«Платформа»
Конспект. Время — назад: в 1998-й и дальше? Банк России указал контуры ближайшего экономического будущего страны
Накануне Центральный банк опубликовал итоги ежемесячного опроса 18 экономистов из авторитетных организаций с оценками основных макроэкономических показателей на 2022–2024 годы. Обычно подобный консенсус-прогноз проходит незамеченным, но только не в нынешней ситуации, полной неопределённости — сегодня именно он стал первой, после начала «специальной военной операции», оценкой будущего падения российской экономики. Оценкой максимально возможной трезвости.
Прогноз
Итак, по мнению опрошенных экспертов, к концу 2022 году мы увидим снижение ВВП на 8% (максимум с 1998 года), инфляцию в 20% и доллар по 110 рублей. Первая подтверждающая официальная статистика уже есть — за неделю после начала «специальной военной операции» инфляция ускорилась вчетверо. Рост цен на нефть, который мог бы повысить экспортные доходы и поддержать рубль, не приводит к этому эффекту из-за санкций и добровольного отказа потребителей от российского сырья.
В 2023 году, по оценке аналитиков, ВВП отрастет на 1%, а инфляция снизится до 8% — но рубль будет обесцениваться дальше, до 118,4 за доллар.
Ещё через год ВВП вырастет на 1,5%, инфляция замедлится до 4,8% (так и не достигнув 4-процентного таргета ЦБ), а доллар останется на уровне 120 за рубль.
Крайние значения диапазона прогнозов экономистов доходят до инфляции 40%, падения ВВП на 23% и доллара по 130 в 2022 году.
То, что рубль в условиях блокировки резервов ЦБ ещё не ушёл в свободное падение, объясняется сохраняющимися валютными доходами от российского экспорта (и прежде всего экспорта нефти). Не случайно одной из первых мер валютного контроля стало обязательство для экспортеров продавать 80% своей валютной выручки.
Но российский экспорт остаётся под большой угрозой. Причём угрозой как со стороны Запада, так и российского руководства. Запад уже начал отказываться от импорта из России всего, включая и энергоносители, заставляя вспомнить времена арабского нефтяного эмбарго начала 1970-х, когда нефть подорожала вчетверо за год. Впрочем, нынешняя ситуация существенно иная, пишет Financial Times. Настоящая блокада российской нефти потребовала бы введения вторичных санкций, а также сотрудничества ЕС, Индии и Китая. Европа же пока не может отказаться от российской нефти (порядка 25% импорта).
Но, как отмечает тот же FT, неполный и не очень существенный физически запрет на импорт российской нефти очень важен идеологически. Во-первых, он укрепляет режим «самосанкций», и так заблокировавший примерно две трети российского экспорта нефти. Мировые трейдеры и потребители с началом «спецоперации» России в Украине попросту сторонятся ставшей в одночасье «токсичной» российской нефти.
Во-вторых, Запад показал России, что эмбарго на нефть уже не просто слова, а выражение готовности к эскалации санкций. Ответные меры России в виде перекрытия «Северного потока-1», которым уже пригрозил вице-премьер Александр Новак, по мнению издания, скорее повредит России, ещё больше сократив ее валютные поступления.
Ответ
И вот на этом фоне накануне прошло совещание правительства с президентом по экономическим вопросам. Показавшим, в частности, что российскому бизнесу придётся прямо сейчас разбираться не только с западными санкциями, перенаправлением экспортных потоков (и решением связанных с этим логичстических проблем), но и пока непредсказуемыми вторичными эффектами от «контрсанкций» родного правительства.
Аналитики уже сейчас отмечают их противоречивость. Например, указывая, что конфигурация «контрсанкционных» указов президента делает довольно неопределенной возможность крупных компаний вести экспортный бизнес «как обычно» — на обслуживание валютного долга экспортер должен получать разрешение де-факто в Минфине. Что, строго говоря, является вмешательством в полномочия частного бизнеса, и без того обременённого и 80-процентной нормой продажи валютной выручки, и в значительной части случаев — санкциями против владельцев компаний и экспортной блокадой.
Но это не всё. Отечественный бизнес втягивается в решение проблемы ухода или приостановку деятельности сотен крупных иностранных компаний на рынке РФ. Властная корпорация видит два выхода из ситуации: «ускоренное банкротство», предложенное «Единой Россией», и механизм временного «внешнего управления» производственными комплексами — видимо, компетентными российскими конкурентами. При этом, вероятно, высшее руководство страны (и до того весьма равнодушное к экономическим «тонкостям») совершенно не интересует, готовы ли крупные российские компании одновременно продолжать работать в мировой торговле и управлять, по существу, конфискованными активами западных конкурентов.
На угрозу того, что из «национализационной» полемики в стране может вырасти крупная и разрушительная политическая кампания, уже указал совладелец «Интерроса» Владимир Потанин. И, похоже, его точку зрения разделяют многие крупные предприниматели, которые уже начали дистанцироваться и от санкций, и, в какой-то степени и от «контрсанкций», выходя из оперативного управления своими компаниями. За последние сутки стало известно о том, что Дмитрий Мазепин ушёл с поста главы «Уралхима» и продал 52% в ООО «Базовая химическая компания «Уралхим», оставив себе 48%. Основной акционер «Русагро» Вадим Мошкович тоже снизил эффективную долю в компании ниже 50% с 57%, продав пакет в 7,22% некоему гражданину России Юрию Журавлеву. Андрей Гурьев-младший покинул пост генерального директора и совет директоров «Фосагро», новым гендиректором назначен Михаил Рыбников. Андрей Гурьев-старший ушел из совета директоров. Дмитрий Пумпянский перестал быть бенефициаром Трубной металлургической компании, в которой ему принадлежало 90,6%. Он с сыном вышли из совета директоров ТМК.
Куда бедному олигарху податься7
Помимо аналогий с 1917-м годом Владимир Потанин заявил также о риске кросс-дефолтов множества крупных публичных компаний. Имея в виду, видимо, более широкую проблему — решая вопросы спасения экономики, российская власть может в «контрсанкционных» целях ограничить возможности компаний адаптироваться и сохранять свои отношения с мировой экономикой. Во всяком случае представители крупного бизнеса уже начали воспринимать «контрсанкции» как возможный «второй фронт» против них самих, наряду с первым фронтом в виде персональных санкций, открытым ЕС, США и Великобританией.
Что же касается основной массы россиян, то им, судя по вчерашнему совещанию, следует надеяться (как и Минфину) на то, что рост цен на углеводороды компенсирует и возможное снижение потребления, и падение ненефтегазовых доходов. И на универсальное пособие по бедности, о котором заговорил Минтруд, запросив на него около 500 млрд руб. в 2022 году.
Но эти расчёты сделаны в «рублях сегодняшнего дня» и при низком прогнозе роста бедности: более или менее корректно параметры будущих доходов РФ можно будет определить только после прояснения реального объёма экспорта и цен на него.
Видимо, прежде всем нам придётся пережить действие санкционного цунами и мгновенных последствий торговой блокады в течение следующих недель.
Как отмечает Дмитрий Бутрин, «дело тут не только в курсе доллара, но и в доступности критически важных товаров и технологий для экономики РФ, и в наличии альтернативных „мобилизационных“ инициатив у власти, да и в самой способности развитого экономически общества адекватно пережить шок масштаба, с которым оно в реальности сталкивалось лишь в 1991 и 1998 годах».
На состоявшихся в тот же день переговорах министров иностранных дел России, Украины и Турции Сергей Лавров уверял журналистов, что с последствиями экономической войны с Западом страна справится. «Мы справимся, мы обязательно справимся!..», — говорил министр, и было не очень понятно, кого он убеждает больше — представителей СМИ или самого себя.
Сегодня, пожалуй, ни у кого, ни в чём не может быть уверенности. Есть чувство недоумения, похожее на то, которое, наверное, должен испытывать ребёнок при разводе родителей: прежняя беззаботно-счастливая (даже при перманентных скандалах взрослых) жизнь закончилась. Дальше, видимо, будет совсем не весело и трудно...
Юрий Антушевич
СамолётЪ