Бесы Великого Устюга. Триста лет назад вологодские юродивые обнаружили здесь материальность зла
В книге Юрганова кипят страсти, бушуют бесы, управу на которых ищут двое юродивых, живших некогда в окрестностях Великого Устюга.
Речь о святом Прокопии Устюжском, который изначально был никаким не устюжским, а любекским ганзейским купцом знатного прусского рода (по некоторым данным, звали его Jacob Potharst). То есть был он богатым немцем, после смерти родителя отправившимся с товарами в Великий Новгород — там в XIII веке располагалась контора-филиал Ганзы — новгородский «Петергоф». Поражённый множеством и красотой церквей и монастырей, доброгласным звоном колоколов, набожностью и усердием народа к церковным службам, Jacob-Прокопий возжелал подражать подвигу иноков. Он раздал все свои товары и завещанное ему отцом имущество городским нищим и бедным; пожертвовал его часть в Варлаамо-Хутынский монастырь. А после того, как новгородцы за праведную жизнь стали почитать Прокопия, он начал юродствовать. Со временем Прокопий удалился из Новгорода, где его стали прославлять за нестяжательство, в Великий Устюг и стал жить там на паперти храма Успения Божией Матери.
С жизнью Прокопия в Устюге житие святого связывает минимум одно чудо: в 1290 году Прокопий предвидел стихийное бедствие — сильную бурю с грозой, лесными пожарами и смерчем большой разрушительной силы, явившимися следствием падения метеорита в 20 верстах от Великого Устюга. За неделю до падения метеорита Блаженный Прокопий начал ходить по городу, призывая со слезами жителей Великого Устюга каяться и молиться, чтобы Господь избавил город от участи Содома и Гоморры. В течение недели праведник предупреждал о скором суде Божием, но ему никто не верил. Когда же разразилась буря, жители бросились в самое укрепленное и безопасное здание города — соборный храм, где застали молящегося за них и за спасение города Прокопия.
Но это, как говорится, присказка. Настоящая сказка — в книге Андрея Юрганова, где рассказывается об убийстве Прокопием Устюжским порядка двух тысяч бесов. Помогал ему в этом другой юродивый местного устюжского происхождения — Иоанн Устюжский. Причём, даже несмотря на то, что жил почти на сто лет позже Прокопия. Но в житиях святых и не такое бывает.
А Юрганов основывался именно на житии Прокопия. Точнее той его части, которая называется Повестью о бесноватой Соломонии, написанной в 1670-е в окрестностях Великого Устюга. Краткое содержание Повести такое: в первую брачную ночь в дочь священника вселяется бес. На протяжении дальнейших одиннадцати лет несчастная претерпевает страшнейшие истязания, покушения на собственную жизнь, многократно рожает демонов, но наконец постепенно исцеляется, благодаря вмешательству святого Прокопия Устюжского. Наглядно описывается само это вмешательство: исцеление происходит посредством рассечения утробы Соломонии; из неё святой Иоанн Устюжский извлекает бесов, вручая их Прокопию, который убивает демонов кочергой или затаптывая.
История буквально завораживает современного автора. Прежде всего тем, что она совершенно не типична для древнерусской житийной литературы — своими подчеркнутыми телесностью, эротизмом и острым сюжетом.
А кульминацией нетипичности становится, собственно, сцена физического уничтожения нечисти — убийства духов, которые, по версии исследователя, для средневекового религиозного сознания являлись сугубо бесплотными сущностями, т. е. теми, кто не рождается и не умирает, и не способен сотворить иное насилие, кроме «виденческого», галлюцинаторного.
Тем не менее, в Повести «бестелесное» неожиданно обретает телесность. И чтобы разобраться с этим парадоксом, Юрганов совершает длинный интеллектуальный экскурс в историю житийной литературы — от анализа Николая Данилевского до Жака ле Гоффа. В итоге автор приходит к выводу, что сам по себе парадокс становится возможен в результате перехода к Новому времени, в котором зло определяется не через отсутствие добра, а уже через собственное материальное наличие.
Корни этой трансформации — по всей видимости, метафизической, но и культурной, — восходят к сюжетам западной демонологии. По версии Юрганова, они проникли в русскую агиографию через книгу 1669 года «Мир с Богом человеку» архимандрита Иннокентия Гизеля, уроженца прусского Кенигсберга. В мир вторгаются не только бесы во плоти, но и ничем не ограниченный произвол художественного вымысла, нарушающий чистоту духовной литературы, фиксирующей единую и подлинную реальность.
Вот, что пишет об этом сам Андрей Юрганов: «Согласно объяснительным процедурам древнерусской агиографии беса убить нельзя; согласно объяснительным процедурам Чуда о Соломонии бесноватой и всей культуры, приходящей на смену средневековой, беса убить можно.
Такое фундаментальное различение свидетельствует о радикальной смене объяснений Добра и зла. Если зло в древнерусской агиографии в онтологическом отношении (при всей своей реальности) есть ничто, небытие, то в Чуде о Соломонии бесноватой — это уже нечто, сила, могущество, власть, подлинная материя мира».
А вы говорите, «Дед Мороз»! Разве сравнится детская сказка о зимнем волшебнике по размаху замысла и эмоциям с историей бесноватой Соломонии.
Скорее её можно сравнить с другой историей — самого коммерческого туристического проекта, вокруг которого за последние 20 лет вилось немало современных «бесов» разного ранга и калибра. Правда, к счастью, пока всё без толку. Место-то намолёное...
Андрей Юрганов. Убить беса. Путь от Средневековья к Новому времени. М.: РГГУ, 2020.
Илья Неведомский
СамолётЪ