Кадуйский потоп.
Смерть Ильича. 40 лет назад скончался Леонид Брежнев, автор и вдохновитель советского застоя
Автор этих строк хорошо помнит ноябрь 1982 года, день похорон Генерального секретаря ЦК КПСС, который наш ракетный дивизион встретил на полигоне в морозной астраханской степи. Было торжественное построение, замполит говорил речи, о «верном продолжателе великого дела Ленина, пламенном патриоте, выдающемся революционере и борце за мир, за коммунизм, о крупнейшем политическом и государственном деятеле современности». Что-то говорили и мы — надо же было что-то говорить. А в целом особых чувств по поводу смерти Леонида Ильича, давно ставшего персонажем анекдотов и казавшегося вечным старцем, похоже, ни у кого не было — день был выходной, в головах были мысли о скором дембеле и о доме...
Думаю, для большинства жителей СССР кончина вождя не стала трагедией. Хотя значительная часть населения относилась к Брежневу с насмешливой симпатией — во многом его собирательный образ совпадал с тем Леонид Ильичом, которого в одноимённом сериале гениально изобразил артист Шакуров.
18 с «хвостиком» лет «брежневской эпохи» были временем, лишённым всяческих коммунистических экспериментов — Брежнев, заставший и на себе испытавший все «прелести» коллективизации, совнархозов, партийных чисток, страшной войны, похоже, искренне не хотел повторения всего этого ни себе, ни людям.
Его репрессии против диссидентов были, конечно, неприятным явлением, но довольно ограниченным в масштабе огромной страны и довольно «вегетарианскими», если сравнивать со сталинским 37-м годом.
Культ личности Брежнева тоже был, но какой-то совсем уж комичный.
Да, была язва афганской войны. Зам. руководителя Международного отдела ЦК КПСС Анатолий Черняев в своём дневнике 1980 года недоумевал: кто виновник и инициатор ввода войск? «...В аппарате и в Москве (не в смысле — в ПБ, в Кремле, а в народе) действительно гадают на этот счёт. И я гадаю. Конечно, повторяю себе: сыграли на маразматическом возмущении Брежнева Амином — посмел ослушаться, да еще убил „нашего лучшего друга“. Но кто сыграл? Вроде — не Громыко, не похоже, чтоб и Устинов. Явно — не Суслов. Остается одно — КГБ. Значит, опять, как однажды уже было: там формируется политика».
Была и странная по составу участников, но очень эмоциональная московская Олимпиада, с плачущим мишкой над Лужниками...
Но в целом страна жила по советским меркам относительно неплохо. Что нашло своё отражение не только в оптимизме фильма «Москва слезам не верит», но и в до сих пор существующей у людей из того времени ностальгии по уютному, понятному прошлому. Пускай и очень герметичному.
Советская система достигла при Брежневе своей «завершённости», сохранив, правда, одну критическую для себя уязвимость: неспособность взаимодействия с внешним миром. Советская экономика (с показателями, которым до сих пор может лишь завидовать российский аналог) сознательно не признавала ценовых пропорций, существовавших в «большом» мире; советское образование базировалось на социальных доктринах; советские люди не были готовы увидеть различия в стандартах потребления (и, в конце концов, столкнувшись с ними, испытали настоящий культурный шок).
По этим причинам брежневская система хоть и была по-своему устойчивой, но могла существовать, только огороженная железным занавесом и безо всяких крупных реформ. Которые всё-таки были необходимы и начались после смерти генсека, но оказались губительны для системы — она их не пережила.
А вот люди, воспитанные в брежневской парадигме стабильности — пережили, и учли негативный опыт последовавших за похоронами Брежнева «гонок на лафетах» и «перестройки», построив в России новую систему власти, которая, по мнению директора Центра исследований постиндустриального общества Владислава Иноземцева, «фундаментально» отличается от брежневской.
«Никакой демагогии о равенстве и справедливости нет и в помине, — перечисляет приметы нового времени эксперт. — Обещаний повышения благосостояния и сказок о коммунизме — тоже. В информационном отношении страна открыта, свободы выезда из неё тоже пока никто не отменил. Экономические пропорции приведены к мировым, а частный бизнес до последнего готов бороться за выживание, а не банкротить и разносить по частям предприятия, как делали это красные директора. Поразить население несоответствием обещаний и реальности попросту невозможно — люди существуют практически полностью независимо от государства (хотя пропаганда, а вслед за ней и многие либералы, утверждают обратное)».
В таких условиях о реформах, похоже, не помышляет элита и не мечтает народ, который фактически отправлен на «вольные хлеба» и сам себя «реформирует», пытаясь зарабатывать, как может, не заморачиваясь моральной стороной вопроса. И, конечно же, — изменением общества: глобальные перемены скорее пугают россиян и не увязываются в их представлении с задачей выживания.
«Леонид Ильич может спать спокойно, — подводит итог Иноземцев, — построенная выходцами из Советского Союза система намного прочнее советской, хотя некоторым и кажется, что она столь же неустойчива, как и та, что начала рушиться сорок лет назад...»
Выдержит ли она очередную смену поколений? Поживём — увидим.
Илья Неведомский
СамолётЪ