Укол. Status Praesens

Приехал я в «парламентское село» на берегу Волги, а там этих избранников народа — целый инкубатор — ...надцать дворцов за пятиметровым забором с тройной зоной охраны. В первой же «рамке», в укладке «запищали» роторасширитель, языкодержатель, кровоостанавливающие зажимы, ампутационный нож и пр. «металлолом». Потом «запищал» я сам — из-за ПМ-травмата в подмышечной кобуре. Часть «железок», как вы понимаете, пришлось оставить на проходной. Секьюрити по рации связались со «штабом». «Да, ждём врача», — был ответ.

С двумя стражниками, на электромобиле (депутаты вечерами не любят шума) поехали по пустынным улицам городка к нужному дому. Вы когда-нибудь видели трёхэтажный сруб двадцать на двадцать, в стиле ретро, да с башенками? Нет? Ну, это самое, — вааще!

Чопорный персональный телохранитель на первом этаже дома. «Стоять», «Раздеваться здесь», «Переобувайтесь», «Прямо по коридору, нажимаете кнопку „2“ лифта». Постоял, разделся, переобулся, прошёл, нажал.

Весь этаж разделён на четыре комнаты с раздвижными тонированными стеклянными стенами. Туда (дуй) ничего не видно, обратно — (...) всё насквозь. В столовой, на персидском ковре у пылающего камина, лежал и грелся огромный кот невиданной мне доселе породы. Красавица-жена депутата, словно сошедшая с глянцевой обложки журнала «Burda Moden», являла саму любезность. «Проходите, пожалуйста, располагайтесь. Муж сейчас подойдёт». Я было присел на краешек дубового резного стула ручной работы, но сработала старая скоропомощническая привычка.

«Извините, я бы хотел помыть руки...». «Да, да, конечно. В холле вторая дверь налево». Прошёл, открыл. «Пардон, я хотел только помыть руки, а не искупаться в бассейне с водопадом. Где раковина-то?». Оглядевшись, увидел слева от двери элитную сантехнику из Green Onyx с бронзовыми, под старину, кранами. Вымыл руки с ароматным жидким мылом, подержал под бесшумной сушилкой-автоматом. Рядом заманчиво мерцала прозрачная тонированная дверь финской сауны... «И чё я, дурак, во врачи пошёл?».

Вернулся обратно. Лоснящийся депутат, в домашнем атласном халате и остроносых тапочках с изогнутыми носиками из «Тысячи и одной ночи», услышав шаги, прервал беседу с супругой и развернулся ко мне всей своей мощной высокой фигурой. Поздоровался, но руки не подал. Волчьи глаза пристально сканировали мою личность с головы до пят.

«Вы — врач?». (В скобках мои мысли. «Нет, блин, студент кулинарного техникума!»).

«Вы умеете делать уколы?». («Вообще-то я восемь раз из десяти внутрисердечно попадаю, мать твою!»).

«Вы хорошо делаете уколы?». («А как ты считаешь, дебил, если у меня стаж — тридцать с лишним лет?»).

«Вы мыли руки?». («Нет, блин, о штаны вытер!»).

«Лекарство импортное, очень дорогое, не пролейте». («Можно подумать, ты его на свои кровные купил в аптеке. Не боись! В машине „Скорой“ я на полном ходу препараты в шприцы набираю»).

Хочу измерить артериальное давление, пульс, послушать лёгкие и сердце, пропальпировать живот. Мне объясняют, что в этом нет никакой необходимости. Подумал — не доверяют (потом уже, в машине понял — брезгуют). Ну и хрен с тобой!

Лекарственный препарат без упаковки, двухкомпонентный. Этикетка аккуратно удалена. Спрашивать — что за лекарство, кто назначил и по какому поводу — бесполезно. Всё равно не скажут, потому что не доверяют. Я же потом на центральной улице города всем рассказывать буду — у кого был, какой препарат вводил. И понятий я никаких не имею ни о медицинской деонтологии, ни о врачебной тайне. Да...

Повторно обработал руки ваткой со спиртом. Аккуратно набираю растворитель, ввожу его через иглу в тёмный флакон. Несколько раз плавно переворачиваю последний донышком кверху, ожидая полного растворения содержимого в виде порошка. Меняю иглу и шприц на новые, опять набираю. Изгоняю мелкие пузырьки воздуха из шприца до «струи Ильича» и надеваю пластмассовый колпачок на иглу. Макаю хороший комок ватки в спирт (скажут ещё — «экономит»). Всё, можно выполнять инъекцию.

Прошу обнажить депутатскую жопу, простите, ягодицу с трудовой мозолью, заработанной на ниве тяжкого труда на благо простого народа. Депутат и его супруга, всё это время внимательно наблюдающие за моими манипуляциями, словно выходят из змеиного гипноза. Между ними начинается спор — как лучше делать укол — лёжа или стоя? В правую «половинку» или левую? Наконец, «консилиум» приходит к консенсусу.

Задрав и откинув в противоположную сторону свой халат и приспустив моднячие штаны от Armani , депутат стоя демонстрирует мне свой волосатый «задний привод», почему-то влажный и бледный. Снимаю колпачок, припадаю на левое колено, словно принимаю перед задницей присягу, и обрабатываю верхний наружный квадрант спиртом. В ту же секунду, ещё не отняв ватку, молниеносным движением, как копьё, втыкаю иглу, ограничивая контакт её муфты и кожи одним из пальцев руки (это надо видеть, но метода классная). Ввожу препарат. Также молниеносно извлекаю иглу и прижимаю место инъекции обратной (чистой) стороной ватки. Всё действо заняло несколько секунд. Я поднимаюсь на ноги, а депутат, пару раз качнувшись и, почему-то глубоко зевнув, начинает по частям «сползать» на ковёр лицом вниз.

Нечеловеческий, душераздирающий вопль жены парламентария эхом отзывается в заснеженных волжских просторах, закладывает мне уши, но, как ни странно, помогает быстро сконцентрироваться. Падаю рядом с пациентом уже на колени, как перед иконостасом, откуда-то взявшейся нечеловеческой силой переворачиваю могучую тушу. Спина моментально взмокла от пота, сердце застучало в горле, а в голове почему-то сразу возникла картинка местного TV с ведущим раздела «Криминальная хроника»: «...известный в городе врач M убил уважаемого в республике депутата N (фракция ЕР) прямо у него дома... депутатская комиссия требует СК разобраться в произошедшем инциденте и дать принципиальную оценку... ...широкая общественность единодушно осуждает... ...лишить врачебного диплома... ...срок заключения...».

Щёлкаю боковой кнопкой укладки, от чего последняя «разваливается» на две части, обнажая отсек «срочный ремонт организма», то бишь реанимационный набор. Быстро и объективно оцениваю ситуацию.

Состояние средней тяжести, без сознания. Кожа и слизистые бледно-серого цвета, холодные на ощупь. Язык сухой, обложен. Зрачки симметричные, не расширены, не сужены, на свет реагируют плохо. Корнеальные рефлексы слабо сохранены с обеих сторон. Мышечный тонус резко ослаблен. Изо рта запаха ацетона, алкоголя и пр. — нет. Артериальное давление — восемьдесят четыре на сорок пять миллиметров ртутного столба, пульс — девяносто восемь в минуту, ритмичный, слабого наполнения и напряжения. Тоны сердца глухие, ритмичные. Дыхание поверхностное, учащённое до сорока шести в минуту, в лёгких — жёсткое, в нижних отделах ослаблено. Хрипов нет. Живот мягкий. Физиологические отправления — судя по нарастающему с нижних отделов туловища и, бьющему в нос доктора, запаху мочи — в норме.

Вот впёрся, мать твою! А сокурсник-то соловьём весенним пел — пять минут работы и — «благосклонное расположение», «продвижение по служебной лестнице», «протекция». Не надо мне ничего! Хочу как раньше — жить от получки до получки, но на воле; больных — простых нищих россиян; по-прежнему хлебать щи лаптем и спать, как говорит мой дядя-прокурор, — спокойно.

Накладываю на длинный и толстый, как докторская колбаса (видимо, викарная профессиональная гипертрофия), депутатский язык специальный инструмент и максимально извлекаю его из ротовой полости. Голову поворачиваю влево. От камина подкатываю огромное кожаное кресло и с трудом закидываю на него ноги пациента — толстые, как телеграфные столбы. Громко и требовательно прошу жену открыть окно и принести влажное полотенце, параллельно выясняя про диабет, эпилепсию и пр. статусы в анамнезе.

Подношу ватку с нашатырным спиртом депутату под нос, на что тот сразу дёрнулся, открыл и закрыл глаза. Уже хорошо. Набираю и делаю, пока внутримышечно, несколько препаратов гемодинамического и кардиотонического действия. Давление постепенно начинает подниматься. Раздумываю по поводу гормонов. Делать — не делать? Почему-то в голове всплывает фраза одного бывшего детского реаниматолога, сменившего работу в стационаре на должность швейцара частной медицинской шарашки. Этот, с позволения сказать, эксперт (!) одного из профессиональных российских медсайтов, рекомендует при неотложных состояниях применять «чуток дексаметазончика». Вот так — ни больше, ни меньше — именно «чуток»! Хвала небесам, что отечественная реаниматология не понесла невосполнимую утрату из-за потери одного её представителя, скорее, наоборот — с облегчением вздохнула и продолжила своё бренное существование. Тем не менее, а отличие от рекомендаций вышеупомянутого «профи», мы будем действовать по известным стандартам, а потому приготовим, на всякий случай, упаковочку преднизолончика (прямо в рифму с «чуток дексаметазончика»).

Пока я мысленно разглагольствовал, пациент порозовел, открыл глаза, с остервенением выдернул языкодержатель изо рта, уронил ноги на ковёр, сел и заорал благим матом. Из проникновенной речи парламентария, я узнал много нового и интересного о современном состоянии российской медицины в целом и о себе, в частности. Чего-чего, а народные избранники умеют-таки убедительно говорить об актуальных проблемах современности, уж это у них не отнять! Собирая свои вещи, я клятвенно заверил «некронавта» в том, что мы обязательно учтём все его ценные замечания, пожелания и предложения в нашей дальнейшей работе. И, со словами «Честь имею», откланялся.

«Не переживай, док, — сказал мне телохранитель на первом этаже, вызывая по рации электромобиль. — Хозяин у нас большой бздун: палец порежет — в обморок, с женой поругается — в обморок, на работе проблемы — в обморок. А укол для него — это, вообще, обморок в квадрате. Даже „Скорую“ иногда из спецухи приходится вызывать».

...Проехав несколько километров в гору по вылизанной трассе, не выдержал и остановился. Вышел из машины, закурил. Пальцы предательски дрожали. Лицо пощипывал лёгкий весенний морозец. Луна и звёзды давно спали на мягких пушистых облаках, закрывших ночное небо. Вековые ели, вплотную подступившие к дороге, тихо перешёптывались в темноте редкими, томными полувздохами.

«Что-то осталось недосказанным...», — сказал бы В. Пикуль. Но что? Состояние было, как в старом анекдоте у Абрама, который вчера вступил в партию, а сегодня — в дерьмо. А ещё, как в другом анекдоте, но с тем же персонажем, которого спрашивают: «Почему у тебя пахнет изо рта?», а Абраша отвечает: «В душу насрали». В-о-о-о-т! Нашёл! Точнее не скажешь! А почему?

Отношение ко мне депутата и К*. Как к своему шофёру, к охраннику, к прислуге или обслуге, к человеку второго сорта, короче, — как к дерьму. Плевать, что не заплатили, а могли бы. Человек тридцать километров на своей машине в один конец проехал, бензин и личное время потратил, чтобы укол сделать в твою драгоценную жопу и сраный неврогенный обморок, вследствие острого эмоционально-стрессового воздействия, купировать. Да хотя бы просто спасибо сказал, мать твою! А не говном поливал меня и нашу медицину. Зато на трибунах все такие гладкие и пушистые, за народ радеете, реформы и оптимизации проводите. Стало быть, врёте вы всё, суки! Врёте! Нет вам больше ни веры, ни уважения!

С тех пор я никогда больше не езжу к таким людям, ибо, как сказал классик: «...страшно далеки они от народа...».

Владислав Маврин
«РМ» — СамолётЪ