Кадуйский потоп.
Лёд побоища против страха загнивания. Почему Следственный комитет встал на защиту Александра Невского
Скандальная история с князем Александром Невским на днях всколыхнула информационное пространство страны — кого-то, возможно, позабавила, а кого-то и испугала. Потому что на самом деле мало смешного в том, что новосибирского историка Сергея Чернышова за высказанное в Facebook мнение об историческом персонаже вызвали в СК.
Всё-таки мы как-то привыкли, что исторические суждения, даже самые радикальные, остаются в рамках научных, в крайнем случае, общественных дискуссий. Привлекать к этому делу следователей и судей уголовного суда, казалось бы, нонсенс. Ан, нет.
Потому что история, видимо, нынче не столько наука, сколько политика. И политики, а равно сотрудники российских силовых структур, сегодня понимают в этом больше, чем простые историки.
Которые, по выражению одного из них, бегают в лабиринте, как подопытные мыши: «мы бегаем, а нас случайно током бьют, а мы не понимаем, почему бьют именно сейчас. Почему вдруг именно Александр Невский так всех возбудил и обидел? Почему Ледовое побоище? Еще несколько лет назад никому до этого дела не было».
Вот и новосибирский историк Сергей Чернышов не ожидал, что его ударит, когда критиковал инициативу местного отделения РВИО о переименовании площади Свердлова в площадь Александра Невского — уже на самом деле согласованном с местными властями и митрополитом Новосибирским и Бердским Никодимом.
Поэтому возмущение Чернышова, что новое название площади выбирали между именами «неоднозначных исторических личностей», оказалось несвоевременным.
Поэтому его и пригласили в региональное управление СК для объяснения, «что он имел в виду», когда называл Свердлова «бандитом», а святого князя Александра «коллаборационистом».
Кстати, «на кону» разговора со следователем — ст. 354.1 УК РФ «Реабилитация нацизма», куда совсем недавно был добавлен запрет на «осквернение символов воинской славы России» и «оскорбление памяти защитников Отечества». Какие символы имеются в виду, и кто такие эти защитники, особенно когда речь идёт о 13-м веке, авторы закона расшифровать не удосужились, отдав этот труд на усмотрение следователей и уголовных судей. Именно они, видимо, вольны предъявить тому же импульсивному Чернышову обвинение и упечь его на пять лет лишения свободы.
Будет тогда у кандидата исторических наук в местах не столь отдалённых и время, и место, чтобы объяснять недостатки средневековой княжеской политики по отношению к татаро-монгольским завоевателям.
При этом никто и не собирается спорить с заявлением Чернышова о том, что история о Ледовом побоище «попала в учебники прямиком из киноэкранов» (имеется в виду фильм Сергея Эйзенштейна, снятый в 1938 году по мотивам статьи историка Антона Козаченко «Замечательный исторический урок», опубликованной весной 1937-го).
И история с «побоищем» — некий миф, и житие князя во многом — миф. А очернять их не следует, потому что они краеугольными камнями лежат в других, более общих мифологиях — предвоенной сталинской, авторитарно-советской, и в нынешней, ещё только формирующейся, патриотической.
И этот новый патриотический нарратив основан в первую очередь на целостности истории, а следовательно, и современного общества, которое обязано воспроизводить модели из прошлого. Эта целостность синтезируется во-многом искусственно: в один ряд записываются порой противоречившие друг другу события и деятели, как в случае со большевиком Свердловым и князем Невским в Новосибирске. Но цель, кажется, одна: лёд прошлого призван подморозить настоящее, предохранить общество от «загнивания и разложения», которого так опасаются сейчас наши руководители. Они, видимо, хорошо помнят крушения Российской и советской империй, которые произошли оттого, что всякий раз общество необратимо менялось: распадаясь на «атомы», оно соединялось заново. При этом общество оставалось на месте, а вот власть неизменно стряхивалась и заменялась новой. Вот этот-то процесс, вероятно, больше всего и волнует власть предержащих, из-за него они и стараются заглаживать любые противоречия, сохраняя (хотя бы в публичном пространстве) единомыслие, единство оценок.
Потому что историческая правда хороша и пока допустима в научных журналах, которые никто, кроме историков не читает. А в реальной жизни правда — то, что говорят в телевизоре. А всякие там граждане со своим особым мнением рискуют оказаться вне системы. Те же граждане, кто хочет в ней оставаться, пишут жалобы на мнения других. Как это и случилось с новосибирским историком.
Теперь, кажется, следователям даже не надо заниматься мониторингом СМИ и интернета на предмет выявления несоответствий с новой стратегией национальной безопасности, где в качестве национальных приоритетов, в частности, называются «укрепление традиционных российских духовно-нравственных ценностей» и «защита российского общества от деструктивного информационно-психологического воздействия».
Сергей Михайлов
СамолётЪ