Кадуйский потоп.
Блины, немного эротики и битая тёща. Традиционные забавы русской масленицы
И русские крестьяне гуляли, не щадя скудных своих средств. Друг друга, кстати, тоже не особенно щадили.
В январские святки мы с вами вспоминали о традиционной «деревенской науке прогнозирования», используя уникальную информацию, которую известный отечественный учёный этнограф Сергей Максимов аккумулировал в своей книге «Нечистая, неведомая и крестная сила», впервые изданной в 1903 году, но доступной и современному читателю, которая рассказывает об удивительном мире русских народных суеверий, верований, празднеств и обрядов, где христианские мотивы тесно переплетаются с языческими.
Есть в ней информация и о некоторых, даже позабытых уже особенностях праздника Масленицы, который мы продолжаем праздновать и сегодня.
Не случайно масленицу прежде называли «широкой», а также — «пьяной», «обжорной» и даже «разорительницей». Вот, что об этом пишет Максимов:
«Устанавливая сырную неделю, с ее полускоромной пищей, православная церковь имела в виду облегчить крестьянам переход от мясоеда к Великому посту и исподволь вызвать в душе верующих то молитвенное настроение, которое заключается в самой идее поста, как телесного воздержания и напряженной духовной работы. Но эта попечительная забота церкви повсеместно на Руси осталась гласом вопиющего в пустыне, и на деле, наша масленица не только попала в число „праздников“, но стала синонимом самого широкого, безбрежного разгула. В эту неделю наш скромный и набожный народ как бы разгибает свою исполинскую спину и старается в вине и весельи потопить все заботы и тяготы трудовой будничной жизни».
Чтобы был понятен масштаб праздничного «размаха», этнограф добавляет и пару слов об экономической стороне вопроса.
«Семья среднего достатка в 5–6 душ затрачивает от 5 до 10 руб. на водку, рыбу, постное масло, гречневую муку и всякие сладости. А если к этому прибавить еще расходы на обновки бабам и девушкам, то будет вполне понятно, почему масленица называется «разорительницей».
Впрочем, главным в Масленицу были всё-таки не блины и прочая еда, а именно что безудержное веселье, о котором Максимов рассказывает, так описывая гуляющую деревню: улицы, обычно пустые по вечерам, наполняются народом, принарядиться стараются даже бедняки, звучат песни. В толпе есть и пьяные — не только мужики, бабы тоже, случаются драки, но их быстро разнимают, настроение общего праздника побеждает ссоры.
Друг с другом люди добры. А животные, увы, в это время страдают. Для лошадей масленица — совсем не праздник. Самое любимое развлечение в эти дни — катания на санях: «...вся эта многолюдная деревенская улица поет, смеется, шутит, катается на санях. Катается особенно охотно: то там, то здесь из ворот вылетают тройки богачей с расписными, увитыми лентами дугами или выбегают простенькие дровни, переполненные подвыпившими мужиками и бабами, во всю мочь горланящими песни. От этих песен изнуренные, костлявые, но разукрашенные ленточками и медными бляхами, крестьянские лошаденки дрожат всем телом и, под ударами захмелевших хозяев, мчатся во весь дух вдоль деревенской улицы, разгоняя испуганные толпы гуляющих.
Никогда не достается так крестьянским лошадям, как в дни масленицы. Обыкновенно, очень сердобольные к своей скотине, крестьяне берегут и холят лошадей больше, чем собственных ребят, но на масленицу, под пьяную руку, всякая жалость к скотине пропадает».
Люди спешат на «съездки», из деревень — в крупные торговые села, где собирается иногда до тысячи саней с гуляющими. Парни катают девок, любят кататься бабы, но главное зрелище «съездок» — «новожёны»: как раз накануне масленицы — мясоед, время крестьянских свадеб, и только что поженившиеся пары должны демонстрировать сельской публике свое счастье.
«Есть предположение, что масленица в отдаленной древности была праздником, специально устраиваемым только для молодых супругов: для них пеклись блины и оладьи, для них заготовлялось пиво и вино, для них закупались сласти. И только впоследствии этот праздник молодых стал общим праздником», — говорит Максимов, и в доказательство описывает масленичный обычай, который называется «Столбы».
Молодожёны парами (как столбы) встают вдоль деревенской улицы. Вдоль строя молодых слоняются односельчане и кричат: «Порох на губах!» Или просто: «Покажите, как вы любитесь!» И, преодолевая стыд, молодые должны целоваться. А прохожие оценивают качество ласк и сопровождают действо шутками, иногда — довольно циничными, заставляющими женщин краснеть.
Еще одна обязанность новожёнов — визиты. Едут к тестю и теще, пируют, потом снова отправляются кататься, оставляя стариков дома. Но деревенская жизнь — не всегда идиллия.
«Не везде, однако, масленичные визиты молодых проходят так мирно и гладко, — пишет автор „Нечистой, неведомой и крестной силы“. — В некоторых местах, напр., в Хвалынском уезде (Саратовск. г.) визит молодых к теще и поведение при этом зятя принимает иногда характер резко выраженной вражды. Это бывает в тех случаях, когда молодой считает себя обманутым. Тут уж, как ни старается теща „разлепешиться в лепешку“ перед молодым, но он остается непреклонным. На все угощения отвечает грубо: „Не хочу, от прежних угощений тошнит... сыт, наелся“, а то и просто нанесет теще какое-нибудь символическое оскорбление: накрошит блин в чашке с кислым молоком, выльет туда же стакан браги и вина, и, подавая жене, скажет: „На-ко, невинная женушка, покушай и моего угощенья с матушкой: как тебе покажется мое угощенье, так мне показалось ваше“. Иногда раскуражившийся зять не ограничивается символами и при теще начинает, по выражению крестьян, „отбивать характер“ молодой жене. А случается, что и теща получит один-другой подзатыльник».
Это, впрочем, ещё не конец праздника: после того, как зять с супругой, которая не уберегла девственность до брака, уедут, тёщу бьет тесть. За то, что плохо воспитывала дочку...
Кулачный бой, кстати, был в своё время неотъемлемой частью масленичных гуляний. Которую кое-где пытаются возродить и в современной России. К примеру, завтра, 17 марта на кулачный бой всех желающих приглашает древняя Вологда — «мероприятие» состоится в 14.00 в Ковыринском саду...
Правда, когда Максимов работал над своей книгой (то есть в конце XIX века), традиция кулачных боев, бывших некогда главным масленичным развлечением, уже уходила в прошлое. Но кое-где все-таки ещё сохранялась: «Однако, и теперь во Владимирской губ. и в медвежьих углах далекого севера, а также кое-где в Сибири уцелели любители кулачных развлечений, — пишет автор. — Так например, наш вытегорский корреспондент (Олонецкая губ.) сообщает, что в некоторых волостях у них и поныне устраиваются настоящие сражения, известные под невинным названием «игры в мяч». Состоит эта игра в следующем: в последний день масленицы парни и семейные мужики из нескольких окольных деревень сходятся куда-нибудь на ровное место (чаще всего на реку), разделяются на две толпы, человек в тридцать каждая, и назначают места, до которых следует гнать мяч (обыкновенно сражающиеся становятся против средины деревни, причем одна партия должна гнать мяч вниз по реке, другая вверх). Когда мяч брошен, все кидаются к нему и начинают пинать ногами, стараясь загнать в свою сторону. Но пока страсти не разгорелись, игра идет довольно спокойно: тяжелый кожаный мяч, величиною с добрый арбуз, летает взад-вперед по реке, и играющие не идут дальше легких подзатыльников и толчков. Но вот мяч неожиданно выскочил в сторону. Его подхватывает какой-нибудь удалец и, что есть духу, летит к намеченной цели: еще 20–30 саженей и ловкий парень будет победителем; его будут прославлять все окольные деревни, им будут гордиться все девушки родного села!.. Но не тут-то было. Противная партия отлично видит опасность положения: с ревом и криком она прорывается сквозь партию врагов и со всех ног кидается за дерзким смельчаком. Через минуту удалец лежит на снегу, а мяч снова прыгает по льду под тяжелыми ударами крестьянского сапога. Случается, однако, и так, что счастливец, подхвативший мяч, отличается особенной быстротой ног и успеет перебросить мяч на свою половину. Тогда противная партия делает отчаянные усилия, чтобы вырвать мяч и пускает в ход кулаки. Начинается настоящее побоище. Около мяча образуется густая толпа из человеческих тел, слышатся глухие удары ног, раздаются звонкие оплеухи, вырывается сдавленный крик, и на снегу то там, то здесь алеют пятна брызнувшей крови. Но осатаневшие бойцы уже ничего не видят и не слышат: они все поглощены мыслью о мяче и сыплют удары и направо, и налево. Постепенно, над местом побоища, подымается густой столб пара, а по разбитым лицам струится пот, смешиваясь с кровью«.
Получается, что Россия была не только «родиной слонов», но и родиной американского футбола. Хотя русскому человеку, чтобы размять кости, никакой мяч, конечно, не нужен: «В других губерниях, хотя и не знают игры в мяч, но кулачные бои все-таки устраивают и дерутся с неменьшим азартом. Вот что сообщает на этот счет наш корреспондент из Краснослободского уезда (Пензенской губернии). „В последний день масленицы происходит ужасный бой. На базарную площадь еще с утра собираются все крестьяне, от мала до велика. Сначала дерутся ребятишки (не моложе 10 лет), потом женихи и наконец мужики. Дерутся, большею частью, стеной и „по мордам“, как выражаются крестьяне, причем после часового, упорного боя, бывает передышка“.
Но к вечеру драка, невзирая ни на какую погоду, разгорается с новой силой и азарт бойцов достигает наивысшего предела. Тут уже стена не наблюдается — все дерутся столпившись в одну кучу, не разбирая ни родных, ни друзей, ни знакомых. Издали эта куча барахтающихся людей очень походит на опьяненное чудовище, которое колышется, ревет, кричит и стонет от охватившей его страсти разрушения. До какой степени жарки бывают эти схватки, можно судить по тому, что многие бойцы уходят с поля битвы почти нагишом: и сорочки, и порты на них разодраны в клочья».
После таких описаний невольно подумаешь: а, может, не так и плохо, что из всех масленичных традиций до нас дошли разве что поедание блинов, да сжигание масленого чучела...
Кстати, о чучеле, которое было обязательным «действующим лицом» своеобразного деревенского карнавала: деревенские парни и девушки скидывались, покупали наряд для Масленицы, делали из соломы чучело, наряжали, в одну руку ему вкладывали блин, в другую — бутылку водки. Чучело ставили в санки, в них же садилась первая красавица села, а вместо лошадей запрягали парней. Образовывался целый поезд — за санями с Масленицей ехали другие, тоже с парнями вместо лошадей. Катали девушек, пели песни, потом отправлялись кататься с горки, пишет этнограф.
После двух дней веселья Масленицу сжигали. «Сожжение масленицы оставляет, так сказать, заключительный аккорд деревенского веселья, за которым следует уже пост, поэтому присутствующие при сожжении обыкновенно швыряют в костер все остатки масленичного обжорства, как-то: блины, яйца, лепешки и пр., и даже зарывают в снег самый пепел масленицы, чтобы от нее и следов не осталось».
Уничтожив чучело, крестьяне шли на кладбище — просить прощения у своих мертвых за обиды, нанесенные при жизни. Мертвым оставляли водку и блины, и если в течение трех дней это добро с могилы исчезало, считали, что покойному за гробом живется хорошо, аппетит у него отменный и на живых он не обижается.
И в этом есть своя красота, конечно, и своя мудрость.
Подготовила Марина Мельникова
СамолётЪ