100 дней после «детства». У военной «спецоперации» на Украине — «круглая» дата

Вероятно, именно поэтому социологи сталкиваются с парадоксальным сочетанием «донбасского консенсуса», когда 61% опрошенных полагают, что спецоперация на Украине «скорее объединила» российское общество, но 67% тут же готовы поддержать президента Владимира Путина, если он буквально завтра подпишет мирное соглашение и остановит военную операцию.

Похоже, остановить не получается. Ни по внешнеполитическим, ни по внутриполитическим причинам.

Прежние цели спецоперации, изначально сформулированные предельно неконкретно (термины «демилитаризация» и особенно «денацификация» так и не были поняты электоратом), стали совсем эфемерными. Во всяком случае руководство страны практически перестало на них ссылаться и вообще называть что-то конкретное, кроме защиты безопасности страны.

А эта безопасность в отличие от первоначально заявленных целей на самом деле вышла на первый план, поскольку военная и экономическая угроза со стороны Запада из разряда неких «вероятностей», в которые, кажется, никто не верил, включая и высшее начальство, превратились в объективную, пугающую и повседневную реальность. Со всё более жёсткими санкциями в отношении отечественной экономики и «всадниками Апокалипсиса», которые всё больше беспокоят зампредседателя Совета Безопасности РФ Дмитрия Анатольевича Медведева.

И это, не считая тех военных и гражданских лиц, которые за последние 100 дней погибли или получили увечья на территории Украины. И тех разрушений, которые там произошли...

Это вовсе не значит, что в планы руководства России входили столь масштабные военные действия и столь масштабные санкции против российской экономики. Как нередко случается в истории, всё это стало результатом того, что «что-то пошло не так», то есть, мягко говоря, не совсем точных прогнозов и расчётов.

Теперь, похоже, ситуация не только в Украине или около неё, но в мире в целом развивается уже по собственной логике, корректировать которую сторонам становится всё сложнее.

Мир, действительно, изменился. Вернее, меняется. К 24 февраля мы подходили с почти «детскими», ведущими происхождение ещё из советского прошлого, представлениями о том, что допустимо, что неприемлемо в международной политике, что возможно, что — нет. Сколько потребуется времени для того, что процессы, происходящие сейчас, «устаканились» и сложились в новую, устраивающую всех систему? Этого не знает, наверное, никто. Кроме, разве что генерала Шаманова, называющего срок для завершения «спецоперации» — от 5 до 10 лет.

И это ещё «по-божески». Если попытаться спросить любого из россиян по поводу негативного/позитивного будущего, боюсь, почти каждый скажет о том, что негативное ожидается в самое ближайшее время, а позитива придётся ждать от 50-ти до 100 лет или же, что вероятнее всего оно не наступит «никогда».

Такие установки, подкреплённые эмпирическим опытом общей необустроенности в своей собственной огромной стране, при этом постоянно нуждающейся в защите, делают Россию страной «победившего пессимизма». Привычная для сограждан фраза «Мы не доживем. Надеемся, что дети доживут» — это, пожалуй, верх пессимизма.

При этом, складывается впечатление, что сама власть поддерживает пессимистические настроения, попытками объяснять и оправдать «недостатки», существование «неразрешимых» социальных, экономических проблем с помощью разнообразных объективных «логик». Хорошо, зажиточно, комфортно нам мешают жить то климат, то «ресурсное проклятие», то НАТО, то «нацисты», то наши собственные «традиционные ценности».

Для того, чтобы сменить пессимистичные установки на оптимистичные, логику апелляции к прошлому, войне и значимости территории хорошо бы заменить логикой самостоятельности, индивидуализма, прогресса и будущего.

Сегодня никто не возьмётся предположить насколько быстро такая смена может произойти на государственном уровне. Но без отказа от логики пессимизма, нам, кажется, не удастся ни «спецоперацию» завершить, ни приемлемое будущее для детей построить...

Юрий Антушевич
СамолётЪ