Молодой мэр стареющей Вологды. Сергей Воропанов как зеркало демографической политики России

В середине января молодой и энергичный мэр Вологды в день профессионального праздника — Дня печати — встречался со своими друзьями — журналистами. Здесь нет никакой иронии: пресса любит Воропанова. Доказательство — его уверенное первое место в итоговом медиарейтинге первых лиц столиц субъектов Северо-Запада России. Вологодский мэр занял его с неприлично большим отрывом: идущий вторым глава администрации Мурманска Евгений Никора отстал сразу на 26 тыс. пунктов.

Итак, пресса любит Сергея Воропанова, а он отвечает ей взаимностью — использует как надежный инструмент в своей работе, позволяющий решать многие проблемы. Вот и в этот раз мэр подкинул журналистам задачку: помогите, мол, коллеги нам уменьшить миграционный отток населения из города. По подсчёту администрации, в целом за последние 5 лет из Вологды уехали порядка 6000 человек — в среднем по 1200 человек в год.

Сам мэр считает, что корень проблемы в том, что город даёт молодым вологжанам хорошее образование, которое позволяет им конкурировать с представителями других регионов за бюджетные места в самых престижных вузах страна. Абитуриенты уезжают из Вологды и не возвращаются. А мэр хочет, чтобы возвращались. Для этого его администрация собирается улучшать комфорт городской среды, создавать возможности для самореализации молодёжи и расширять возможности вузов города, конкурирующих со столичными учебными заведениями. И, собственно, это всё. Ещё один путь — создание привлекательного медийного образа Вологды, за которым он и обратился к журналистам, пообещав объявить для них творческий конкурс на тему демографии...

Эта заметка ни в каком случае не конкурсный материал. Я и вспомнил-то об этой встрече только в связи с другой информацией — ошеломительным сообщением Росстата о том, что только за прошлый 2020 год население страны уменьшилось сразу на полмиллиона человек.

Новость вызвала резонанс и, соответственно, обилие объяснений, в перечне которых чего только не было: и демографические ямы, и ковидная смертность, и закрытие границ для внешней миграции. И как-то мимо общего внимания прошла довольно спокойная статистическая выкладка, показывающая, что население России уменьшалось постоянно все годы существования нового государства, за исключением одного 2018 года, когда наблюдался небольшой прирост. И, скорее всего, это нельзя объяснить каким-то удивительным экономическим ростом и увеличением благосостояния населения — и то, и другой вполне тогда стагнировало.

Но на государственном уровне отчего-то принято считать, что как раз экономический рост и «комфортные условия проживания» должны сопровождаться ростом рождаемости и общей демографической динамикой. Ничуть не бывало, как показывает практика. Во всех развитых странах коренное население рожает мало (даже в богатеющем Китае спад рождаемости), демографический прирост обеспечивают мигранты. Поэтому — утопия считать положительную динамику численности населения признаком роста благосостояния государства. Это утверждение верно только в одном: благосостояние притягивает мигрантов. А рожают много и с удовольствием как раз в бедных странах.

Это я к тому, что накручивать цифры народонаселения ради демонстрации «богатства» страны ли или отдельного города — занятие более-менее бессмысленное.

Зачем много народа стране? Внятного ответа от её руководства до сих пор так и не последовало, кроме пресловутого «сбережения народа» непонятно для каких целей (для войны, что ли?). Есть ещё известный тезис о том, что без притока новых людей обширные российские пространства придут в полное запустение и будут растащены соседями. То есть государство в 21-м веке мыслит категориями даже не 19-го, а 18-го и даже 17-го веков? В то время, как граждане страны в массовом порядке мигрируют в мегаполисы европейской части России.

На уровне города к проблеме демографии можно присмотреться ещё пристальнее и задаться вопросом: зачем много населения городу, той же Вологде? Ведь опережающий рост населения, которого, видимо, так жаждет Сергей Воропанов, всё больше будет сталкиваться со встречным процессом автоматизации и цифровизации, увеличивающих не количество рабочих мест, а количество безработных. Особенно среди представителей постепенно редеющего среднего класса. Много будет разве что низкоквалифицированных рабочих мест, позволяющих их обладателям конкурировать с простейшими машинами.

Мэр Вологды, мечтающий о росте населения города, готов к тому, что это будет город безработных и люмпенов? К тому, что ему придётся ломать голову в поисках социальных работ для этого народа, проектировать для него новые специальности и вовлекать в некие «виртуальные миры»? И, кроме всего прочего, надо отдавать себе отчёт, что на фоне замороженной рождаемости всё больше придётся прибегать к услугам мигрантов из соседних азиатских стран — уже не для роста даже, а ради сохранения прежней численности населения.

Есть большое подозрение (и не у меня одного), что целый нацпроект по демографии, призванный наращивать популяцию, заложниками которого стали и губернаторы, и мэры, находится в противофазе экономической логики развития. Ему сегодня явно недостаёт продуманности ответов на вопросы: какой человеческий капитал реально нужен стране, региону и городу, в каком качестве, в каких социальных нишах?

В этом смысле государственным и муниципальным чиновникам есть смысл поучиться у бизнеса, который уже дал ответы на эти вопросы на своём уровне. Бизнесу не нужны лишние люди. Не думаю, что вологодским предпринимателям нужна большая бедная Вологда. Точно так же, как Алексею Мордашову, последовательно сжимающему свою «Северсталь», вероятно, не нужен большой Череповец. Сегодня в нём по-хорошему должно быть 150­–200 тыс. жителей. В перспективе промышленной модернизации, возможно, раза в 2–3 меньше. Такой же масштаб, пожалуй, применим и к Вологде.

Это примерно уровень Трентона, столицы соседнего с Нью-Йорком штата Нью-Джерси с его 80 тыс. человек. Или Купертино — благополучного калифорнийского города, где расположена штаб-квартира Apple.

Юрий Антушевич
СамолётЪ