Субботние чтения. Чулпан Хаматова: «Кажется, что мы идём каким-то неверным путём»
Кто из нас всерьёз задумывается о том, что, например, наша жизнь, возможно стала бы гораздо более гармоничной и наполненной, если бы вместо развития бездушных технологий, попытались установить более тесные отношения с окружающей нас природой. Но оказывается, есть среди нас люди, которые напряжённо думают об этом. Чулпан Хаматова дала большое интервью изданию «Buro24/7», в котором поделилась своими соображениями по поводу феминизма, патриотизма и господства технологий. А также рассказала о проблемах, связанных с работой благотворительных фондов и о стоимости лечения онкологических заболеваний.
СамолётЪ предлагает краткое изложение этой содержательной беседы.
О войне и сострадании
Сегодня, раж военно-патриотической истерии вокруг войны вообще и Дня Победы в Великой Отечественной войне, в частности, достиг такого накала, что на праздничной Красной площади уже не остаётся места последним, оставшимся в живых ветеранам — о них в раже безудержных празднований позабыли, как о чеховском Фирсе, запертом в старом доме. В такой гнетущей атмосфере нужно иметь большую смелость и большую моральную убеждённость чтобы сказать:
«Я, например, ненавижу Великую Отечественную войну, я не могу ей гордиться. Для меня это боль, кровь и страдание не только русского народа, но и немецкого, солдат и мирного населения других стран. Я в принципе ненавижу войны и ни одну из них никогда не поддержу. А если она всё-таки случится, то мне будет жалко все стороны конфликта.
В „Современнике“ Кирилл Серебренников ставил спектакль „Голая пионерка“. Сегодня его и представить невозможно, потому что он абсолютно пацифистский, внятно артикулированный спектакль про то, что жалко всех».
О патриотизме
Для Хаматовой патриотизм — отнюдь не синоним обиды на весь свет, соглашательства с молчаливым большинством, как всегда поддерживающим «политику партии и правительства»:
«Я дважды жила вне Родины и просто подыхала. Я настоящий патриот. Я люблю свою Родину и хочу, чтобы всем было хорошо, чтобы в ней не умирали дети, чтобы невинные люди не сидели в тюрьмах. Пройдёт много времени, прежде чем наши люди поймут, что они ответственны за свою жизнь сами. Рабское сознание, которое нам так долго насаждала советская власть, — это такой посттравматический синдром, который нужно вылечить и забыть».
О феминизме
Позиция Хаматовой в новую эпоху «позитивного» экстремизма #MeToo успокаивает отсутствием ложной гендерной солидарности и, напротив, присутствием настоящей женской мудрости:
«Конечно, у женщин должны быть такие же права, как и у мужчин. Но я буду отстаивать и права гомосексуальных людей, права детей, права китов, права тигров. Мы все имеем права. Западное общество очень многое знает про права, а мы, восточное общество, много знаем об обязанностях. Как совместить две полярные сущности, которые есть в каждом человеке и в каждом обществе? Этот вопрос стоит перед сегодняшним миром».
О гегемонии технологий и ее последствиях
А вот то, о чём я сам часто думаю, наблюдая за беспрерывной и всемирной гонкой технологий, порождающей всё больше машин и гаджетов — умелых, быстрых, но мёртвых и бездушных, которые не делают нас счастливее. А только отвлекают и разобщают. И, глядя в пристальные, грустные глаза своей собаки Моти, я готов повторить вслед за Чулпан:
«Я до сих пор не могу понять, как можно было придумать интернет, но не придумать переводчик для животных. Почему я до сих пор не могу поговорить со своей собакой? Дети говорят, что я полная идиотка, но меня вполне серьёзно это расстраивает. Кажется, что мы идём каким-то неверным путём. Вместо того, чтобы на самом деле понять тех, кто живет рядом с нами, мы всю планету разворачиваем в сторону человеческого комфорта...Абсолютное главенство технологий — это эволюционный тупик, в который рано или поздно человечество упрётся, если не опомнится. А ещё мы так и не научились разговаривать друг с другом. Не научились слышать друг друга и принимать такими, какие есть».
О критике благотворительных фондов
«Когда мы только начали помогать детям (фонд «Подари жизнь», основанный Чулпан Хаматовой и Диной Корзун в 2006 году, помогает детям с онкологическими, гематологическими и другими тяжёлыми заболеваниями — прим. ред.), мы получали обвинения в одном, в другом, в третьем, в пятом, в десятом. Я и так человек, который делает много неправильного в жизни. У меня и так много отклонений от нормы, зачем мне приписывать ещё что-то? Вот как бы я поступила, если бы узнала, что кто-то помогает другим? Допустим, у меня есть ненормальный знакомый, который занимается бездомными животными. И я бы подумала: «Господи, ну хоть кто-то снял с меня эту ответственность! Я буду отправлять ему 10 рублей в месяц и буду счастлива, зная, что на моей совести не висит эта ответственность. Или вот есть фонд „Старость в радость“: я счастлива, что такие в хорошем смысле сумасшедшие люди помогают пожилым. Мне никогда и в голову не придёт спросить у них: „Почему вы занимаетесь этим?“ Потому что помощь другим — это очень сложная работа. Никакой это не пиар, никаких бонусов она не приносит.
А ещё меня расстраивало, что критики обижали людей, с которыми я работаю, а они вообще ни в чём не виноваты. Они пришли с внутренней миссией, ведь ни один нормальный человек по лекалам современного общества не вписывается в благотворительную систему. Он должен мыслить по-другому, он должен быть другим человеком. В благотворительность приходят чудики, которые знают, что они будут работать 26 часов в сутки за три копейки, но при этом будут абсолютно счастливы. Эта миссия делает их счастливыми.
Я расстраивалась, что есть дураки, мешающие большому делу. Оно стоит на хрупких ногах и в любой момент может рухнуть благодаря этим идиотам. Они, не зная предмета, берут и ставят свою оценку».
Об онкологии и затратах на её лечение
«Из-за того, что мы были первыми, у многих появилось ощущение, что фонд „Подари жизнь“ большой, мощный и самостоятельный. Я часто слышала что-то такое: „Мы вашему фонду помогать не хотим, потому что у вас и так всё в порядке. Мы выберем маленькие фонды“. И тогда я поняла, что мы создали какой-то перекос в сознании, потому что лечение онкологических заболеваний обходится дороже всех остальных. Нет ни одной другой болезни в мире, лечение которой требовало бы такого количества денег. Рак требует передовых технологий, лучших врачей, лучших лекарств. Нужно создать целую систему, в которой врачи из провинции могли бы лечить детей правильно, для того чтобы их не нужно было со всей страны везти в Москву. А сейчас привозят, и часто рак у этих детей уже в терминальной стадии, так что мы мало чем можем помочь.
Наверное, мы большие, но мы такие же беззащитные, как и любой маленький фонд. Мы всё время бегаем с высунутым языком и придумываем, что бы нам сделать, как бы собрать больше денег и как помочь большему количеству детей. У нас ещё не было ни одного дня, когда мы могли бы расслабиться и сказать: „Фух, наконец-то у нас есть достаточный денежный запас, который мы будем года три раздавать“. Мы понимаем, что идём в минус, поэтому нам нужно наращивать обороты. А сейчас ещё появились фантастические лекарства, которые не поражают организм. С их помощью можно вылечить ребёнка без последствий для его здоровья, но они стоят так дорого, что из 10 детей мы сможем купить их только двум. А хочется, конечно, помочь всем. Наша миссия такая: в России не должно быть ни одного ребёнка, который не получит помощи только потому, что у его родителей нет на это денег. Но сегодня мы всё равно вынуждены отказывать, потому что у нас не хватает денег. Так быть не должно».
О деле Кирилла Серебренникова
«Сначала мне казалось, что силовики, которые пытаются добиться чего-то от творческой интеллигенции, сумасшедшие. Они не объясняют, чего они хотят от нас, от Кирилла. Они говорят, что он вор, но всем понятно, что это не так. А что они хотят сказать этим? Что он вор? Ну это смешно. Дальше что? Какой месседж они посылают нам? Чтобы мы испугались и уехали из страны? Чего они хотят от нас? Ну пусть шепнут: „Валите“. Если они хотят, чтобы мы перестали высказываться, то пусть прямо скажут это. Пусть хоть что-то проартикулируют!
Кирилл должен быть на свободе. Время всё расставит на свои места, в этом я даже не сомневаюсь. Нет смысла реабилитировать Кирилла перед людьми, которые не знают его или его творчество. Нет смысла, пока они не начнут смотреть другое телевидение, слушать другое радио, жить другими категориями».
Подготовил Сергей Михайлов
СамолётЪ