Кадуйский потоп.
В чем сила, брат? «Русский златоуст». Фёдор Плевако — человек, доказавший в суде, что русский язык может быть и великим, и могучим
«Яка смишна фамилия»...
Детские годы адвоката окутаны тайной. По одним данным, он был сыном калмычки и мятежного поляка, сосланного в далекие степи за участие в польском восстании. По другим данным, родителями «златоуста» были польский дворянин и казашки. А третья часть биографов утверждает, что мать Фёдора Николаевича — «была из киргизского племени». И похоже, что была она родом из богатой и знатной семьи.
Мать Плевако склоне лет вспоминала: «Жили мы в степи, недалеко от Троицка, в войлочной кибитке. Жили очень богато, кибитка была в коврах, я спала, как и старшие, под меховыми одеялами и на меховых подстилках. На стенах висели сабли, ружья и богатые одежды, и на себе я помню наряды и монеты....
Итак, глава семьи — надворный советник Василий Иванович Плевак, мать — калмычка Екатерина Степанова. Родители не состояли в официальном церковном браке, и двое их детей — Фёдор и Дормидонт — считались незаконнорождёнными. Поэтому отчество «Никифорович» взято по имени Никифора — крёстного отца его старшего брата. В университет Фёдор поступал с отцовской фамилией Плевак, но по окончании университета добавил к ней букву «о», причём называл себя с ударением на этой букве: Плевако́. Видимо, на французский манер.
Ученье — свет
В Москву семья переселилась летом 1851 года — Фёдору едва исполнилось 11 лет. Осенью братьев отдали в Коммерческое училище на Остоженке. Братья учились хорошо, Фёдор прославился математическими способностями. К концу первого года учёбы имена братьев были занесены на «золотую доску» училища. А ещё через полгода Фёдора и Дормидонта исключили как незаконнорождённых. Осенью 1853 года благодаря долгим отцовским хлопотам Фёдор и Дормидонт были приняты в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке — сразу в 3-й класс. В этот же год в гимназию поступил и будущий теоретик анархизма Пётр Кропоткин и тоже в 3-й класс.
Фёдор окончил юридический факультет Императорского Московского университета. В 1870 году Плевако поступил в сословие присяжных поверенных округа московской судебной палаты и вскоре стал известен как один из лучших адвокатов Москвы, часто не только помогавший бедным бесплатно, но порой и оплачивавший непредвиденные расходы своих нищих клиентов.
Глаголом жёг сердца людей
Первые судебные речи Плевако сразу обнаружили огромный ораторский талант. И звон колоколов «Москвы Золотоглавой», и религиозное настроение московского населения, и богатое событиями прошлое и нынешнее столицы, цитаты из Священного Писания, ссылки на учения святых отцов — всё находило отклик в судебных речах Плевако. Природа наделила Плевако чудесным даром слова. И острым умом, и молниеносной реакцией, и огромным чувством сострадания к простым людям.
Вот несколько фрагментов из его выступлений:
В деле о старушке, укравшей чайник, прокурор, желая заранее парализовать эффект защитительной речи адвоката Плевако, сам высказал всё возможное в пользу обвиняемой — она бедная, кража пустяковая, жалко старушку... Но подчеркнул — собственность священна, нельзя посягать на неё, ибо ею держится все благоустройство страны, «и если позволить людям не считаться с ней, страна погибнет». Со своего места поднялся Федор Никифорович и сказал, обращаясь к присяжным.
«Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за её более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали её, половцы, татары, поляки. Двенадцать языков обрушились на неё, взяли Москву. Всё вытерпела, всё преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь... старушка украла чайник ценою в 50 копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно!» Старушка была оправдана.
В другой раз Плевако защищал студента, обвинённого проституткой в изнасиловании. Девица пыталась через суд взыскать с юноши материальную компенсацию. А студент утверждал, что всё было по доброму согласию.
«Господа присяжные, — взял слово Плевако. — Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями». Проститутка вскочила с места и прокричала: «Неправда! Туфли я сняла!» Реакция зала была соответствующей, а студента под смех публики оправдали.
Еще случай — Плевако побился об заклад с друзьями, что добьётся оправдания пожилого священника, обвинённого в растрате приходского имущества, причём его речь в защиту подсудимого займёт не более одной минуты. Получив слово, адвокат произнес.
«Господа присяжные заседатели! Батюшка поступил дурно, спору нет. Но ведь тридцать лет он молился за нас и отпускал нам грехи. Так простим же теперь и мы единственный его грех, люди православные!» Присяжные вынесли оправдательный вердикт.
На счету Федора Плевако — свыше двух сотен выигранных процессов, среди которых и дело промышленника-миллионщика Саввы Мамонтова, которое слушалось летом 1900 года. Мамонтова арестовали за невозвращение долгов банкам, у которых он брал деньги на строительство железнодорожной ветки Вологда-Архангельск (подряд на строительство поступил от правительства России). Мамонтов потратил все свои деньги, но их не хватило. Расчет на поддержку правительства и помощь «финансового» министра Витте не оправдался. Плевако сумел доказать, что промышленник не присвоил ни копейки казенных денег и не преследовал корыстных целей. Савву Мамонтова освободили из-под стражи прямо в зале суда.
Эпилог
Имя адвоката стало нарицательным далеко за пределами Российской империи. Федор Плевако прославился профессионализмом и глубоким знанием законов, но главное — виртуозным владением слова. На судебные заседания с его участием народ приходил как на зрелищное мероприятие, увлекательное и возбуждавшее эмоции. Судебные речи «гения слова» разбирали на цитаты.
Умер Федор Плевако в Москве на 67-м году жизни разрыва сердца. Был похоронен при громадном стечении народа всех слоёв и состояний.
Елена Прекрасная
СамолётЪ