Уезжают за жизнью. Как миграционный отток из Вологодской области связан с ростом продолжительности жизни в городах-миллионниках

Население Вологодской области стало ещё на 9 тыс. человек меньше, сократившись, по данным Вологдастата, с 1 млн 176 689 человек по состоянию на 1 января 2018 года до 1 млн 167,7 тыс. человек на конец года.

Отчасти это объясняется ростом естественной убыли населения (превышение числа умерших над числом родившихся), которая увеличилась на 29 % по сравнению с показателями предыдущего года и составила 4531 человек. При этом в 2018 году в регионе родились 12312 детей, на 1180 малышей меньше, чем годом ранее. А умерло хоть и на 160 человек меньше, чем в 2017 году, но всё-таки довольно много вологжан — 16843 человека.

Но решающим фактором в убыли населения области (как, впрочем, практически всей российской провинции) является всё же отрицательная миграция населения. Микроскопический — 124 человека — миграционный прирост населения отмечен лишь в Шекснинском муниципальном районе. В целом же миграционная убыль составила 4445 человек — разница между людьми, прибывшими на территорию области (11791 человек) и выбывшими(16236 человек).

Преобладание убыли из городской местности, составившей за год 2438 человек, над убылью на селе (2007 человек), пожалуй, можно объяснить тем, что там отток населения начался существенно раньше и население сократилось заметнее, чем в городах региона, которые сами долгое время подпитывались бывшими деревенскими жителями.

Но сегодня уже крупнейшие города области начинают в ускоренном темпе терять своё население (причём, как правило, наиболее активную его часть), отдавая его российским городам-миллионникам. В основном, конечно Москве и Санкт-Петербургу. Наиболее существенный миграционный отток населения сложился в городских округах МО «Город Вологда» и город Череповец (–1008 и –775 человек соответственно).

Руководство обоих городов начало всерьёз разбираться в причинах массового оттока, начавшегося на самом деле ещё семь лет назад, и искать способы противодействия ему, удержания жителей (особенно молодых).

Называются разные причины, которые заставляют вологжан покидать «малую родину» — от поиска лучших возможностей для самореализации до стремления к досуговому разнообразию. А под них делаются попытки выстроить некие региональные альтернативы.

Но, похоже, в этих поисках и экспериментах из поля зрения местных властей и общественности ускользает такой важный демографический фактор, как продолжительность жизни.

На первый взгляд, она в Вологодской области растёт. По последним данным Вологдастата, ожидаемая средняя продолжительность жизни населения области по сравнению с уровнем 2017 года в 2018 году возросла до 71,4 года, для женщин — до 77 лет, для мужчин — до 65,7 года (в 2017 году: 71,3, 76,9 и 65,5 года соответственно). Рост в месяц-полтора кажется особенно малым, если сравнить его со среднероссийским: средняя продолжительность жизни в 2018 году — 72,9 года, женщин — 77,8 года, мужчин — 67,8 года. То есть отставание Вологодчины составляет уже не месяцы, а годы.

Невольно возникает подозрение: все разговоры о том, что якобы жители «глубинки» — неторопливой и более экологически чистой — живут дольше подверженных постоянному стрессу жителей мегаполисов, не более, чем миф.

И это подозрение подтверждается недавним исследованием Алексей Щура из Института демографии Высшей школы экономики, который изучил изменения ожидаемой продолжительности жизни в 1989–2016 годах в 15 крупнейших российских городах, население которых превышает 1 млн человек, и в остальных регионах страны.

В целом по России продолжительность жизни за этот период увеличилась на 2,7 года (с 69,2 до 71,9 года), но прогресс достигнут во многом за счет ее роста в столицах и городах-миллионниках.

Наибольший прирост отмечался в Москве (+7,5 года), в Петербурге и Казани (по 4,5 года). В 13 мегаполисах без учета столиц она увеличилась на 2,5 года. Но если в 1989 году разница в продолжительности жизни между городами с населением около 1 млн человек и остальными регионами была меньше года, то к 2016 году она выросла до 2,5 года. Малозаметный в 1989 году интервал между среднероссийским и московским показателями за эти годы вырос до внушительного отрыва в пять лет. И это притом, что экологическая ситуация в ряде крупных городов оставляет желать лучшего.

Во многом причина сложившейся ситуации, считает исследователь, — в изменениях в организации здравоохранения и его качестве. Больницы и поликлиники крупных городов располагают современным оборудованием и квалифицированными врачами, тогда как многие жители глубинки в результате «оптимизации» системы здравоохранения лишились возможности получить в том числе и первичную медпомощь по месту жительства.

Это послужило одной из причин миграции населения: в крупные города стягиваются энергичные и образованные люди, которые, помимо прочего, внимательнее следят за своим здоровьем, отмечает Щур. Кроме того, в глубинке выше уровень потребления алкоголя, в том числе низкокачественного.

Среди 13 российских городов-миллионников (за вычетом столиц) есть свои лидеры и аутсайдеры. В Казани, Ростове-на-Дону, Красноярске и Новосибирске продолжительность жизни с 1989 г. выросла на 3–4 года. В Нижнем Новгороде она увеличилась меньше, чем на год, а в Самаре — на 1,7 года и отстает от среднероссийской. Это означает, что причины не столько в благоприятном климате и экологии, сколько в изменениях в занятости и востребованности высшего образования. Продолжительность жизни выше в мегаполисах с большей долей занятых в науке и высокотехнологичных отраслях, с меньшим числом работников вредных производств, а также со значительным числом студентов и преподавателей, отмечает Щур.

По его мнению, снижение смертности и сохранение численности населения в глубинке остается сложной задачей. Но необходимой для выживания российской провинции, откуда энергичные и образованные жители уезжают не только из карьерных соображений или роста материального достатка, но и для того, чтобы элементарно пожить подольше.

Сергей Михайлов
СамолётЪ