельях также подновили стены, сделали «подволока вновь и красные окна, и из келий другая двери в застенок, и от тех дверей; переходы: «в вышку, как ему угодно».

О надзоре

Патриарх Никон находился в Ферапонтове монастыре под надзором военной команды под начальством пристава из 20 человек стрельцов. Стрельцы стояли при кельях патриарха не с воинским оружием, а «с дубьем». Доступ туда для сторонних людей в первые годы заключения был очень труден. Но по прошествии времени общение Никона с народом было уже свободнее. Так в 1675 г. собирались к нему крестьяне окрестных волостей, особенно женщины, за лекарствами, в большом числе, человек по сорока и более за раз. Пристав и стрельцы жительство имели за монастырем, на особом дворе. У пристава находилось еще несколько человек «подьячих для письма Государевых дел». Подьячие были из служек Кириллова монастыря. Вся эта команда и приказная изба состояли на содержании этого же монастыря.

При кельях патриарха в 1668 г. жили шесть человек монашествующих, в том числе — казначей, иеромонах и иеродиакон. А 1672 г. было у него братии — только четыре человека. Обязанность их главным образом состояла, конечно, в исправлении для Никона богослужения, но, видимо, они исполняли при нем и другая послушания.

Для черных услуг даны были ему от Кириллова монастыря: конюх, повар, портные и сапожные мастера, подьячие для письмоводства.

В первые годы заключения, надо полагать, патриарх часто подвергался глубоким душевным потрясениям, потому, что в монастыре проводились строгие розыски и аресты людей духовного и мирского званий.

С 1672 г. патриарх начал пользовться большею против прежнего свободою, имел позволение выезжать из монастыря, вероятно, для прогулки, и ездил, обыкновенно, верхом. Так летом он настоятельно требовал для себя из Кириллова монастыря «лошади доброй, с ходою, ступистой, не шарахой и не спотычтивой» и сафьянного седла «властелинского» доброго, «на чем ему самому ездить», и сукна на полной «снимальник», и когда ему присланы были оттуда лошадь шерстью серая, прозвищем «щегол», сафьянное седло с уздою и прочим прибором, 1 арш. сукна на «снимальник» вишневого цвета, то он, взяв сбрую, лошади этой не принял, потому что «цветна», и велел привестии другую лошадь «добрую», карюю, или гнедую, или вороную или, бурую изтемна, и присланную затем вороную лошадь, прозвищем «Москва», велел принять.

О содержании

Продовольствие доставляли Никону в Ферапонтов монастырь не только в достатке, но и с избытком, и даже некоторою роскошью.

По царскому указу, вскоре по доставлении Никона в монастырь, грамотою, от 5 января, 1667 г., было приказано властям Кириллова монастыря присылать на содержание его все, что ни потребует: «бывшему патриарху, старцу Никону, белых и черных оловянных и медных судов, сколько пригоже, чтобы у него, Никона, судами было нескудно».

Поэтому отправлено было к нему для его кухни и стола «посуды: медный луженый противень в l½ ведра, другой такой же в 1 ведро, два по менее ведра, две сковородки черные по полуведру, „веко“ порожнее луженое, 6 сковородок луженых, „что на стол ставят“, 6 блюд белых средней руки, две солоницы, две скатерти „добрых“ и две скатерти „расхожих“, оловянник в ведро, два оловянника по полуведру, три кружки оловянных, медный кумган в ведро, три братыни медных, яндова медная в ведро, ковш разливальный медный и дюжина достоканов добрых». И другая разная посуда, и, между прочим, 6 ножиков и вилок столовых, сделанных нарочито против данного им «образца».

«Провизия» доставляема была из Кириллова монастыря, сначала по мере надобности, а потом помесячно и по недельно. Так по июльской росписи 1669 г. значится: «муки ржаной ситной белой доброй полосмины на неделю в Московскую меру, пшеничной муки доброй на неделю четверик, просяных круп на месяц четверик, овсяных и ячных круп по четверику на месяц, солоду на месяц по варе ржаного и ячного доброго, а в варе по осьми четвериков, соли на месяц по пуду; во всеядные дни: по гривенке на день коровьего масла, по 10 яиц, рыбы по белуге на два месяца, по осетру на месяц, стерлядей добрых на жаркое и ушные рыбы сколько пригоже, семги по два пуда, икры черной белужьей и осетровой по гривенке на день, по пучку вязиги доброй, щук, судаков, лещей живых и колотых просоленных сколько пригоже, а ушные какова есть неводная своего неводу, по два четверика луку, по четверику чесноку на месяц, по пол четверику хрену, да по фунту перцу на месяц; в постные дни: гороху белого доброго по четверику на месяц, рыжиков маленьких и груздей по два ведра на месяц, масла битого доброго конопляного по ведру на месяц, свеч восковых на неделю по гривенке во всесожжение, да по гривенке ручных, а образец тем свечам дан в Кириллов монастырь». Кроме сих припасов, еще отпускались ему, по его требованиям: мед, хмель, сыры, сметана, уксус, толокно, капуста, репа... Замечательны требования его в этом роде: 1 Марта, 1668 г.: «десяти пудов семги на провес.,» 11 апреля «погонной» (т. е., первого весеннего лова, который, по способу ловли, называется «погонею) «рыбы красной, стерлядей, а прислать бы им та рыба живая»; 16 декабря, 1669 г.: «повсенедельно по вся субботы но ситнему „хлебу, да по два блюда пирогов пряженых“, и в мае, 1672 г.: муки ржаной белой, а „рожь молоть отолокни с водою“. Власти старались снабжать Никона даже сверх требуемого им от собственного усердия. Так в 1672 г., ко дню памяти преподобного Кирилла Белозерского, они прислали ему: хлеб, 20 стерлядей живых в бочке, ведро меду „ставленого“ и три ведра пива ячного.

Но кроме провизии из Кириллова монастыря, Никону еще дана была от государя „рыбная тоня“ на реке Шексне под селом Бородавою, и Кириллов монастырь обязан был, вместе с Ферапонтовым, погодно доставлять ему туда для ловли рыбы невод с людьми и лошадьми, и всякая другие рыболовные снасти. рыбу погонной ловли возили к нему живую в бочках, и он заказывал „провожатым приказать беречь накрепко, чтобы та рыба у Ферапонтова монастыря не поснула“.

Кроме сего иногда снабжали его рыбою, по государеву Указу, и из казенных тоней. Так в 1668 г., в апреле месяце, доставлены были ему „живые стерляди“ с Шексны реки, а в августе привезенные из государевых Дворцовых сел Пошехонского уезда „чистые осетры“. Живая рыба сажалась в Ферапонтове монастыре в пруды, сделанные Никоном, и в старые монастырские.

У патриарха не было недостатка и в „одежде“, которую он получал из Кириллова монастыря, а частью шил на свой счет. По прибытии в Ферапонтов монастырь, он прежде всего вытребовал себе из Кириллова монастыря спальный прибор: „тюшак“, подушку и одеяло». В 1669 г. пристав требовал от Кирилловских властей для Никона портных и сапожников, которые умели бы делать «доброе монашеское платье и обувь сафьяную» и скорняка для выделки «бобров, лисиц и песцов». В последствии времени доставляемы были ему готовые свитки, тканина, сапоги, туфли, татауры (кожаные пояса), овчины «легкие меженные», крашенина... Не были забыты и мелочи: плетешки, нитки белые и черные, шелк, ножницы, утюг и т. п.

Из «мебели» значатся взятыми к нему из Кириллова монастыря только два стола «добрых».

Из «хозяйственных вещей, кроме кухонной и столовой посуды и рыболовных снастей, патриарх получил: два «свечника» медных, «в чем масло и сало горит», свечи сальные, сено и овес для лошадей и коров своих, железо, медь, гвозди, терпугу, куски, клещи, наковаленки, семена огородные, под четыре телеги колеса. В 1672 г. попросил «десять человек плотников со всею плотничною снастью для дворового строения скотного двора, где быть животине его, да десять же человек с подводами возить бревна на «дворовое строение». Но власти Кирилловские отказали ему, сославшись на то, что «ныне время крестьянам работное, рожъ вперед сеют и хлеб с полей убирают, а не дворы строят.

О настроении

Все дни свои Патриарх Никон посвящал Богослужению и чтению книг. Занимался рыболовством, земледелием и скотоводством, и даже лечил больных из жителей окрестных сел. Но об образе его жизни и занятиях в Кирилловском монастыре ничего подробно неизвестно, потому что никаких бумаг не сохранилось.

«Домашнее чтение» его было разнообразно, и состояло из книг догматических, нравственно-аскетических и исторических. Книг он требовал из Кириллова монастыря много.

Из «хозяйственных» занятий любимейшим у него было рыболовство, за которое он принялся вскоре по прибытии в Ферапонтов монастырь, к чему, конечно, много располагала его и самая природа тамошняя, более всего богатая водами и рыбными ловлями, и особенно положение монастыря сего, который стоит на берегу живописного озера Бородавскаго, изобильного крупною белою рыбою.

Ловля производилась не одним неводом, но и удами, которых иногда ставилось в реке Шексне для перемету вдруг до 600, а также ботальными сетями, и мережами. Рыба ловилась не только крупная белая и. красная, но и мелкая. Рыболовные снасти иногда делались дома у него, для чего он требовал мочал липовых возами, по несколько пудов пеньки, конопля, льну, пряжи, ужищ. А лодку, колтуши и веревки к неводу покупал и на свой счет, за ними посылал, даже в Вологду. При перемещении Никона в Кирилловский монастырь оказалось, что в Ферапонтове наполнено им было живою рыбою несколько прудов.

Я — Патриарх!

По «духу» своему Никон и в заточении остался таким же, каким был во время своего могущества на кафедре Всероссийской Церкви — непреклонным, строгим, взыскательным, иногда до излишества, и пылким.

Не признавая себя виновным перед Церковью, а осуждение — законным, он и в ссылке не переставал называть себя «патриархом». В Ферапонтове именовали его «патриархом» не только собственные старцы, но и игумен и вся братия монастыря, и мирские люди.

Низложенный Патриарх Никон пробыл в ссылке 15 лет. Перед смертью царь Алексей Михайлович в своем завещании просил у Патриарха Никона прощения.

Новый царь Феодор Алексеевич принял решение о возвращении Патриарху Никону его сана и просил его вернуться в основанный им Воскресенский монастырь. Уже больной Никон отправился в дорогу, но не вынес тягот пути и скончался. Патриарх Никон был погребен в Воскресенском соборе Ново-Иерусалимского монастыря. Через год, в сентябре 1682 года, посмертно он был восстановлен в сане Патриарха всея Руси.

Больше таких самостоятельных и своенравных патриархов, способных сказать мирской власти всю правду, на Руси не было, да и, наверное, быть уже не могло...

Евгения Васильева
СамолётЪ