Что такое хорошая школа? Монолог учителя в трёх частях. Часть вторая

Мне кажется, Лиду Александрову к её нынешнему «свободному плаванию» в педагогике подтолкнуло то самое разочарование, о котором в своей книге «Почему ученики не любят школу?..» (недавно вышла в издательстве «Высшей школы экономики») пишет Дэниел Уиллингем. По его словам, многие учителя выбрали свою профессию, потому что в детстве им нравилось ходить в школу. «Они испытывали волнение, возбуждение и страстно любили учебу и теперь хотят передать своим ученикам эти чувства. Столкнувшись с тем, что ученики не слишком любят школу, а вдохновить их не получается, эти учителя испытывают понятное разочарование», — пишет автор.

А вот, что по поводу своих разочарований говорит Лидия Александрова:

Почему кошка написала в тапки?

— Для нас принципы работы важнее методики. И когда мы берем тот или иной инструмент, мы смотрим, насколько он ложится в эти принципы. Если не ложится, то мы от него отказываемся. Например, отметочная система. Она хороша на больших объёмах детей. Когда у вас 28 учеников, вам легче за каждую работу присвоить какой-то балл, вы видите общий балл по классу, спады, подъёмы, вы можете вести статистику. Но отметки не решают проблемы оценки качества знаний и стимулирования детей к обучению. Этот приём работы не ложится в наши принципы, значит, мы от него отказались. И переходим не к количественной отметке, а к качественной: «на высоком уровне сделана работа» — идём дальше, «на низком» — снова всё разбираем.

Почему так не работают в обычной школе? Сразу скажу, что не считаю, что у нас какая-то идеальная система. Что же касается общеобразовательной государственной школы, то, я думаю, в школе проблема такая: принципы работы школы — декларируемые и реальные — не соответствуют друг другу. Я потому и ушла из школы. Потому что там идёт этот постоянный разрыв. Говорим всё время одно, а делаем другое. И ты должен либо это как-то соединить в своей голове, либо твое мышление начинает деформироваться. Самая большая проблема школы, мне кажется, в том, что никто никому не верит.

Управление образования не доверяет директорам, те — завучам, завучи — учителям, учителя — детям, дети (на всякий случай) — учителям и родителям. Как в анекдоте: кто-то на кого-то наорал, а кошка в тапки написала. И из-за того, что никто никому не доверяет, все хотят друг друга контролировать. И школа просто помешалась на контроле. Они всё время что-то у детей проверяют. Сейчас дети вышли с каникул. Они пять месяцев не были в школе. Нужно провести ВПР (всероссийскую проверочную работу). Чтобы что? Что они хотят проверить.

А во главе угла стоят отчёты. Они должны быть красивыми. Если не так, то в них должны быть подправлены цифры или дети. Чаще всего пытаются подправить всё: и детей, и цифры.

Вы спрашиваете, как детей можно подправить? Детей можно заставить, принудить, испугать... Сначала напугать ВПРами, потом ОГЭ, потом ЕГЭ, институтом, армией и всем на свете. В итоге вырастают напуганные дети. Кстати, дети сейчас ОГЭ уже не боятся, они вообще очень расслабленные в этом отношении. Поэтому, думаю, в средней школе и учителя не могут найти механизм управления. Дети говорят: ну, не сдам ОГЭ, займусь чем-то другим, пройду курсы, научусь программировать, буду сидеть, писать программы. Они не боятся, потому что понимают: мир — это нечто большее, чем институт или колледж. И родители стали другими, они тоже больше не боятся. А когда ваш единственный метод воздействия — страх и запугивание, и у вас он пропадает, то все говорят: боже, что случилось с людьми? Катастрофа.

Поэтому я считаю, если в наших школах люди просто начнут доверять друг другу и перестанут бесконечно друг друга контролировать, этого будет достаточно, школы выровняются. Каждая школа будет заниматься своим делом — учить детей. Раз в год отправлять в управление образования бумагу в свободной форме, что у нас всё хорошо, не звоните нам, пожалуйста.

Помощь или перекладывание ответственности?

— С городским управлением образования у нас отношения отличные. Они нас поддерживают. В первый же год я пришла к Марии Геннадьевне Барабановой. Она очень понимающий, грамотный специалист. Я рассказала, зачем мы собираемся открываться, что собираемся делать, что мы никому не конкуренты. Что, наоборот, в школах полно детей, которые сводят с ума всех. Мы готовы этих детей принимать. Что у нас есть финансовые и временные ресурсы детей корректировать. Допустим, к нам пришёл ученик из школы, где уже всем было от него плохо: учителю, детям, родителям. У нас, естественно, тоже начались проблемы, но мы пригласили психолога, стали заниматься. Психолог консультировал учителя, родителей, ребёнка, меня заодно — чтобы я не нервничала. Прошло полгода — и мы наладили отношения. Я считаю, что с любым ребенком можно договориться. Но на это надо потратить время.

Просто пригласить родителей в кабинет и сказать: у вас ребёнок умный, но ленивый — это не помощь, а перекладывание ответственности.

Я сказала об этом в управлении образования и попросила: пожалуйста, поддержите нас. Мария Геннадьевна мне очень помогла — и советом, и порекомендовала мне школу на внешний аудит — первую городскую школу. Мы два года с ней работаем. И в этом году, вероятно, туда же пойдем.

Дело не в лицензии

— Сложно ли получить лицензию? Помещение Центра в нашей личной собственности. Мы здесь сделали ремонт сразу подо все требования Роспотребнадзора, пожарной инспекции и управления образования, которое всех лицензирует. Но если вы хотите открыть школу, у вас должно быть отдельно стоящее здание, а это уже огромные деньги. У нас нет таких финансовых ресурсов.

Требования эти написаны очень давно, когда не было представления о том, что образование будет дробиться. Были представления, что вы либо государственная школа, либо вы очень богатый человек и открываете свою частную школу с миллиардными инвестициями в неё...

Но при этом и стоимость обучения зашкаливает. В регионах такое практически невозможно. Хотя случается, что коллеги в других городах находят мецената, который отдаёт своё помещение.

Мы надеемся, что в 2021 году придут новые стандарты и, возможно, мы сможем получить лицензию без отдельно стоящего помещения. Но, знаете, для нас это и не сверхзадача — получить лицензию. Мне вполне нравится работать так, как мы работаем. Мне даже нравится, что школа проходит внешний аудит. Это всегда хорошо, когда кто-то извне проверяет, раз в год, не каждый день, конечно. Мне, как руководителю, это показывает, как работают мои учителя. Мы сейчас работаем свободно, а получив лицензию нам придётся немного перестраиваться.

Когда школа «встаёт на уши»

— Отчёты даже не самая большая проблема. Поделюсь своим оценочным суждением. К примеру, ты работаешь в школе учителем. Наступает пятница. Ты все уроки закончила и уже практически дома. И тут в 16:00 тебе звонит завуч и говорит: не жить-не быть, срочно сегодня до 18:00 надо отправить отчёт в управление образования с датами рождения матерей ваших учеников. Зачем? Затем, чтобы кому надо молоко выдавали. Как дата рождения матери связана с молоком? Там ведь не грудное вскармливание? Никто ничего не объясняет: надо!

И вот такая перспектива в пятницу в конце рабочего получить задание и сделать срочный отчёт, создаёт ужасную атмосферу. Помню, всю пятницу я обзванивала всех родителей, не успела доделать отчет и плюнула. В понедельник меня на оперативке за это выругали. Получается, что ценится не моя работа педагога, профессионала, который пять лет учился на учителя. А оценивается, умею ли я быстро собирать список с датами. И это только один пример. Откуда валятся эти отчеты? Я думаю, они там наверху сидят-сидят, и вдруг им хочется посмотреть какой-то срез. Вот они и решают разослать запросы. Действительно, что им там, в школе, трудно что ли написать? Трудно, потому что сразу вся школа встала на уши. А в частной школе проверка всего раз в год...

Продолжение следует...

Подготовил Сергей Михайлов
СамолётЪ