В прошлом веке на другой Земле

Картина Мельника достаточно уникальное явление на фоне нынешней теле-киномоды на «оттепельные» 50-е-60-е. На время удивительного массового энтузиазма, но без мрачных примет, характерных для не менее пассионарных 20-30-х годов прошлого века, ощущения свободы, всеобщей любви и тотальной романтики в разных ее изводах.

Отличие «Территории» в том, что здесь нет романтики стиляг, фарцовщиков или фальшивомонетчиков — все эти довольно маргинальные для тех времен персонажи отчего-то вдруг стали «типичными представителями» своего времени. Авторы новой киноверсии старого романа писателя-геолога Олега Куваева пытаются рассказать современному зрителю о других типичных представителях поколения наших родителей, которые, как сказано в финальном посвящении фильма, построили-таки на выжженной недавней войной земле своей страны «мирную и счастливую жизнь».

Другое дело, что через 30-40 лет их потомкам эта жизнь покажется слишком серой и пресной. Они назовут то, в чем жили, не ведая, по большому счету, больших бед и лишений, «застоем» и пустятся во все тяжкие в поисках радости.

Александр Мельник с командой отличных актеров на фоне удивительных арктических пейзажей в позабытом сегодня формате производственной драмы показывает историю людей, которые в большинстве своем не боялись, как говорит один из персонажей фильма «жить по мечте». И этот образ жизни был тогда довольно массовым, так, что даже событие века — полет Юрия Гагарина в космос — даже на чукотском «краю света» вызывал большую радость, но не удивление: он был проявлением общего неостановимого движения «вперед и вверх».

История, рассказанная «Территорией», это история обнаружения крупнейшего месторождения золота на Чукотке, там, где, как казалось его не и быть не может. Это история о людях, которые доказывают невозможное, часто с настоящим риском для жизни, с удовольствием занимаются интересным, сложным, опасным и нужным делом, а не перекладывают бумажки в офисе или думают, как урвать миллион. Да, они имеют дело с золотом, но для большинства из них золото — нужный стране металл, а не «дачи, квартиры, машины».

После детального разбора «Территории» специалисты, безусловно, найдут в картине массу огрехов, сюжетных провалов, просчетов в мотивировках характеров персонажей — все эти опасности, которых и на этот раз не избежали авторы, характерны как раз для произведений с обилием событий и персонажей. Но есть в фильме одно, главное, чего удалось добиться авторам, чего картины не отнять и отчего ее хочется посмотреть еще раз — это удивительно чистый, свежий, северный воздух честного времени, который дохнул с экрана. Воздух, которого так не хватает всем нам сегодня. Который хорошо прочищает мозги, искривленные и забитые всепроникающим белым шумом мировых медиа с их тысячей параллельных истин, любую ложь, превращающих в абсолютную истину, с одной стороны, и с родной безапелляционной телевизионной пропагандой, утрамбовывающей нас в вязкую почву родной страны по самые уши, с другой.

К сожалению, у «Территории» есть все шансы остаться незамеченной широким зрителем — в отличие от странных ретро-сериалов, наводнивших наше ТВ, фильм обделен и рекламой, и вниманием критики.

Так, что идите, смотрите, дышите, пока есть возможность.

В кинотеатрах с 16 апреля.

Сергей Михайлов
«РМ»

Константин Лавроненко — единственный российский актер — обладатель приза Каннского фестиваля за лучшую мужскую роль, сыгравший главную роль в новом фильме «Территория», ответил на вопросы обозревателя «Эксперта» Вячеслава Сурикова.

— Съемки «Территории», проходившие в экстремальных условиях, потребовали от вас какой-то специальной подготовки?

— Быть готовым к тем обстоятельствам, в которых проходят съемки, — это часть профессии. Ты должен сделать все, чтобы твой организм был в рабочем состоянии — утром, днем, вечером, неважно, когда. Ты должен соответствовать тем требованиям, которые ты предъявляешь, прежде всего самому себе. Это относится к каждой работе, к каждому проекту. Каждый — испытание самого себя, и ты должен не просто его выдержать, ты должен пройти его с честью. Съемки «Территории» проходили на Севере, и это накладывало дополнительные обязательства и перед самим собой, и перед группой. Если ты соглашаешься на участие в каком-либо проекте, ты не можешь себе позволить простыть, заболеть, ногу сломать.

— Какой новый опыт вы получили во время съемок «Территории»?

— У нас было несколько экспедиций. В одну из них мы прилетели в Норильск, потом поехали на небольшой аэродром, а оттуда вертолетами переправлялись на плато Путорана — это огромная территория, больше 600 квадратных километров, совершенно нетронутые места. Там не живут люди — они там даже не появляются. Я помню, когда мы летели на вертолете, и, только выбирая места для съемок, режиссер кричал: «Куда смотрит ЮНЕСКО?» Это удивительные места по красоте и по энергетике. Лучше всего их можно охарактеризовать эпитетом «невероятные». Тот, кто увидит фильм, поймет, о чем речь. И это только одно из впечатлений — ты все время находишься в таком состоянии. Как это может не запомниться? Конечно, было сложно: приходилось терпеть и комаров, и бытовые неудобства. Но режиссер Мельник и его команда делали все, чтобы люди были как-то обустроены. Вы представляете, сколько нужно было техники перевезти вертолетами! Там работали двести человек. И когда ты прилетаешь туда и понимаешь, что от тебя зависит, окажутся ли ненапрасными усилия сотен людей, усилия, приложенные, чтобы ты появился в камере и что-то там говорил, то нужно быть последним дураком, чтобы их не оправдать. Это было дополнительным внутренним стимулом. Сложности давали ощущение реальности происходящего, которое возникало из того, что ты стоишь на этой земле, ты дышишь этим воздухом, видишь этих людей. Первопроходцы — люди особого склада. Ты ощущаешь это, когда читаешь роман. А когда ты встречаешься с ними, то понимаешь, что не можешь их подвести. Ты не можешь вешать им лапшу на уши: «Я что-то там играю, что-то изображаю». Либо они тебе поверят, либо нет. Я думаю, у каждого члена съемочной группы был такой внутренний камертон. У нас есть какое-то устоявшееся восприятие этих людей. Мы думаем, что они едут на Север ради денег, ради славы. Это не так! Какая слава? Мы же никого из них не знаем. Тогда для чего они едут? Что их там держит? Ответ очевиден: они просто не представляют себе другой жизни. Это их натура. Они могут быть только там — где имеют значение такие понятия, как честь, достоинство, данное тобой слово. Настоящая жизнь — там. Это главное открытие, которое я сделал на протяжении четырех лет работы над этим фильмом.

— Что для вас актерская профессия в большей степени — способ зарабатывания денег или способ познания мира?

— Смысл жизни каждого человека — понять, в чем его предназначение. Чем бы он ни занимался, ему приходится искать ответ на вопрос, для чего он пришел в этот мир. Рано или поздно этот вопрос возникает — никого не может удовлетворить животное существование. Другое дело, что человек может так и не отыскать на него ответа, даже не приблизиться к нему. Суть жизни, наверное, заключается в том, чтобы найти гармонию во всем, чтобы достичь баланса между материальной и нематериальной сферами жизни. Очень сложно выбрать профессию, благодаря которой этот баланс можно обрести. И в искусстве этого добиться непросто. Здесь не может быть так: пришел, отработал и ушел, пожил несколько часов другой жизнью, а потом вернулся. Это неразрывно, это твоя жизнь, просто она протекает в особых условиях. Если говорить о кино, ты попадаешь в предлагаемые обстоятельства на несколько месяцев, на год, на два. И ты продолжаешь жить. Да, ты работаешь, используешь какие-то навыки, но твоя жизнь, она ведь никуда не девается. Персонажи, жизнью которых ты соглашаешься жить некоторое время, — это разные люди, они не плохие и не хорошие, искусство не разделяет людей на такие категории, но иногда ты открываешь в себе вещи, которые не очень тебе нравятся, тебе кажется — ты не такой. На самом деле в человеке есть все. Актер тем и отличается от остальных людей, что в какие-то моменты он должен что-то приглушить, а что-то вытащить на поверхность, раскрыть это — и узнать себя в том, что получилось. Этот временной промежуток, особый и по плотности, и по энергетике, ты должен прожить убедительно для самого себя. Ты должен разобраться, что это такое, из чего состоит. Потом это помогает тебе видеть какие-то вещи и в окружающем мире, и в других людях, не повторять чужих ошибок и своих собственных. Для чего существует искусство? Для того чтобы помогать людям жить, а не для того, чтобы зарабатывать с его помощью деньги.

— Вы работаете и с дебютантами. Как они завоевывают ваше доверие?

— Для меня, как и для всех актеров, важен материал. Так было всегда. Я понимаю, что сейчас очень много актеров, которые ищут работу, для того чтобы просто выжить, и они хватаются за все что угодно. Я сейчас не беру в расчет такие ситуации — это ужасное состояние. Если мне интересно покопаться в сценарии, погрузиться в него, я обращаю внимание на того, кто это снимает. Я встречаюсь с режиссером и во время беседы с ним пытаюсь понять, насколько мне интересно будет какой-то промежуток времени общаться с этим человеком, вместе работать, открываться друг другу. Было и такое — раз, может, два, — что после встречи с режиссером я отказывался от роли. Может быть, я ошибался, но в тот момент я принимал именно такое решение. Мне не важно — громкое имя у режиссера или это дебютант. В любом случае, как и всякому человеку, я интересен самому себе. Нам кажется, что мы все про себя знаем, или почти все, но открытия происходят постоянно. В процессе съемки актеры часто смотрят дубли, и мы видим свои ошибки. Их не избежать. Почти все актеры недовольны собой, потому что никогда не получается сделать абсолютно точно: ты что-то неправильно сказал, неправильно повернулся, неправильно опустил глаза, выдохнул не в тот момент. Это тоже часть нашей работы — наблюдать за собой и отбирать, что правильно и что неправильно. Если ты убедил себя, то есть шанс, что ты убедишь и зрителей.

— Как часто вам попадается интересный материал?

— К сожалению, плохого материала гораздо больше, чем хорошего. От большинства сценариев приходится отказываться, не потому что я «ворочу нос», а потому что я считаю: это пустая, плоская история. И так было и десять, и пять лет назад. В этом смысле ничего не меняется. Авторы же не живут в каком-то отдельном мире, у них тоже непростая жизнь. Я сейчас даже не имею в виду политику, экономику. И двадцать лет назад были какие-то свои сложности. Тогда было больше иллюзий, сейчас те иллюзии исчезли, появились другие. На смену одним понятиям пришли другие. Я не такой старый, но помню, что лет двадцать-тридцать назад слова «крутой», понятия «крутизна» вообще не было в нашей жизни. А сейчас оно вполне естественное. Его используют все. Даже я сам в какие-то моменты. А слова «честь», «достоинство» мы употребляем все реже и реже. «Ты нечестно себя ведешь. Ты недостойный человек» — почему-то мы редко это сегодня говорим. Все это проявляется не только в тех сценариях, которые написаны про нашу жизнь, но и в тех, что написаны по мотивам классических произведений.

— Является ли достойным выходом из этой ситуации обращение к материалу, который уже апробирован кинематографистами других стран, — я имею в виду практику адаптаций телевизионных сериалов. Ваши ожидания от участия в проекте «Клим», адаптации британского сериала «Лютер», оправдались?

— Адаптация адаптации рознь. Можно сделать умный, грамотный, талантливый фильм по уже существующему западному аналогу. Шанс на это всегда есть. В случае «Клима» мне понравился сценарий. Мне показалось, в том, что мы делали, был смысл. Пока трудно сказать, получилось или нет. Этот вывод пусть сделает зритель. Мне кажется, что какие-то вещи получились, хотя это не значит, что получился фильм в целом, тем более что я его пока не видел. Я видел какие-то кусочки, отрывки — это ничего не значит. Тем более что у каждого зрителя свое восприятие. Сколько зрителей, столько и версий фильма. В зависимости от воспитания, периода жизни два человека увидят два совершенно разных фильма. Это естественно — не плохо и не хорошо, так и должно быть. Фильм — это мистическая, загадочная вещь. И люди, которые вкладывают усилия в кино, хотят, чтобы их размышления тронули смотрящих, не просто умозрительно, но и эмоционально, только тогда фильм может случиться. Фильм случается, когда его смотрят.

Хорошее кино — советское

Современное российское кино «обязательно должно идти по стопам советского кинематографа». Такую уверенность в беседе с корр. ТАСС высказал знаменитый российский кинорежиссер Сергей Соловьев, находящийся с визитом в Японии.

«Только советские традиции, только по стопам советского кинематографа, — подчеркнул Соловьев. — Какими бы недостатками в плане организации оно не обладало, это было и есть великое кино». Режиссер отметил, что современному кинематографу в России не хватает «человечности, любви, историй и проникновенности». «Как, собственно, и любому другому кино сейчас, которое превратилось просто в аттракцион для публики», — добавил он.