Субботние чтения. «Жить не по лжи» нежелательно. Эксперт считает, что честных людей становится всё меньше

Корреспондент «Афиша Daily» Инна Герман поговорила с врачом-психиатром, профайлером и преподавателем Института свободных искусств и наук ММУ о том, почему люди постоянно врут, легко ли быть честным человеком, можно ли распознать обман, как за нами следят крупные компании и скоро ли все мы окажемся под колпаком.

— Правда ли, что все врут?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо определиться с тем, что такое ложь. Я бы сказал, что ложь — это некое сознательное высказывание, которое не соответствует истине. Ложь начинается там, где есть осознанное введение в заблуждение, для того чтобы воспользоваться этим с корыстной целью. Большинство людей обманывает постоянно, так было, есть и будет.

— Большое количество денег, времени и энергии люди теряют из‑за того, что безосновательно верят на слово потенциальным партнерам, поставщикам, клиентам, чиновникам. Что следует знать о лжи обычному горожанину?

— Во-первых, нужно четко отделять подготовленную ложь от неподготовленной. Мы социально так устроены, что достаточно неплохо видим неподготовленную ложь, а вот продуманную, мошенническую ложь мы часто не распознаем. Поэтому необходимо сохранять значимый и чувствительный уровень критицизма к той информации, которую нам дают, перепроверять ее в независимых источниках. Кроме того, надо стремиться избегать импульсивных поступков. Обращать внимание на большое количество недосказанности, разговор обобщенным языком, когда человек говорит только про то, как «космические корабли бороздят просторы Вселенной», но уходит от конкретной темы или затрагивает ее очень обобщенно, не отвечая на конкретно поставленный вопрос. Такие витиеватые речи, пусть они и красивые, и приятные на слух, чаще всего выполняют роль пыли в глаза, отвлекая наше внимание от более значимых вещей. Таким образом нашим вниманием манипулируют, действуя по принципу фокусника.

— А если говорить о невербальной коммуникации, на что стоит обращать внимание, чтобы тебя не обвели вокруг пальца?

— Дело в том, что гарантированных невербальных признаков обмана нет, и не может быть в принципе. Статьи и мнения о том, что «почесал нос — обманывает», не соответствуют реальности. Даже целый комплекс признаков не может быть достоверным признаком лжи. Тот же самый полиграф, проверка на детекторе лжи, всегда имеет определенную вероятность ошибки. С другой стороны, чем больше признаков, тем больше вероятность лжи, а признаков там может быть достаточно много: покраснение и побледнение (явные признаки стресса), стремление уйти от диалога и коммуникации, чтобы не сдавать дополнительные детали. Есть классическая «триада лжи»:

обобщенность и генерализованность речи по типу «обо всем и ни о чем», явные признаки стресса: почесывания, подергивания, пот, изменения дыхания и голоса, признаки диссоциации: когда человек хочет как можно быстрее закончить разговор или переводит тему, чтобы мы не оспаривали его точку зрения. Пример: «Я уже ничего вам больше не хочу говорить, хватит».

Для примера посмотрите конец интервью Виталия Мутко:

Кроме того, мы часто верим мошенникам, но не верим честным людям. Мы начинаем быть очень подозрительными, когда люди ведут себя честно по отношению к нам, потому что считаем: «Нет, так не бывает». Но, конечно, честных людей будет становиться все меньше и меньше, потому что они не особо адаптированы к социальной жизни. С ними хотят общаться меньше, ведь ложь связана с социализацией, успешными стратегиями коммуникации и общения. Как бы это цинично ни звучало, если мы не умеем обманывать, то мы не умеем общаться и продвигаться вверх по социальной пирамиде.

— Возможно ли вообще быть идеально честным?

— Это, безусловно, нежелательно. Если вы будете идеально честным человеком, вы, скорее всего, будете не социализированы. Люди не всегда хотят слышать правду. Даже на вопрос «как дела?» мы не хотим слышать честный и правдивый ответ. Ложь — это социальная стратегия, которой мы пользуемся каждый день. В этом смысле чем легче человеку обманывать, тем проще ему социализироваться. Но все, опять же, без фанатизма.

— Если у человека существует определенное психическое расстройство, которое позволяет ему самому верить в собственную ложь, будет ли сложнее уличить его во лжи?

— Возможно, но не обязательно. Возьмем такой классический психиатрический симптом, как бред. Человек может быть сам убежден в своем бреде, это помогает ему более убедительно доносить информацию до окружающих. Часто люди покупают не компетентность человека, а его убежденность в чем‑либо. Так что да, существуют такие синдромы, как психопатия и психопатоподобное расстройство (при таких особенностях человек имеет сниженные способности к сопереживанию и раскаянию, он бывает эгоцентричен и лжив. — Прим. ред.), которые помогают человеку стать лучшим лжецом. Психопат запросто может выдать в своей речи настоящий актерский монолог (да такой, что все окружающие будут стоять и, развесив уши, его слушать), но по сути — ничего не сказать.

— Кого тогда можно назвать идеальным лжецом?

— Человека, у которого есть большой опыт лжи. Ложь — это тоже стратегия и навык: чем больше человек врет, тем лучше у него это получается. Поэтому ложь детей и подростков часто очевидна: у них опыта мало, они только учатся врать. А вот если взять политиков и предпринимателей, у которых это является частью профессионального опыта, их очень часто довольно трудно поймать на лжи.

Конечно, честных людей будет становиться все меньше и меньше, потому что они не особо адаптированы к социальной жизни. С ними хотят общаться меньше, ведь ложь связана с социализацией, успешными стратегиями коммуникации и общения

Алексей Филатов
Врач-психиатр, профайлер, преподаватель ИСИН ММУ

— Какой, с вашей точки зрения, сейчас самый надежный способ определения лжи?

— Такого способа нет. Все зависит от ситуации и контекста. Гарантированно доказать, что человек обманывает, практически невозможно при отсутствии вещественных доказательств.

— Насколько тогда этически корректно использование таких методов, как полиграф, при условном приеме на работу?

— Обычный человек может определить ложь только со случайной долей совпадения — это около 53%. Профессионалы по детекции лжи без полиграфа могут определить до 70% лжи максимум. С аппаратурой, полиграфом, анализом голоса и лица можно эту цифру довести до 90%. Но до 100% дойти невозможно, потому что человек непредсказуем, также всегда есть исключения из правил, которые не вписываются в прогнозируемые шаблоны поведения. Поэтому я считаю, что, с точки зрения юриспруденции, такие методы определения лжи не валидны. Крайне мало стран, где полиграфная проверка является существенным доказательством.

— А где у нас в стране на практике используются технологии определения лжи? Как человек может столкнуться с тем, что его хотят проверить?

— Достаточно часто это делается при поступлении на работу: в банках, в компаниях с гостайной. Юридически полиграф обоснован при трудоустройстве на работу с государственной тайной, все остальное теоретически можно оспорить, но этого все равно не делают — потому что если будешь спорить, то точно не возьмут. Отказ проходить такое испытание по умолчанию трактуется как косвенный признак причастности к сокрытию какой‑то информации.

Во многих коммерческих структурах есть рутинные полиграфные проверки. Чаще всего там сочетается и полиграф, и безинструментальная детекция лжи, и нейротехнологии. Высокотехнологичные методы детекции требуют как глубокой экспертизы, так и больших затрат, поэтому встречаются редко. Чаще всего это полиграф и, к примеру, послойный анализ голоса, когда голосовой анализатор автоматически определяет уровень стресса у человека. Можно прикрутить, например, айтрекеры: видеокамеры, которые анализируют движение глаз при ответе на определенные вопросы. Существуют еще тепловизоры, которые могут анализировать лицевой кровоток. Но в обычной практике, повторюсь, такие технологии будут использоваться нескоро: они дорогие, профессионалов мало, а методик практически нет.

— Вы говорили о том, что сейчас именно персональный компьютер и смартфон — это те существа, которые знают нас лучше, чем кто‑либо. Можно ли использовать открытые данные о нашем поведении в сети, чтобы нас анализировать?

— По большому счету это нужно, чтобы подтолкнуть человека к принятию того или иного решения — в широком смысле слова. Если мы знаем о человеке какую‑либо информацию, то компании, политики или журналисты используют ее для манипуляции его поведением. Компании подталкивают нас к покупке нового айфона, журналисты подстраивают повестку дня специально для пользователя (браузер показывает именно те новости, которые юзеру будут интересны), ну а политики используют это в предвыборных кампаниях. С одной стороны, в этом случае человек будет менее осознанно принимать решения, им станет проще манипулировать. С другой — ему будут давать то, что ему проще принять. Стоит вам в ютьюбе посмотреть или тем более лайкнуть три-пять видео на какую‑то тему, как платформа будет автоматически подкидывать вам похожие видео, и вы в этом сегменте закроетесь, ваша информационная повестка будет ограничена, вы будете видеть только ту часть мира, которая соответствует вашим интересам.

— То есть если обмануть работодателя при приеме на работу еще возможно, то провести собственный смартфон...

— Именно! Не получится.

— Есть ли стратегии, которые позволяют избегать таких ловушек?

— Во-первых, следует внимательно относиться к данным, которые вы оставляете о себе. Возьмем те же самые лайки в «ВКонтакте» или фейсбуке — каждую активность такого рода может проанализировать абсолютно посторонний человек. Например, банки при выдаче больших кредитов могут залезть в социальные сети человека и посмотреть его поведение: если у него будет много лайков, связанных с вечеринками и алкоголем, то процентная ставка в итоге может быть выше. Во-вторых, ничего бесплатного не бывает: интернет в московском метро тоже не бесплатен. Вы оставляете свои данные провайдеру этого интернета, и он узнает вас лучше, сможет давать вам персонализированную рекламу и понимать, где вы находитесь. В-третьих, необходимо сохранять нормальный критический взгляд на вещи и перепроверять информацию.

— Возможен ли в России проект, подобный китайской системе социального рейтинга (в Китае оценивают моральный облик граждан и их поведение, а к тем, у кого низкий балл, применяют санкции — например, не разрешают летать на самолетах. — Прим. ред.), основанный на анализе больших данных поведения пользователей в сети?

— Многое ведет к этому. Вообще, одна из особенностей русской ментальности — мы любим контроль. У нас в Москве очень много видеокамер на квадратный метр: практически в два раза больше, чем в Гонконге, и в шесть раз больше, чем в Пекине. На большинстве подъездов висят видеокамеры, работающие 24/7 и запрограммированные на распознание лиц и обучение. Я уже не говорю про Тверскую и популярные места проведения митингов: там видеокамеры формируют 3D-портрет каждого прохожего — даже капюшон вас не замаскирует.

Еще прошлым летом Московскую городскую систему видеокамер интегрировали с модулем распознавания лиц и различными черными списками. В 2019-м этот процесс интеграции завершится. А это около 250 тысяч камер. Доступ к системе имеют не только силовики, но и чиновники. И еще надо сказать, что это, конечно, большой бизнес. Его делают не только на обслуживании камер, но и на использовании получаемой информации.

Похожие нейросети вполне хорошо отработали у нас во время чемпионата мира по футболу 2018 года. Поиск конкретного человека среди одного миллиарда лиц занимает менее, чем полсекунды. В том числе алгоритм NtechLab способен определить эмоциональное состояние, пол и возраст человека.

Обычный человек может определить ложь только со случайной долей совпадения — это около 53%.

Алексей Филатов
Врач-психиатр, профайлер, преподаватель ИСИН ММУ

На сегодня есть великолепные модели идентификации человека по лицу, чуть хуже — по голосу, еще чуть хуже — по клавиатурному почерку, и вот теперь китайцы заявили, что могут идентифицировать людей по походке! И, скорее всего, они не врут. Об этом еще в ноябре заявила компания Watrix, CEO которой, Хуан Юнчжэнь, — один из наиболее авторитетных персонажей в области идентификационного машинного зрения, а Пекинский университет, в котором это сделали, — один из безусловных лидеров этого процесса.

Кроме того, если вы клиент Сбербанка, то вы, скорее всего, уже сталкивались или скоро столкнетесь с его желанием узнать о вас как можно больше: конечно, бесконтактные платежи и доступ в личный кабинет удобны, но это только одна сторона медали. Сегодня Сбер лидирует в проекте получения образцов голоса и фотоизображений своих клиентов. Понятно, что это позволит пользоваться услугами банка без документов (что, конечно, удобно), но также и обучить нейросеть определять уровень благосостояния человека по его лицу и голосу, — а это уже совсем другое. Особенно учитывая долгосрочные последствия этого. А почти 100 миллионов образцов голосов и лиц клиентов Сберу вполне хватит, чтобы это сделать очень качественно. И пусть такие модели, конечно, создавали и раньше, но работали они не всегда удачно.

Лично я довольно спокойно отношусь к таким работам, к тому же этот тренд уже не остановить, — но есть люди, которым это не нравится. Кроме того, сейчас продвигается законопроект об автономном российском интернете — это позволит контролировать практически весь трафик в сети.

— Значит ли это, что нам нужно срочно удалять свои профайлы в социальных сетях и задумываться о цифровой смерти?

— Скорее, речь идет о нормальной цифровой гигиене. Точно так же, как мы следим за гигиеной психики и тела, мы должны задумываться о гигиене потребления информации. Брать информацию из проверенных и независимых источников и делиться ей тогда, когда это уместно и необходимо.

Подготовил Илья Неведомский
СамолётЪ