Осень олигарха. Алексею Мордашову исполнилось 55 лет
55 лет — всё-таки ещё не тот возраст, когда над подводить окончательные итоги. Хотя это и повод, чтобы оглянуться назад, пред тем, как двигаться дальше. Как говорил Кьеркегор, мы «живём вперёд», но «думаем назад», оценивая прожитое.
В житейском понимании жизненного успеха Алексей Мордашов несколько раз перевыполнил традиционный мужской минимум (дом — дерево — ребёнок). То есть построил не один дом (и даже не одну домну), посадил массу деревьев, и родил семерых детей. Последняя дочка Алёна Алексеевна родилась в разгар пандемии в семейном доме на подмосковной Новой Риге, где все Мордашовы, как утверждает пресс-служба «Северстали», строго соблюдали режим самоизоляции.
У Мордашова почти американская история успеха: не бандит, не герой — интеллигентный мальчик из провинциального промышленного Череповца в самом начале «лихих 90-х» поймал волну и стал владельцем одного из крупнейших металлургических комбинатов сразу двух стран — СССР и России, переходивших одна в другую.
В какой-то степени та довольно мутная история приватизации нынешней «Северстали», во время которой Мордашов, подвинув патрона и партнёра Юрия Липухина, стала одним из главных драйверов развития самого будущего олигарха.
Не то, чтобы его особенно мучила совесть, но он вынужден был доказывать (самому себе, возможно, в первую очередь), что он имеет право владеть компанией. В противном случае он бы её уже давно продал, как сделали в своё многие нувориши, нахватавшие отжатых или бесхозных советских активов.
Последующие годы были для Алексея Мордашова временем больших экспериментов и большой учёбы: он на практике осваивал основы новой для страны капиталистической экономики, укреплял своё политическое влияние. Подобно царю Петру он создал собственную систему подготовки высшего менеджмента для компании. В какой-то момент эти «птенцы гнезда Алексеева» сменили людей из окружения Мордашова, с которыми он начинал дело, обезопасив его, возможно, от навязчивой идеи гипотетической угрозы «дворцового переворота». А потом из «гнезда» выпали уже и эти оперившиеся «птенцы»...
Опираясь на металлургию, Мордашов постоянно сканировал экономическое пространство вокруг себя в поисках новых возможностей: появились активы в автопроме, деревообработке, золотодобыче, за океаном... От возможностей кружилась голова — однажды он чуть было не стал главным металлургом Европы. В 2006 году всерьёз обсуждалось слияние «Северстали» с Arcelor (за 25% акций Arcelor предлагал 89,6% акций «Северстали», контрольные пакеты Severstal North America и Lucchini). Но Arcelor, несмотря на поддержку президента Путина, достался не российскому, а индийскому миллиардеру— владельцу Mittal Steel Лакшми Митталу.
Для Мордашова, наверное, это был болезненный удар, как и неудача с металлургическими активами в США — купленными по дешёвке, а затем проданными. Но он сделал свои выводы, избрав иную модель развития металлургического бизнеса — вместо экстенсивного пошел по интенсивному пути, наращивая не размер, а эффективность своей «Северстали». Сегодня она всё больше превращается в такой большой «бутик», обслуживающий спецзаказы на спецстали ключевых клиентов, способных хорошо заплатить...
У Мордашова — очень широкий спектр бизнес-интересов, он продолжает искать проекты, которые позволяют «ловить волну» новых успешных трендов: в ритейле, в венчурных инвестициях, в бизнесе, связанном с развитием человеческого капитала...
И всё-таки история Мордашова так и не стала по-настоящему голливудской. Но не по его вине — просто страна в один прекрасный момент свернула в другую сторону. А вместе с ней вынуждены были свернуть и олигархи. Впрочем, олигархи ли? В июне прошлого года в интервью Financial Times накануне встречи с Дональдом Трампом Владимир Путин сказал, что в России нет олигархов. И, пожалуй, он прав. Во-первых, они сами и их бизнес слишком зависит от государства. Не случайно потенциальный «крымский» санкционный список российских бизнесменов, составленный Министерством финансов США, почти полностью совпадает с российским списком Forbes.
Во-вторых, в условиях до сих пор «подвешенного» (по инициативе действующей власти, кстати) вопроса о собственности, полученной в ходе чубайсовской приватизации, собственность Мордашова на его горно-металлургические активы становится достаточно условной. И эта условность усиливается благодаря тому обстоятельству, что для сырьевого экспортёра — России — эти активы являются стратегическими.
Нет, «условный Мордашов», может, конечно, продавать какие-то небольшие пакеты акций, но под контролем государства, которое на самом деле, предполагаем, в любой момент поставить под вопрос право его собственности. И существуют большие сомнения в том, что хозяин «Северстали» сможет легко передать по наследству то, что ему принадлежит в России. Возможно, именно поэтому он начал делиться с сыновьями в первую очередь тем, что ему принадлежит за рубежом?
Как сам Алексей Мордашов относится к этой своей зависимости? В какой-то степени он сам ответил на этот вопрос, выступив в конце 2018 года с программной статьёй в «Ведомостях», обозначив программные вещи, которые, по его мнению, могут «примирить» российский крупный бизнес и с властью, и с населением, и с партнёрами за пределами страны, без которых ему, бизнесу, тоже не прожить.
Мордашов попытался убедить себя и коллег в том, что не надо «пенять на «внешнего врага», санкции, цену на нефть и курс рубля, а главное «ждать, когда государство создаст условия для роста экономики». И призвал коллег заниматься повышением эффективности — всех: от владельца металлургического комбината до «небольшого ИП». А ещё — сплотиться вокруг обозначенных президентом «национальных приоритетов»: ведь они «верно отражают запросы и вызовы общества, которые не может игнорировать бизнес».
Это позиция бизнесмена безусловно лояльного к власти и уверенного в том, что «за счёт внутренних ресурсов и инвестиций» можно, сохраняя эту лояльность, добиваться успеха на внешних рынках.
Но Мордашов, живой и умный человек — не может не чувствовать, что развитие страны всё-таки идёт не в сторону, противоположную тому направлению, в котором движется современный мир. Экономика России остаётся слабой и монопродуктовой, а централизация экономических отношений с бюджетом как вечным посредником во всех транзакциях разрушает естественные региональные и социальные связи.
Это не может не вызывать разочарования, которое прорывается, например, в его прошлогоднем интервью российскому Forbes — тому самому изданию, которое первым опубликовало портрет владельца «Северстали» на обложке.
То, чего, по мнению Мордашова, точно не удалось добиться за время существования новой России, относится к самым сущностным вещам. Это экономическая система, которая «остается достаточно непростой для ведения бизнеса, особенно для малого и среднего». Это отсутствие в обществе консенсуса по важнейшим «смысложизненным» вопросам, таким как частная собственность, капитализм.
«Если вы сейчас выйдете на улицу и спросите 100 человек о том, хорошо это или плохо иметь частную собственность на средства производства, то услышите очень разные ответы», — говорит Мордашов. И с ним трудно не согласиться. В том числе, в том, что в обществе нет кого-то одного — политического деятеля или социальной группы — полностью ответственного за отсутствие согласия и доверия, за «плохую репутацию» институтов.
«У нас вообще у всех репутация сходная, плохая: у бизнеса плохая, у народа плохая, у правительства плохая, — у нас у всех репутация вызывает вопросы», — приводит Мордашов слова анонимного, но не лишённого проницательности чиновника. И добавляет от себя.
«Поэтому я думаю, что мы все виноваты, не нашли достаточно энергии, ума, чтобы лучше относиться друг к другу. Помните великую поэму Некрасова „Кому на Руси жить хорошо“? Всем нехорошо».
Юрий Антушевич
СамолётЪ