О чём не сказал президент. Что будет, когда карантин закончится, а вирус останется?

Состоявшееся накануне обращение Владимира Путина к нации было чрезвычайно лаконичным — 6 с половиной минут. В это время успели уместиться, по сути, лишь три основных тезиса, касающиеся продления «нерабочей недели», роли губернаторов в сдерживании эпидемии: расширении их полномочий с одновременной подотчётностью перед федеральным центром.

Между тем вопросов, волнующих население и связанных не только с текущей ситуацией (которая для многих фактически становится проблемой выживания), но и с тем, что будет дальше в обществе намного больше.

Часть из них эксперты попытались обозначить на заседании научного совета ВЦИОМа на тему «Российское общество в условиях пандемии коронавируса: анализ и прогноз», которое, кстати, состоялось в тот же день, что и президентское обращение.

Общий вывод: последствия, к которым приведет нынешняя ситуация вокруг коронавируса, будут и для граждан, и для государства в целом важнее, чем сама эта эпидемия.

По данным ВЦИОМ, 55–57% россиян считают, что худшие времена впереди, а еще 14–18% — что мы сейчас переживаем тяжелые времена, т. е. в целом доля тех, кто встревожен происходящими событиями, — около 71%. Основные страхи россиян — это рост социальной несправедливости, начало эпидемии и отказ в оказании бесплатной медпомощи. В целом люди пока оценивают нынешний кризис как краткосрочный.

Что может быть дальше?

Социальная повестка

Эксперты полагают, что нынешний кризисе похож на дефолт 1998 года тем, что его социальная повестка важнее экономической. Это объясняется и изоляцией населения, и закрытием сотен тысяч предприятий и неизбежным при этом ростом безработицы. Могут начаться массовые увольнения, а в России три четверти населения не имеет подушки безопасности, в итоге люди будут прибегать к помощи родственников, друзей или пойдут в банки и микрокредитные организации — а значит, можно ожидать роста закредитованности населения, которая и так высока в последние годы.

Пандемия страха как результат кампании устрашения

Информационно-психологическая кампания устрашения, развернутая во многих странах и несоразмерная с эпидемией, уже вызвала настоящую пандемию страха, которая захватывает намного больше людей, чем коронавирус. Поскольку медицинская статистика не дает оснований говорить о беспрецедентности вируса, то нагнетание страхов можно объяснить только заинтересованностью некоторых стейкхолдеров. К ним можно отнести и группы во власти, и, представителей бизнесов, зарабатывающих на сервисах для сидящих дома людей. Напугать россиян сейчас легко: страх болезней у них является одним из основных — любая информация о заражении воспринимается с большим доверием по сравнению с другими угрозами и страхами. Мало того, форсирование такой информации в медиа уже включает процессы, которые относятся не к социологии и социальной психологии, а скорее к психиатрии.

Больше патернализма

Эпидемия начинает работать против позитивного тренда, который начал в последнее время проявляться в обществе, около 60% представителей которого уже начали было говорить, что их жизнь больше зависит от них самих, а не от внешних обстоятельств. Нынешняя же компания борьбы с вирусом, которая выбивает из-под граждан почву их экономической самодостаточности, приведёт к усилению патерналистских настроений, к тому, что граждане начнут всё больше ответственности перекладывать на государство. Возможно, государство было бы и не против — патерналистские настроения делают население более послушным. Но здесь возникает другая опасность, что итоговые цифры заболевших и погибших не сумеют в глазах населения оправдать ту самоизоляцию и те материальные жертвы, на которые власть заставила пойти людей. Этот вопрос чреват потерей доверия к органам госуправления — люди посчитают, что их обманули, допустив несоразмерные действия по поводу пандемии.

Раскол общества

Собственно, он уже начался с того момента, как президент фактически остановил работу части экономики страны (в основном частный бизнес — малый и средний), поставив в неравные условия людей, занятых в МСП и предприятиях, принадлежащих государству и крупному (фактически квазигосударственному) бизнесу. С одной стороны, это опять-таки усиливает патернализм, наглядно показывая, что бюджетником в России быть выгоднее, чем работать в производительном частном бизнесе. С другой, — усиливает недоверие к государству, ещё недавно декларировавшему свою заботу о МСП.

Но и это ещё не всё. Сейчас государство удерживает людей по домам, напирая на то, что это их, людей, моральное обязательство, что они сидят дома в знак солидарности, чтобы сохранить жизнь пожилых. Но рано или поздно президент вынужден будет отменять карантин, а вирус при этом никуда не денется. Люди по-прежнему будут продолжать заболевать и умирать. Это неизбежно вызовет вопросы к власти: либо вы обманывали нас, когда говорили, что с помощью карантина мы сможем всех спасти, либо обманываете сейчас, когда говорите, что придётся выйти из карантина. Это приведет к подрыву доверия к государству. И если оно не докажет эффективность своей работы, его роль (не только в России — во всём посткоронавирусном мире) упадёт.

Новый «центр силы»

Ещё одной угрозой действующей власти может стать новый «центр силы», появившийся сегодня в интернете и довольно эффективно управляющий общественной истерией. Сейчас авторы всех этих статей, постов и видео, посвящённых самоизоляции как лучшем поведении, просто зарабатывают на этом. Но, кто может гарантировать, что когда карантин закончится, из этих новых «центров силы» не поступит сигнал, что правительство врет. Представьте: общественное мнение накануне очередных выборов в состоянии шизофренической разорванности — «те, кому мы привыкли доверять, требуют одного, а те, кому мы привыкли подчиняться, — другого». При этом, чем сильнее люди поддерживают эти ограничительные меры, тем сильнее будет и разочарование, если эти меры не принесут обществу ничего, кроме бедности. Тогда разочарованное общество ответит сопротивлением на любые инициативы власти и бизнеса. Вопрос может встать уже не о цифровой экономике, а о вновь ставшей актуальной борьбе с бедностью — мы можем вернуться к тому, с чего начали в первой половине ХХ века.

Подготовил Сергей Михайлов
СамолётЪ