Что такое хорошая школа? Монолог учителя в трёх частях. Заключение

В первых двух частях Александрова, как нам показалось, достаточно интересно (и главное — откровенно) рассказала о том, как «искривлённые» обычной общеобразовательной школой дети, заставили её и её коллег задуматься о том, чтобы попытаться в победить в детях и в самих себе это разочарование, возникающее при столкновении педагогической романтики с школьной «прозой». О том, что социализация детей должна предшествовать их научению, а принципы, которыми руководствуются педагоги, важнее любой методики...

Мы уже знаем, что монолог Лидии Александровой неоднозначно был воспринят городским учительским сообществом. Главную претензию школьных учителей к Лидии и её школе можно, наверное, сформулировать фразой «Она зарабатывает на образовании». Что это: ревность коллег, привязанных к государственному образовательному учреждению с его потогонной системой и пусть скудной, но финансовой стабильностью, к чужой независимости?

Отчасти на подобные претензии мы уже отвечали в Самолёте, когда приводили слова директора школы «Апельсин» и Института неформального образования, психолога Димы Зицера, напоминавшего перед Днём знаний коллегам-учителям, что в основании авторитета и значимости их профессии нет таких вещей, как стремление угодить начальству, умение вытребовать себе (и своей школе) дополнительные материальные блага.

Хотя без благ, конечно, тоже жить трудно. Зато в основании древней и уважаемой профессии педагога есть такие понятия, как ответственность. Ответственность за происходящее в сообществе, ответственность за будущее учеников...

Впрочем, в последней части своего «монолога», где речь идёт, в том числе и о деньгах, Лидия Александрова сама отвечает своим критикам. Ей и слово:

Родители бывают разные

— Родители наших детей, я бы сказала, обыкновенные. Их можно условно разделить на три группы. Первую составляют родители, у которых это уже не первый ребёнок, они уже побывали в городских школах, им не понравилось, и у них есть финансовые возможности попробовать что-то ещё. Как правило, они приводят к нам второго или третьего ребёнка. Это достаточно свободные люди со свободным графиком. И если они — предприниматели, они могут уехать в отпуск в октябре, а из обычной школы так просто осенью не уедешь. И это, наверное, самые беспроблемные родители, потому что они нам доверяют — приводят ребёнка, говорят: учите, я приду, заберу.

Вторая группа — «идейные» родители. У них этот ребенок может быть первым, часто даже единственным. Они имеют очень плохой личный опыт обучения в школе. Им очень не нравятся стандартизация, промывка мозгов, бесконечные домашние задания, оценки. Для них плата за школу — это существенная статья затрат. Но они выбирают вариант поднапрячься и заплатить, чтобы видеть ребенка таким, какой он есть, чем не платить. Хотя, как не платить? 18 тысяч рублей стоит собрать в обычную государственную школу мальчика и 23 тысячи — девочку. Эта разница в 5 тысяч ещё называется «налог на розовый цвет». Такая монетизация гендерных стереотипов: девчоночьи одежда, рюкзаки и всё остальное — всё стоит дороже, чем у мальчиков.

И есть ещё третья группа родителей — люди, у которых большие проблемы. Их детей либо уже попросили из школы, либо они сами уже больше не могут их туда водить. Конечно, это самая трудная для нас группа клиентов.

Потому что, помимо задачи учить, нам приходится ещё и помогать всем: и семье, и самому ребенку. Слишком много уже там накопилось конфликтов. Родители эти очень переживают, приходят, спрашивают: как мой ребенок себя сегодня вел? Первое время они не могут расслабиться, ждут, что им скажут, как это было в других местах: «У вас ребёнок ужасный, уходите отсюда!»

«Чтобы вырастить одного ребёнка, нужна целая деревня взрослых»

— С детьми начального школьного возраста у нас работают два постоянных учителя. В прошлом году был один постоянный учитель и помощник учителя. В этом году в начальной школе 16 детей, в октябре их станет 20. И в среднем звене, с 5 класса, их — 11.

Много ли это? Много. Потому что у нас не очень большие ресурсы. Поэтому мы их расходуем аккуратно. Я всегда говорю: чтобы вырастить одного ребёнка нужна целая деревня взрослых. Кроме учителей, у нас есть ещё много разных людей, которые приходят и что-то делают. Например, проводят занятия по рисованию, музыке, играют с детьми в Го, собирают какие-то модели. Эти люди у нас работают не на постоянной основе, мы приглашаем их поработать с детьми. При этом у нас такая политика: если мы завели какое-то дело, а детям оно перестало нравиться и заниматься им желает меньше трёх человек, мы от этого дела отказываемся. Но если три ребенка хотят, они ходят и занимаются. Мы ничего не навязываем и никого не заставляем. Основные предметы — математика, русский, окружающий мир и иностранный язык — это обязательно, этим надо заниматься. Остальное мы обговариваем с родителями.

Совсем другая школа

Но мы изучаем всё, что надо ребёнку. Просто в разных объёмах. Например, есть предметы, которые мы учим концентрированно, прямо перед аттестацией. Сейчас мы решаем проблемы, с которыми люди к нам пришли. К сожалению, в среднюю школу к нам из школы общеобразовательной дети приходят не от плюса. Они приходят от минуса, и иногда он бывает большой. У нас есть педагог, который занимается с ними алгеброй, геометрией и физикой. Есть педагог по биологии и химии. Есть педагог, который ведёт русский и литературу. Есть тот, кто ведёт историю, обществознание и географию. Чаще всего один педагог ведёт сразу несколько предметов. В основном они совмещают работу у нас с ещё какой-то работой. При этом только один преподаватель — учитель иностранного языка — работает в государственной школе. Все остальные — в основном репетиторы. Потому что нагрузка в школе высокая.

В этом году мы шагнули вперёд. В начальной школе у нас есть ребёнок, который находится на дистанционном обучении. Часть уроков у него проходит индивидуально с учителем по Zoom, в остальных случаях он присоединяется прямо к классу. Для нас это новый опыт. А в средней школе ребята два дня в неделю учатся по Zoom. Допустим, я нашла им хорошего учителя из Кировской области — обществознание, история и география. Он с ними занимается дистанционно. Это хорошо. Это значит, что можно для детей искать специалистов, где угодно. Хоть заграницей. Но, к сожалению, чаще всего там неподъёмные цены.

Про деньги

— У нас социальное предпринимательство. Школа полностью самоокупаемая. Есть небольшой денежный профицит, и мы его пускаем на развитие. Но всё впритык. Мы купили это помещение на свои деньги, получили на него грант, вернули часть ипотеки и отремонтировали. Моя политика — нужно рассчитывать только на себя. Если нам приходят какие-то деньги, я всегда радуюсь, но обычно мы тратим то, что есть.

На самом деле статус социального предпринимательства — это просто словосочетание такое. Школа оформлена на ИП. И мы платим все положенные налоги: 6% с оборота и ещё 1% с того, что превышает 300 000 рублей. Но в целом социальное предпринимательство — это история, когда вы понимаете, что не разбогатеете. Когда результат вашей работы для вас важнее, чем деньги.

Чтобы получать льготы, надо за ними обращаться. Чтобы получить один грант, нужно нанять отдельного человека, который оформит документы. У нас есть человек, который этим занимается. Мы постоянно подаем документы на гранты. Иногда что-то получаем.

Но когда мы разрабатываем нашу бизнес-модель, учитываем только те деньги, которые можем заработать сами.

Дорого ли стоит наше обучение? Мне кажется, для нашего города не дёшево. Минимально — 12,5 тысяч рублей, максимально — 25 тысяч. Это в месяц. Хотя школьное образование обычно считают годами. Если умножить наши месячные цены, получаются такие деньги, которые могут шокировать людей. Поэтому я всегда говорю месячную оплату. Если сравнивать с московскими частными школами, то там берут деньги и за те месяцы, когда ребёнок не учится. Мы — только за учебный период. И вообще достаточно гибко подходим к плате за обучение. Потому что деньги — это, конечно, очень важно, но ситуации бывают разные. У нас, например, есть дети, которым, мы знаем, надо помочь. За них родители платят по минимуму. Пройдёт два-три года, ребёнок выровняется, и, может быть, ему наша школа уже и не понадобится. Но прямо сейчас ему надо помогать. А есть родители, у которых с деньгами получше, они нас поддерживают.

«Я не хочу большую школу»

— Мне хочется, чтобы в нашей школе училось 100 учеников. Не спрашивайте, почему. Просто хочу.

Когда люди думают о том, не открыть ли им частную школу, то всегда начинают прикидывать, где бы взять помещение в 1000 м², чтобы там и спортзал был, и столовая, и охрана, и забор... И их парализует страх, что никогда в жизни им не найти столько денег.

Мы с моим партнёром (он отвечает за бизнес-вопросы, я — за содержание) как-то тоже задумались: хотелось бы нам иметь школу в 1000 м²? При том, что сейчас у нас 88 м². И поняли, что не хотим такую большую школу. Потому что каждая большая школа рано или поздно превращается в комбинат. Я — за маленькие школы. У нас сегодня в начальной школе учатся 20 детей. Они учатся с утра до обеда. После обеда помещение освобождается, и у нас начинается допобразование. Получается полная загрузка с экономической точки зрения. Я бы хотела, чтобы у меня было такое же местечко ещё в центре города и в Заречье. Потому что сейчас к нам и оттуда ездят дети. А мне их жалко — жалко, когда люди по 40 минут тратят, чтобы к нам доехать. Школа должна быть в 15 минутах от дома, идеально, чтобы дети могли сами пешком к нам дойти.

Вы удивитесь, но сейчас в городе практически нет частных школ. Родители хотят привести ребенка, но мы не можем его взять. Им приходится ждать, когда у нас освободится место.

«Ребёнок не должен быть 32-м в классе»

— Я знаю много людей, которые говорят, что хотят открыть частную школу. Но это сложное решение: как прыгнуть в холодную воду. Когда мы начинали этот свой проект, у нас уже четыре года работал крупный образовательный центр, копился педагогический и управленческий опыт, даже франшиза «Пифагорки», и всё равно мне было страшно. Я боялась, что мы ничего не сможем сделать, что нас ждет катастрофа. Если у человека в образовании нет опыта, но есть большие деньги, то, наверное, да, он потянет. Но где взять таких людей с большими деньгами? Думаю, такие люди находят более интересные проекты. Но если появится человек, который решит открывать школу, я буду только рада. Естественно, что у него получится другая школа, не такая, как у нас.

И родителям будет из чего выбрать.

Хотя, знаете, какой главный запрос у родителей? Чтобы ребёнок не был 32-м в классе. Им говоришь, что у нас в группе 8 человек, а они отвечают: спасибо, тогда мы к вам.

Если после нашей школы ребенок снова вернется в обычную? Что с ним будет? Это сложный вопрос. Надо исследования проводить, отучить лет 10. Но я скажу так: когда ребёнок маленький, его очень просто переломить через колено. Но год от года он психически становится всё крепче и крепче. И даже попадая в недружелюбную среду, но обладая внутренним стержнем, он сможет выдержать и сказать: спасибо, мне это не подходит. И наша задача, максимально, сколько можем, доращивать его до этого состояния. У нас была девочка, которая пришла к нам на год. Родители хотели, чтобы она психологически окрепла перед тем, как её отдадут в первый класс обычной школы. Мы её проучили в нулевом классе, весь год работали над её эмоциональным состоянием. Она уже учится в обычной школе второй год — всё прекрасно.

«Это их дорога»

Я хочу сказать, что у нас нет задачи привязать ребёнка к нашей школе на все 11 лет. Хотя я буду рада, если они доучатся у нас до 9­–11 класса. Но куда бы они ни пошли — это их дорога. И, надо понимать, у нас ведь не теплица. И у нас бывают конфликты, кода стены дрожат и все рыдают. Просто мы не заметаем проблемы под ковёр...

Конфликты случаются у детей друг с другом, с учителями, с родителями. Но мы не делаем вид, что ничего не произошло, мы разбираемся, разговариваем и помогаем справиться с этим. И я понимаю, что чем больше к нам будет приходить детей, тем вероятнее, что случится ситуация, когда мы окажемся бессильны.

Что мы будем делать? Смиряться и жить дальше. Потому что это жизнь, где не бывает ничего идеального. Я очень люблю финскую систему образования. У них в начальной школе учатся и учатся, научатся чему-нибудь — и ладно. Потому что первое, чему они учатся — быть товарищами. Но не такими, что один напакостил — а все сидят. А такими — один говорит: «не делай так, мне неприятно», а второй отвечает: «я тебя понял, не буду». И когда они уходят в 5–6 класс, они уже спокойные уравновешенные люди. А, как у нас? Уравнения решают, таблица умножения выучена назубок, а друг друга не слышат, договориться друг с другом не могут. И что дальше?

Вместо послесловия

После встречи с Лидией Александровой и её «Просторами науки. Центром семейного образования» мы обменялись впечатлениями с человеком, который, собственно, и познакомил меня с этим проектом — череповецким предпринимателем и просто неравнодушным человеком Евгением Коптяковым.

Он, со свойственным любому человеку дела, привыкшему размышлять в категориях бизнес-проекта, системным подходом сразу выделил ключевые моменты, которые могут стать новым социальным проектом под условным названием «Новая школа». Главная задача которого — снять лишнюю нагрузку с детей и их родителей, освободить их время для полноценного общения, для дополнительного образования, занятия любимыми делами, для саморазвития.

«Я думаю, что надо поддерживать такие проекты. Чем? Предоставлением муниципальных помещений в аренду по разумной цене и с отсрочкой первых платежей. Возможно, помощью города в получении кредитов на покупку оборудования и учебных материалов, желательно, без залога. Содействием в решении многочисленных административных и экономических вопросов».

Записал Сергей Михайлов
СамолётЪ