Кадуйский потоп.
Закат «зомбоящика». Почему в России падает интерес и доверие к телевидению
Как сообщает «КоммерсантЪ», исследователи GroupM обнаружили снижение в последние два месяца доли россиян, которые считают телевидение самым надежным источником информации, зато в стране увеличилось доверие к Telegram-каналам и соцсетям. В цифрах это выглядит следующим образом: если 17 марта 33% респондентов называли именно телевидение источником информации, которому они доверяют больше, чем другим, то 27 апреля так считали уже только 23% опрошенных. Всего же представители GroupM опросили 1,7 тыс. респондентов в возрасте от 18 до 60 лет в городах РФ с населением больше 100 тыс. человек.
Сильнее всего аудитория доверяющих ТВ снизилась там, где это доверие изначально было выше — за пределами крупных городов, в той самой российской «глубинке», где, как принято считать, и живёт главный объект государственной пропаганды и иных форм воздействия государства — тот самый, изобретённый Владиславом Сурковым, «глубинный народ». Его доверие к госТВ упало сразу на 10% — с 34% до 24%. У жителей Москвы и Санкт-Петербурга доля выбирающих ТВ в марте составляла 27%, а к концу апреля упала до 21%.
Интересно, что одновременно с телевидением у российской аудитории упал интерес также к интернет-СМИ и официальным веб-сайтам: надёжными источниками 17 марта их называли 26% опрошенных, а 27 апреля — 23%. Правда, доверие к интернет-СМИ чуть подросло (на 5%) у возрастной аудитории — очевидно, люди в возрасте от 45 до 60 лет начинают в этом смысле «догонять» более молодых сограждан.
Директор по исследованиям и стратегии OMD OM Group Ирина Едемская в комментарии изданию заявила, что можно, вероятно, вести речь об общем снижении интереса к новостному контенту, поскольку, как и во время коронавирусной пандемии, после первого шока, вызванного началом специальной операции на Украине, население начало адаптироваться к ситуации. Телевидение же оказалось тем медиа, через который продвигается «единственно возможная точка зрения на события, причем обеспечивая дозированную информацию и не всегда оперативно», поэтому за деталями население обращается к интернету, уточняет госпожа Едемская.
С ней трудно не согласиться. С одной стороны, государство понимает, что пропаганда примитивна и этим понятна для глубинного народа. Поэтому и пичкает ею этот самый народ всеми доступными способами. С другой стороны, пропаганда однообразна, обладает низкой динамикой и неинтересна, следовательно, не способна долго фокусировать внимание на себе в чистом виде.
Пропаганда доминировала на российском ТВ и до спецоперации. Но тогда она довольно успешно разбавлялась до сравнительно безопасного уровня потребления развлекательным контентом, включая западные фильмы и шоу. Нынче же эта «гомеопатия» отброшена — отчасти из-за санкций, распространившихся и на сферу медиа, отчасти — из-за выбора, сделанного кураторами медиа из АП, сделавших ставку на максимизацию пропаганды и обличений «проклятого Запада».
Но общество ожидаемо устает от настойчивой индроктринации, фокусирующей внимание на Украине, к которой в России отношение явно неоднозначное. Поэтому даже глубинный народ готов скорее демонстрировать конформистскую солидарность, а не искренне выдавать пассионарную энергию геополитического противостояния.
К тому же, думается, успешная массовая индоктринация возможна только за счёт выполнения двух условий: безальтернативность и угроза репрессий. В СССР присутствовали оба этих условия, хоть и с разной степенью интенсивности в разные периоды существования государства.
Впрочем известная максима про то, что «нельзя всё время дурачить всех», была справедлива и для СССР, особенно в поздний «брежневский» период, когда в обществе возникли феномены культуры анекдота, сарафанного радио и кухонных разговоров.
Похоже, нечто подобное формируется и сейчас, причём уже не только в кругу непосредственного общения со знакомыми, как прежде, но в более современных медиасредах: соцсетях и Telegram-каналах.
«Российское общество боится репрессий, а телевидение стремится к безальтернативности, но не достигает его в полной и желаемой для себя мере, — отмечает как раз в своей „телеге“ политолог Дмитрий Михайличенко. — Эти факторы работают на рост конформизма, лукавого двоемыслия и гражданской пассивности и апатичному отношению к пропаганде, но не способствуют росту реальной вовлеченности в политизированный контекст».
Попытки же властей предложить своей аудитории «альтернативные» сервисы, как показывает ситуация с Rutube, почти уничтоженного хакерами, демонстрируют их, властей, не готовность к острой фазе геополитического противостояния. Такая слабость лишь укрепляет позиции YouTube, блокировка которого может стать ожидаемой, но самой плохой из возможных мер для власти, с массой негативных последствий.
В общем же у власти в информационной политике выбор невелик, полагает Михайличенко: «либо придётся уменьшать градус пропаганды (в том числе и „пятиминуток ненависти“, и обсуждений ядерной тематики) на ТВ, либо альтернативные каналы информации будут всё больше захватывать внимание социума, особенно экономически активной его части».
А на подходе, добавим мы, ещё не разыгранный как следует «фактор холодильника», который, в случае прогнозируемого ухудшения социально-экономической ситуации в стране, ещё непременно может сыграть свою роль в формировании «общественных настроений новой реальности».
Илья Неведомский
СамолётЪ