«Вибрация». Безысходность коммунальной осени. Новый рассказ Саши Антушевич

Из всех них он был самый мужик. Когда она позвала: «Где мой зооонтик?». Именно так, растягивая, и даже длиньше: «зооооонтик». Он выждал неловкость и отозвался: «Я здесь».

Белоснежный заказной автобус встал на краю ущелья. Там, внизу, копошились парниши. Это самый замысловатый вид сосудистой хирургии — большой коммунальный ремонт. Новенькие трубы в новеньких рубашках, и все по самой новенькой, самой современной технологии, главное, чтобы не крякнуло зимой.

— А вы не каркайте!

— Да, что вы, что вы, — этот товарищ с кислым лицом из скандальной газетенки никому не нравится.

Погода уже скорее октябрьская. Так и льёт, так и льёт. И всё какая-то мелкая, противная морось, и как-то косо всё. Стены сталинок — сопливые, желтизна их стала жидкой.

И вот, с одной стороны, удивительный в своей завершенности для Че архитектурный ансамбль, и, с другой, — красиво, а прямо посередине, прямо вот вместо дороги — это ущелье, как прости меня господи.., и так все лето, все летушко...

— По мере поступления средств. И потом спросим сейчас.

— Конечно, конечно, — кислый и есть кислый, и болячка на губе, и попахивает от него.

Она позвала: «Где мой зооооооооонтик». А он откликнулся: «Я здесь!» и как-то по-дурацки этим зонтиком дёрнул и ударил Ольгу Николаевну в плечо.

— Простите, — и брызнул слюной ещё случайно, от избытка чувств, ей в лицо.

Из автобуса, как последние шматочки зубной пасты, — с натугой и робостью. Никто особенно вылезать и не хотел, кроме неё, конечно.

Центр перекрыт. На пощади плачет Владимир Ульянов. Стойко держится Верещагин.

Несмотря на такую вот мерзость, взрывается радостью комсомольский фонтан. Бабушки водят внуков, завёрнутых в целлофан. А чуть-чуть дальше, там, где перерыто, мокрый песок липнет к обуви и почему-то оказывается на зубах, и дрожат руки, руки дрожат, а в руках эти металлические штуки, и они ловят малейшее дыхание, а уж о ветре и говорить нечего, а он бьёт и бьёт.

Ольга Николаевна в центре. Справа — костюмированный хлыщ при очках и парниша в оранжевой каске. А слева он — «Зоооооооонтик».

— По договору концессии завершены ремонты на всех запланированных участках, кроме этого, — говорю же, мужик, как крепко он держит. — Отставание от графика — уже десять дней, — глядит испуганно и вместе с тем льстиво.

Кислый сосет болячку. Оператор корректирует свою девочку, довольно больно, кстати, в сторону Оранжевого. И все по цепочке сдвигаются.

Ольга Николаевна держит паузу и вступает.

— Что мы будем делать в этой ситуации? Как так? Смотрите, что за август. Мы уже подумываем о начале отопительного сезона, — немного растрепа, ноги тощие, смешные, но всё же есть в ней что-то жуткое, что-то непреклонное, словно рельса или молот. — А вы? (здесь пошло осуждение). Почему задержали?

Все проснулись от грохота. Рабочие ухнули диких размеров штуковину в яму.

— И мы взяли дополнительную технику из Петербурга, — он все стонал своим гнусавым голосом.

Морось крупнела. Ветер бил злей, и злей.

Зооонтик рвался из рук. Глаза мужика, что крепко держал, опускались и поднимались, вместо лица — студень, и он дрожал, точно его вилкой-вилкой.

— Крайний срок у нас — десятое сентября. Вы успеете?

— Буль-буль...

— Вы должны успеть до десятого! — металл в голосе — чистая канцлер. — Вам нужно ускориться.

— Буль-буль...

И как будешь спорить — они по договору концессии, как говорится, хоть кто-то взял гнилушку нашу, и ладно.

На лбу её можно было разглядеть буквы. Эти буквы непристойно мигали оранжевым, точно вон на том знаке впереди.

—Так, здесь у нас всё? — она старалась не смотреть в глаза.

— Да, следующая точка.

Журналисты, съежившись, забирались в заказной автобус. Кислый облизывал свежую ранку тонким желтоватым языком.

— Куда дальше?

— В подвал.

Операторы сдирали с камер дождевики. Девушки уткнулись в телефоны.

Зооооонтик — без сил — стекал на полу, расстроенный и глупый. Ветер ударил в бочину автобуса, и они покатились. Вокруг была вибрация.

2021