Мама дорогая. 24 ноября — Международный День матери

Праздник, придуманный, говоря официальным языком, «чтобы вдохновить и поддержать женщин, на которых ложится основная нагрузка по воспитанию детей». На самом деле, похоже, это придумали сентиментальные бывшие дети, чтобы сказать «спасибо» (часто запоздалое) своим мамам. И, наверное, это правильно.

Фото: Pinterest

Мама у человека бывает только одна, ведь и рождается он только однажды. И более близкого, родного человека у него нет. К сожалению, не все из нас и не всегда об этом помнят. Вот для этого, в том числе и придуман специальный праздник, чтобы даже самый отъявленный мерзавец помнил, что мать у него всё-таки была, значит, и в нём есть что-то человеческое...

Но ведь и у каждой матери тоже была своя мама, о которой тоже неплохо было бы вспомнить сегодня. Маме моей мамы, бабушке Маше было 14 лет, когда 1 декабря 1915 года в Российской империи впервые организованно отметили День матери в Первом Петроградском отряде скаутов, ставших потом образцом для советских пионеров.

В общем, юность и молодость бабки пришлась на крутые времена — мировой войны, революции, гражданской войны. И люди, которые жили во всём этом, были соответствующие — рожали тогда много и вокруг были в основном очень молодые люди (средний возраст населения — 17-18 лет). Чтобы понятнее было — это, как сейчас в Афганистане или африканском Сомали.

Низкая ценность человеческой жизни, пропитанное насилием общество (оно сопровождало крестьянина с самого детства) — которому в ходе Первой Мировой ещё и легально дали винтовку.

Под стать были и управленцы изменений с двух сторон (красной и белой), представители молодой интеллигенции — с высоким процентом неврастеников (и психотклонений) и наркоманов, сексуальных девиантов. Изломанные люди без моральных тормозов.

Такие люди потом устанавливали советскую власть и устроили первую в мире не только социалистическую, но и сексуальную революцию: историки, опирающиеся на социологию 1920-х годов, пишут о чрезвычайной сексуальной активности тогдашней молодёжи. В 1922 году опрос московского студенчества показал, что 80,8% мужчин и более 50% женщин имели кратковременные половые связи; при этом лишь 4% молодых людей объясняли своё сближение с женщиной любовью к ней.

В 1923 году медики Петрограда установили, что в рабочей среде 63% юношей и 47% девушек, не достигших 18 лет, вступали в добрачные сексуальные контакты.

Эти данные во многом совпали с материалами всесоюзного обследования 1927 года: две трети представителей пролетариата начали половую жизнь до совершеннолетия, а почти 15% — до 14 лет.

Не знаю, зажигала ли тогда вместе со всеми и моя бабка, которая как раз в 1920-е была московской студенткой, а потом — подмосковной учительницей. Но ближе к концу 1930-х остепенилась — уехала в Вологду, вышла замуж за бухгалтера деда Фёдора, родила мою маму и дядю Лёву. А потом кровавый 1937-й разделил их семью — дед с дядей уехали в северную поморскую ссылку, где они и прожили до самого конца Великой войны.

В войну бабка с мамой отправились в эвакуацию, а потом долго возвращались оттуда, следуя за наступавшей Красной Армией...

Я помнил бабушку строгой взрослой женщиной, привыкшей командовать мужиками. Даже мой отец относился к ней с опасливой осторожностью. Маму бабушка держала в строгости. Но постепенно, с возрастом, становилась всё мягче и сентиментальнее — часто плакала, когда слышала по радио песни своей бурной молодости. А ещё удивляла меня воспоминаниями о местах, в которых успела побывать — мне казалось в детстве, что не было такой точки в Советском Союзе, где не ступала бы нога моей бабки.

Мама любила её — свою маму, — и оставалась с ней до конца, до того момента, когда однажды она уснула навсегда с дореволюционным томиком любимого Диккенса в руках...

Мама была очень весёлой, какой-то очень солнечной женщиной. Особенно, как говорят, в молодости, совпавшей с советской «оттепелью» — и это хрущёвское время стало временем наибольшего счастья для людей за всю историю страны.

Кончились массовые репрессии, начались реабилитации, вздохнул облегчением и мой отец, сын «врага народа» — сгноённого на строительстве Волго-Балта председателя белорусского колхоза. Был отменён запрет на перемену места работы. Началось небывалое по масштабам и продолжительности улучшение жизни советских людей: сокращение рабочей недели, увеличение длительности отпуска по беременности, отмена принудительных займов, уменьшение налогов, взимаемых с населения, увеличение минимума зарплаты и семейных пособий, введение достойных пенсий, улучшение продовольственного снабжения и, конечно, начало массового жилищного строительства — одно из важнейших событий периода... Плюс ошеломительный эффект запуска первого космического спутника и полёта Юрия Гагарина.

Это было время удивительного всеобщего какого-то романтического счастья. Ощущение которого дошло до нас эхом атмосферы художественных фильмов того времени. В полной мере его я, родившийся через год после гагаринского полёта, толком ощутить не успел. Но до сих пор испытывают острую зависть к тем молодым людям начала 1960-х годов, особенно городской молодежи, которые были намного счастливее, чем большинство граждан постсоветской России. Этому способствовали ещё и культ знаний, и практически всеобщий атеизм — которые царили и в нашей семье тоже.

Одной из таких счастливиц была моя мама. Да, она была счастлива, хотя и признавалась, что была очень напугана происходившим во время Карибского кризиса, пришедшегося как раз на время её беременности: «Не знала, рожать тебя или не рожать», — говорила она мне как-то потом.

Потом было неизбежное расставание, связанное со взрослением и усугубившееся со временем распадом большой страны. Мы с мамой внезапно стали иностранцами по отношению друг к другу. Видеться стали реже, организовывать встречи стало трудней. Я видел, как с каждым годом моя мама, оптимистка и хохотушка, становится грустней.

А когда в отношения двух стран стала всё сильнее вмешиваться большая и грозная политика, мама сделала, наверное, самое разумное, что можно было сделать — сошла с ума.

Её уже давно нет на этом свете. Не у кого просить совета и прощения. Но я всё-таки надеюсь, что она видит и слышит меня. Поэтому время от времени повторяю про себя: «Прости, мама! Я тебя очень люблю».

Маме моих дочерей, возможно, в чём-то пришлось сложнее, чем моим бабке и матери. Она явно была рождена, чтобы получить от жизни больше, чем получила. И достойна была куда большего. Но в итоге оказалась частью женского «сэндвич-поколения» на сломе эпох, на долю которых выпало много учиться, работать, рожать своих детей, а потом одновременно заботиться и о них, и о как-то стремительно постаревших родителях.

Я не знаю, как она всё это выдерживает. Как сказал персонаж одной известной пьесы, «возможно, это не подвиг, но что-то героическое в этом есть».

Для меня эта мать и дочь-героиня навсегда останется той неотразимой двадцатилетней девчонкой, которую я как-то на раз полюбил и понял, что мы будем вместе, «пока жизнь не разлучит нас...»

Дочери, — в чём-то очень похожие на нас с женой, в чём-то уже совсем другие, — тоже, я надеюсь, когда-нибудь станут мамами. Иначе, наверное, нельзя. Иначе будет неправильно — сама жизнь остановится. Пропадёт последняя надежда на лучшее будущее. А без надежды на этом свете жить невозможно...

Поэтому с праздником вам, мамы всех времён и народов! Вы — лучшее, что есть у нас, ваших детей. Мы вас любим и помним. Пусть так будет всегда!

Юрий Антушевич
СамолётЪ

Поделиться
Отправить