Мама дорогая. 24 ноября — Международный День матери
Мама у человека бывает только одна, ведь и рождается он только однажды. И более близкого, родного человека у него нет. К сожалению, не все из нас и не всегда об этом помнят. Вот для этого, в том числе и придуман специальный праздник, чтобы даже самый отъявленный мерзавец помнил, что мать у него всё-таки была, значит, и в нём есть что-то человеческое...
Но ведь и у каждой матери тоже была своя мама, о которой тоже неплохо было бы вспомнить сегодня. Маме моей мамы, бабушке Маше было 14 лет, когда 1 декабря 1915 года в Российской империи впервые организованно отметили День матери в Первом Петроградском отряде скаутов, ставших потом образцом для советских пионеров.
В общем, юность и молодость бабки пришлась на крутые времена — мировой войны, революции, гражданской войны. И люди, которые жили во всём этом, были соответствующие — рожали тогда много и вокруг были в основном очень молодые люди (средний возраст населения — 17-18 лет). Чтобы понятнее было — это, как сейчас в Афганистане или африканском Сомали.
Низкая ценность человеческой жизни, пропитанное насилием общество (оно сопровождало крестьянина с самого детства) — которому в ходе Первой Мировой ещё и легально дали винтовку.
Под стать были и управленцы изменений с двух сторон (красной и белой), представители молодой интеллигенции — с высоким процентом неврастеников (и психотклонений) и наркоманов, сексуальных девиантов. Изломанные люди без моральных тормозов.
Такие люди потом устанавливали советскую власть и устроили первую в мире не только социалистическую, но и сексуальную революцию: историки, опирающиеся на социологию 1920-х годов, пишут о чрезвычайной сексуальной активности тогдашней молодёжи. В 1922 году опрос московского студенчества показал, что 80,8% мужчин и более 50% женщин имели кратковременные половые связи; при этом лишь 4% молодых людей объясняли своё сближение с женщиной любовью к ней.
В 1923 году медики Петрограда установили, что в рабочей среде 63% юношей и 47% девушек, не достигших 18 лет, вступали в добрачные сексуальные контакты.
Эти данные во многом совпали с материалами всесоюзного обследования 1927 года: две трети представителей пролетариата начали половую жизнь до совершеннолетия, а почти 15% — до 14 лет.
Не знаю, зажигала ли тогда вместе со всеми и моя бабка, которая как раз в 1920-е была московской студенткой, а потом — подмосковной учительницей. Но ближе к концу 1930-х остепенилась — уехала в Вологду, вышла замуж за бухгалтера деда Фёдора, родила мою маму и дядю Лёву. А потом кровавый 1937-й разделил их семью — дед с дядей уехали в северную поморскую ссылку, где они и прожили до самого конца Великой войны.
В войну бабка с мамой отправились в эвакуацию, а потом долго возвращались оттуда, следуя за наступавшей Красной Армией...
Я помнил бабушку строгой взрослой женщиной, привыкшей командовать мужиками. Даже мой отец относился к ней с опасливой осторожностью. Маму бабушка держала в строгости. Но постепенно, с возрастом, становилась всё мягче и сентиментальнее — часто плакала, когда слышала по радио песни своей бурной молодости. А ещё удивляла меня воспоминаниями о местах, в которых успела побывать — мне казалось в детстве, что не было такой точки в Советском Союзе, где не ступала бы нога моей бабки.
Мама любила её — свою маму, — и оставалась с ней до конца, до того момента, когда однажды она уснула навсегда с дореволюционным томиком любимого Диккенса в руках...
Мама была очень весёлой, какой-то очень солнечной женщиной. Особенно, как говорят, в молодости, совпавшей с советской «оттепелью» — и это хрущёвское время стало временем наибольшего счастья для людей за всю историю страны.
Кончились массовые репрессии, начались реабилитации, вздохнул облегчением и мой отец, сын «врага народа» — сгноённого на строительстве Волго-Балта председателя белорусского колхоза. Был отменён запрет на перемену места работы. Началось небывалое по масштабам и продолжительности улучшение жизни советских людей: сокращение рабочей недели, увеличение длительности отпуска по беременности, отмена принудительных займов, уменьшение налогов, взимаемых с населения, увеличение минимума зарплаты и семейных пособий, введение достойных пенсий, улучшение продовольственного снабжения и, конечно, начало массового жилищного строительства — одно из важнейших событий периода... Плюс ошеломительный эффект запуска первого космического спутника и полёта Юрия Гагарина.
Это было время удивительного всеобщего какого-то романтического счастья. Ощущение которого дошло до нас эхом атмосферы художественных фильмов того времени. В полной мере его я, родившийся через год после гагаринского полёта, толком ощутить не успел. Но до сих пор испытывают острую зависть к тем молодым людям начала 1960-х годов, особенно городской молодежи, которые были намного счастливее, чем большинство граждан постсоветской России. Этому способствовали ещё и культ знаний, и практически всеобщий атеизм — которые царили и в нашей семье тоже.
Одной из таких счастливиц была моя мама. Да, она была счастлива, хотя и признавалась, что была очень напугана происходившим во время Карибского кризиса, пришедшегося как раз на время её беременности: «Не знала, рожать тебя или не рожать», — говорила она мне как-то потом.
Потом было неизбежное расставание, связанное со взрослением и усугубившееся со временем распадом большой страны. Мы с мамой внезапно стали иностранцами по отношению друг к другу. Видеться стали реже, организовывать встречи стало трудней. Я видел, как с каждым годом моя мама, оптимистка и хохотушка, становится грустней.
А когда в отношения двух стран стала всё сильнее вмешиваться большая и грозная политика, мама сделала, наверное, самое разумное, что можно было сделать — сошла с ума.
Её уже давно нет на этом свете. Не у кого просить совета и прощения. Но я всё-таки надеюсь, что она видит и слышит меня. Поэтому время от времени повторяю про себя: «Прости, мама! Я тебя очень люблю».
Маме моих дочерей, возможно, в чём-то пришлось сложнее, чем моим бабке и матери. Она явно была рождена, чтобы получить от жизни больше, чем получила. И достойна была куда большего. Но в итоге оказалась частью женского «сэндвич-поколения» на сломе эпох, на долю которых выпало много учиться, работать, рожать своих детей, а потом одновременно заботиться и о них, и о как-то стремительно постаревших родителях.
Я не знаю, как она всё это выдерживает. Как сказал персонаж одной известной пьесы, «возможно, это не подвиг, но что-то героическое в этом есть».
Для меня эта мать и дочь-героиня навсегда останется той неотразимой двадцатилетней девчонкой, которую я как-то на раз полюбил и понял, что мы будем вместе, «пока жизнь не разлучит нас...»
Дочери, — в чём-то очень похожие на нас с женой, в чём-то уже совсем другие, — тоже, я надеюсь, когда-нибудь станут мамами. Иначе, наверное, нельзя. Иначе будет неправильно — сама жизнь остановится. Пропадёт последняя надежда на лучшее будущее. А без надежды на этом свете жить невозможно...
Поэтому с праздником вам, мамы всех времён и народов! Вы — лучшее, что есть у нас, ваших детей. Мы вас любим и помним. Пусть так будет всегда!
Юрий Антушевич
СамолётЪ