Точка кипения

 - Но ведь продукты все равно покупают.
 - А человек не может не есть. Но объемы упали. Отчасти этому способствуют и ярмарки, устроенные в городе. Разница на 20% между ярмарочными ценами и магазинными ценами, о которой говорят,– не соответствует действительности. Я не понимаю, если мы рядом с действующим магазином, который платит налоги, откроем рынок, и магазин умрет вскоре, кто от этого выиграет?
 - А вот это странное «дежа вю» советских времен - очереди у молоковозов – не ваших рук дело?
 - Даже комментировать не хочется. Не наши это молоковозы!
 - Молоко-то хоть в них коровье?
 - Наверное. Есть федеральный закон номер 88 от 12.06.2008 г., запрещающий производителю продавать продукцию без упаковки. В городе стоит 14-ть молоковозов и действует 11-ть точек по продаже молока на розлив. Что является грубым нарушением федерального закона. При этом продажная цена литра молока с молоковозов в среднем – 21 рубль. Отпускная цена Череповецкого молкомбината – 18,80, в магазинах города молоко стоит 20-21 рубль, в нашей собственной торговле – 19,70.
 - Почему же тогда народ давится в этих очередях?
 - Этот вопрос стоит ли адресовать мне. Ни одно хозяйство напрямую свою продукцию не продает. Селяне продают молоко предпринимателям по 12-13 рублей, предприниматели продают на точках. У них есть кассовый аппарат, они платят налоги? Как можно расценивать эти молоковозы в Череповце? Я вам больше скажу – в Вологде такого нет, там молоковозы не стоят. И сомневаюсь, что эти молоковозы после продажи проходят санитарную обработку. Самая большая опасность для нас в том, что если, не дай Бог, среди населения возникнут случаи отравления, в этом обвинят Череповецкий молочный комбинат. Никто разбираться не будет. Мы это уже проходили.
 - Еще в декабре вступил в силу молочный техрегламент, который, по идее, должен был поставить заслон некачественным продуктам, вернуть первоначальный смысл таким понятиям, как «молоко», «сливочное масло», «сыр», «сливки» и «творог». Как он отразился на работе вашего предприятия?
 - Это и есть все тот же закон, о котором я уже говорил выше. В целях его исполнения мы понесли значительные финансовые расходы - вынуждены были заменить прежнюю упаковку на новую (с новым значком Росстандарта).
 - То есть на качество регламент не повлиял? А ведь говорили, что заставят переименовывать «молоко», изготовленное из порошка, в «молочный напиток».
 - Кто-нибудь видел эту надпись на упаковке? Такого продукта в стране нет. Этот закон никто и не собирался исполнять. Еще раз повторю, его результат: молочные комбинаты потеряли деньги на замене упаковки, а сельхозпроизводители получили снижение закупочных цен на молоко. Федеральный закон устанавливает для молока ряд ограничивающих параметров. Я просто обязан переводить молоко в более низкую категорию. Если раньше высшим сортом мы принимали до 80% молока, то сегодня это всего лишь 20%. Остальное идет первым или вторым сортом.
 - Кто же пролоббировал такой замечательный закон?

- Это всем известно – крупнейшие компании, плюс те, кто заинтересован не в производстве, а в экспорте продуктов питания на территорию России. Зачем им наше сельское хозяйство? Это выгодно тем, кто хочет, чтобы в стране мы только пилили круглый лес, добывали нефть, плавили металл и отправляли все это на Запад. А там уже будут производить конечные продукты, и продавать нам обратно. По бензину, например, закон, аналогичный «молочному», не принят - мы продолжаем потреблять, по сути, «бензинный напиток». Иначе нефтепереработчикам придется полностью реконструировать всю свою отрасль. А по молочной отрасли, ведущей в Вологодской области отрасли пищепрома (более 60%), принят. Правильно - надо давить самых сильных, тогда и разговаривать легче будет.
 - Наступила весна – самый ответственный период в сельском хозяйстве. Вы со своими «подшефными» хозяйствами связаны в тесный рабочий комплекс. Как настроение у селян?
 - Да в принципе нормальное. Не все понимают, что сегодня у села один кризис – это переработка, которая резко перестала платить деньги. Неплатежи повлекли за собой введение предоплаты. Положение печальное. Но на самом-то деле у селян хорошей жизни никогда не было. Они к этому привыкли – «кожа» толстая наросла: «Переживем! Не такое переживали». Самое большое непонимание у людей вызывает разница между тем, что они видят по телевизору, читают в прессе, и тем, что происходит на самом деле. Ощущение такое, что никакой мало-мальски серьезный вопрос в стране просто не решается.
 - На самом деле все так плохо?
 - С нового года сельхозпроизводителям подняли тариф на электроэнергию на 30-40%. И если еще до нового года нельзя было отключать за неуплату фермы и другие сельскохозяйственные комплексы, то сейчас с этим никаких проблем. Сравните сами: ставка электротарифа для Череповецкого молкомбината 3 рубля, а для хозяйства «Октябрьское» в Коште – больше 5-ти. Самые богатые, по мнению энергетиков, у нас селяне. Мы воспринимаем это как нормальную попытку таким вот образом угробить оставшееся сельское хозяйство. Самое страшное, что беспокоит нас, как переработчиков - в такой ситуации может начаться неконтролируемый вырез скота. Люди озлоблены до предела. Я каждый божий день разговариваю со всеми руководителями хозяйств и вижу: мужики уже подошли к «точке кипения», говорят: «Хотят, чтобы мы закрылись, пусть скажут честно – мы закроемся». Все это закончится тем, что в стране останутся только Газпром, нефтяники и энергетики. Из того, что все преференции достаются сырьевому комплексу, можно сделать вывод: государство выбрало сырьевую направленность экономики.
 - А как же нацпроект?
 - «Купившись» на обещание государства, которое говорило: «Ребята, беритесь за национальные проекты, стройте, развивайтесь, мы 2/3 ставки по кредитам компенсируем», люди набрали кредитов. По телевизору обещают, что все проекты работают и будут профинансированы. Прошли декабрь, январь, февраль, март – ни одно хозяйство, ни копейки в возмещение ставки не получило. И в апреле, говорят, не будет. А все эти пять месяцев они платят проценты в банк. И новых кредитов им никто не даст. Я понимаю, что произошло сокращение бюджета, что он не может дотировать сельское хозяйство так сильно, как это было в прошлые годы. Тогда надо честно об этом сказать. Здесь, кстати, надо отдать должное нашим губернским властям – они сделали большое дело, выделив деньги из бюджета на сложные удобрения. Все хозяйства сейчас с удобрениями - впервые в нашей истории.
 - Может быть, что-то изменится сейчас, когда сельское хозяйство получило нового министра…
 - Да сельское хозяйство надо лечить, наверное, поэтому кардиолога и поставили на это направление. Я читал ее выступление и пока что двумя руками «за». Например, в том, что касается использования сельхозземель. Правда, это вопрос в России пока никто не смог решить, даже Столыпин. Хотя есть же нормальное положение: земля должна обрабатываться. Если передаете ее в бессрочное пользование, поставьте условие: ее нужно обрабатывать. Не обрабатывает человек, сделку можно оспорить и землю забрать обратно. А у нас интересно получается – хозяйства себе землю оформить не могут, а товарищи, которые на этом деньги зарабатывают – оформляют. Никто не знает, почему так происходит?
 - Станислав Станиславович, скажите, есть во всем этом хоть какой-то позитив? Вот вас что держит, за что вы цепляетесь?
 - За работу. У нас на комбинате практически никакого сокращения не произошло, никакого снижения заработной платы. Да, к огромному сожалению, не удалось ее поднять. В условиях, когда соседние предприятия имеют 2-3-х разовое сокращение объемов производства и 20-20%-е снижение зарплаты, это уже хорошо. Мы еще с таким небольшим оптимизмом смотрим в будущее. Слава Богу, молоко – это не мебель, не металл, падения обвального удалось избежать. Плюс нам помогает своя сырьевая зона.
Что нам расстраиваться? Мы дожили до весны. Солнышко светит. Да, тяжело, но пока еще терпимо.

Беседовал Юрий Антушевич