Волшебная сила искусства

Чтобы было понятней, критик вспоминает один из самых знаменитых киноманифестов главного революционера современного кино, 84-летнего Годара. В апреле 1970 г. в документе под названием «Что делать?» режиссер заявил: 1. Нужно снимать политические фильмы. 2. Фильмы нужно снимать политически. 3. Пункты 1 и 2 антагонистичны по отношению друг к другу. Они выражают две противоположные концепции.

В нынешних каннах получилось своеобразное диалектическое «единство противоположностей». И одновременно мастер-класс, демонстрирующий, чем отличаются собственно «политические» фильмы, от фильмов «снятых политически». Причём, в полном соответствии с годаровским духом, речь идёт не о тематике и не об эстетике, а о позиции, на которую становится художник.

Есть, к примеру, позиция оскароносного режиссёра Мишеля Хазанавичуса, очаровавшего киноакадемиков ностальгически лёгкой, изящной чёрно-белой стилизацией под названием «Артист». И вот Канны увидели его же попытку политической стилизации. Вернее, вольного ремейка фильма Фреда Циннемана (1948), в котором американец помогал чешскому мальчику найти мать в послевоенном Берлине.

У Хазанавичуса же в картине «Поиск» дело происходит в Чечне в 1999 г., место американца занимает француженка-правозащитница (Беренис Бежо), место матери — старшая сестра и т.д. Параллельно рассказана история новобранца из Перми. Пройдя ад армейской дедовщины, он адаптируется к бесчеловечной реальности второй чеченской кампании. И снимает на видео расстрел родителей мальчика, которого позже приютит героиня Беренис Бежо. Фильм начинается с этой псевдодокументальной съемки, и она, отмечает Олег Зинцов, предопределяет всю дальнейшую фальшь.

Заметно, свидетельствует критик, что Хазанавичус очень старался. Он прочел (как уверяет) чеченские очерки журналистов Новой газеты Анны Политковской и Аркадия Бабченко. Занял русских и чеченских исполнителей (а также грузинских — съемки в основном проходили в Тбилиси). Половину фильма снял на русском языке с обилием мата (хотя диалоги все равно звучат очень литературно). Но, что поделаешь с «бронебойными» образами, имеющими намного больше общего с пропагандой и агитацией, чем с собственно искусством, которыми пользуется оперирует режиссер? Достаточно представить себе кадр, вынесенный на обложку буклета фильма: девятилетний мальчик идет по разбитой дороге, неся младенца, а за ним едет колонна российских танков. В фильме обличаются русские военные, гибнущие, как мухи, евробюрократы, равнодушные к гуманитарной катастрофе. Но в итоге из «Поиска» получается не любопытное, самостоятельное высказывание, а сборная солянка стереотипов, засевших в сознании евроинтеллигенции по поводу России и Чечни.

Примерно так же традиционно-политически решает свою, более, чем актуальную тему киевского Майдана, в своём одноименном фильме украинец Сергей Лозница. Зинцов отмечает заслугу автора хотя бы в том, что, пытаясь передать хронику событий в Киеве осени 2013 — весны 2014 года, он ищет адекватную своему рассказу форму. И нащупывает приём — неподвижную камеру, снимающую, как правило, ровный средний план. В кадр может зайти человек и загородить задом половину экрана, но оператор остается невозмутимым. Лозница снимает массы людей (собравшихся на площади, поющих гимн Украины, бросающих булыжники в Беркут) подчеркнуто нейтрально. На самом деле получается монументально. Камера позволяет себе метнуться лишь однажды, кажется ровно в середине фильма, отмечая внезапный перелом, когда звучат первые выстрелы на поражение. Но тут же возвращается к позиции неподвижного наблюдателя. Статика становится у Лозницы инструментом патетики: критики Канн, не сговариваясь, сравнили толпу на Майдане с античным хором. Зинцов, например, говорит, что в терминологии Годара Лозница описывает мистерию этого мира. То есть снимает политический фильм. Который, опять-таки, получается, по-украински — слегка мелодраматичным и агитационно-пафосным одновременно. В духе современной политической повестки дня.

А есть на свете искусство, волшебная сила которого, способна оказывать влияние на окружающую действительность. Или, выражаясь словами не желающего стареть Годара, желающее «не объяснять мир через его законы, а без устали преобразовывать мир через понимание его законов». Мы как-то успели об этом забыть. Особенно, пожалуй, в России, где любая проактивность авторской позиции (исключая, пожалуй, наркотические фантазии Пелевина или анемичные антиутопии Сорокина) в смысле «преобразования» реальности вызывает немедленное подозрение наших записных интеллектуалов. Хороший тон — унылая изобретательность в медитации по поводу беспросветности отечественных быта и бытия, выход из которых видится в буквальном уходе героев (не безобидном, проецируемом, однако на поведение соотечественников в «реале») — либо в мир заграничный, либо — в загробный...

А в майских Канах 2014 года показывают образцовый политический (опять-таки, по Годару) фильм, снятый британцем Кеном Лоучем. Действие «Клуба Джимми» (Jimmys Hall) происходит в Ирландии 1930-х годов. В центре — вернувшийся из американской эмиграции активист Джимми Грэлтон (Бэрри Уард), который восстанавливает сельский клуб, где учат рисованию, музыке, литературе, боксу и танцам. Местный священник и патриархальная община видят в клубе буквально угрозу традиционным ценностям (знакомая риторика) и опасность распространения коммунизма. Пересказывая конфликт, Олег Зинцов оговаривается, что он кажется шаблонным, но Лоуч в который раз доказывает, что эстетика соцреализма, многократно осмеянного и оплёванного у нас и на Западе, может быть и сегодня живой, и занимательной. А, между тем, именно пафос социального преобразования и питал это незаслуженно заброшенное художественное направление...

Которое неожиданно напоминает о себе, причём весьма изящно в конкурсном фильме братьев Жана-Пьера и Люка Дарденнов «Два дня, одна ночь», который те же критики уже признали достойной третьей в коллекции кинобратьев Золотой пальмовой ветви. Это пример того, как надо не описывать ситуации, а конкретно их анализировать и «без устали преобразовывать мир» (Годар). Рассказывая простой сюжет о женщине, которая пытается избежать увольнения, уговорив сослуживцев отказаться от денежных бонусов, Дарденны незаметно превращают банальную бытовую фразу «Встань на мое место» в главную действенную, преобразующую силу сегодняшнего мира.

Ну, конечно же, политически продолжает снимать и сам Годар, который едва ли не раньше всех обратил внимание на тотальную инфляцию образов. Его фильм с программным названием «Прощание с языком» (Adieu au Langage), показанный в каннском конкурсе, издевательски снят в 3D-формате так, что можно заработать косоглазие (несколько кадров сделаны, кажется, наложением двух 3D-изображений). При этом сюжет (если у Годара можно вообще говорить о сюжете) описывается как встреча замужней женщины, мужчины и собаки и, судя по всему, снят с точки зрения последней.

«Идея проста. Встречаются замужняя женщина и одинокий мужчина. Они любят друг друга, спорят, убивают муху. Потерялась собака. Времена года проходят. Мужчина и женщина встречаются вновь. Собака находит себя между ними». И т. д. Так описывает свой фильм Жан-Люк Годар. Издевается? Не без этого.

Сергей Михайлов
«РМ»
23.05.2014
Фото: Festival de Cannes

Сны Сафронова

Накануне в выставочном зале на Юбилейной, 36 впервые в Череповце открылась первая персональная выставка заслуженного художника России Никаса Сафронова.

На выставке будет представлено около 80 работ модного художника, выполненных Никасом в разных жанрах, — сюжетные композиции с сюрреалистическими мотивами, серия работ в стиле символизма, анималистические картины, а также полотна в авторском стиле «Dreаm vision».

Никас Сафронов в первую очередь известен как художник-портретист. Западными коллекционерами приобретено более 800 его полотен. Среди владельцев картин Сафронова Софи Лорен, Ален Делон, Жан-Поль Бельмондо, Пьер Карден, Дайана Росс, Монтсеррат Кабалье, Мадонна, Михаил Горбачёв, Никита Михалков. Большинство зрителей знакомы с работами художника по журнальным репродукциям, так как основная часть картин находится в частных собраниях в России и музеях Западной Европы и Америки.

В Череповце выставка Никаса Сафронова продлится до 22 июня.