Датчик. 110 лет назад сын вологодского священника впервые диагностировал инфаркт у живого человека

В январе 1910 года на первом съезде русских терапевтов профессор Киевского университета Василий Парменович Образцов рассказал, как диагностировать инфаркт миокарда при жизни пациента. С этого дня началась история лечения этой грозной болезни. Доклад стал новогодним подарком великого терапевта всем врачам мира.

Но и медицинская карьера Образцова тоже началась с подарка. Раздумав идти в попы, сын бедного священника из Грязовца Василий по окончании вологодской семинарии в 1870 году хотел продолжить учебу. Однако выбор у него был невелик: из всех светских наук выпускникам семинарий позволялось изучать только медицину. Вот Образцов и решил отправиться в Петербург и там поступить в Медико-хирургическую академию. Поскольку денег на дорогу не было, в столицу он отправился пешком. Крестная мать, некогда выучившая маленького Васю читать и открывшая его страсть к науке, дала ему на прощание старинный петровский рубль — это и был тот самый первый подарок, подстраховка для мальчика в большом городе.

Подстраховка Василию не понадобилась — одарённый от природы удивительно острым зрением и тонким осязанием, он обладал ещё абсолютный слух и красивым тенором, А поскольку в семинарии будущий терапевт выучил церковную службу наизусть, то на всякий праздник имел гарантированную подработку в хоре. С петровским рублем Василий не расставался, как с талисманом.

Окончив академию и став земским доктором, Образцов с недоумением обнаружил, что в Великом Устюге, куда занесла его судьба, наука не нужна. Обыватели восьмитысячного городка имели всего три диагноза — сифилис, алкоголизм и систематическое недоедание, иногда сочетая их. Поэтому Василий так обрадовался началу русско-турецкой войны 1877–1878 годов, в которой он был обязан принять участие как младший врач выдвижного госпиталя.

Правда, резервный батальон на переправе в Зимнице, который Образцов обслуживал как медик, тоже не радовал разнообразием. Болгария удивила русских солдат обилием и качеством плодов, собиравшихся даже в бедных крестьянских хозяйствах. «Чего мы этих болгар освобождаем, они ж богаче нас живут?» — изумлялись освободители и вкушали плоды. А затем страдали животом и становились пациентами Образцова. Были, конечно, и раненые, но по большей части то, чему учили в академии, не пригождалось. Юный доктор обнаружил, что уже не понимает содержания статей в медицинских журналах: скажем, где находится arteria carotis?

Зато на войне щедро платили. По завершении боевых действий Образцов впервые в жизни получил на руки тысячу рублей золотом. В Великий Устюг он больше не вернулся, а поехал доучиваться в Германию за свой счёт. По возвращении защитил степень доктора медицины и продолжил армейскую службу в Киевском военном госпитале. Киев был избран как крупный южный город, где болеют не только от водки, грязи и голода. Надежды вселяла также близость к университету, где можно слушать лекции и работать в лаборатории.

Но университет оказался не похож на немецкие: чужих туда пускали неохотно, даже за деньги. Госпиталь был также не похож на немецкие — там было слишком грязно. Страшно было не воровство, а свинство, что и высказывал по прямоте своей Василий начальнику госпиталя... Одним словом, на четвертый год Образцов наконец всем надоел и получил предписание о переводе в Минский военный госпиталь. То есть в ссылку.

Перед молодым врачём встал гамлетовский вопрос: подчиниться, чтобы гарантировать содержание молодой жены и шестилетней дочери Натальи, или выйти в отставку и попробовать кормиться частной практикой. Образцов избрал второе. Оказалось, частная практика очень стимулирует мысль. В 1886 году, обследуя страдающего запорами 55-летнего чиновника, он сумел прощупать поперечную ободочную кишку. В те времена считалось, что такое возможно только в патологических случаях. Устанавливать местонахождение внутренних органов, а тем более различать, который из них болит, не умели. Склифосовский на вопрос о диагнозе отвечал «воспаление брюшной полости», и только при операции выяснялось, что это — аппендицит, колит или рак тонкого кишечника.

Образцов довел пальпацию до совершенства: он научился прощупывать практически любой орган брюшной полости. От больных отбоя не было. Василий Парменович обзавелся дорогим выездом, купил поместье в деревне и роскошный дом на Фундуклеевской. Это здание сохранилось в Киеве, его занимает польское консульство (ул. Богдана Хмельницкого, 60).

Частная практика за два года так прославила его, что городская дума пригласила заведовать терапевтическим отделением Александровской больницы. А Киевский университет смог предложить Образцову кафедру частной патологии и терапии, где он и набрал свою «команду мечты». Проверял годность студента просто: один раз показав пальпацию органов брюшной полости, он приглашал кандидата к постели другого пациента и предлагал ему стул. Большинство садились так, что прощупывать было несподручно, и отбраковывались. Первым сделал все правильно будущий «капитан команды» Николай Дмитриевич Стражеско.

Он вообще был очень ловок. Однажды, гуляя по Новоелизаветинской улице, в последний момент выхватил из-под колес экипажа гимназистку. Как следует разглядев девушку, нашел ее красавицей и влюбился. Три года безрезультатно фланировал он по Новоелизаветинской — гимназистка не появлялась. Когда улица стала Пушкинской, а Стражеско приняли к Образцову и пригласили к нему домой в гости, оказалось, что это Наталья, дочь Василия Парменовича. И Стражеско стал зятем своего мэтра.Вместе они оборудовали Александровскую больницу на личные доходы Образцова от частной практики и начали охоту на сердечные патологии. 17 декабря 1899 года привезли первого пациента, у которого они сумели при жизни диагностировать инфаркт. Это был 49-летний инкассатор артели. Его тошнило, знобило и мучила отдающая в левую руку боль в грудине. Интерн предположил, что это «ревматизм грудины». Стражеско тихонько пробормотал: «А не есть ли это закупорка венечных сосудов сердца?» (коронарных артерий). Образцов обернулся и произнес: «Вероятно, он прав». Когда больной через трое суток умер, диагноз подтвердил патологоанатом.

Следующий случай выдался 3 апреля 1908 года, когда Образцов и Стражеско уже перешли в университет и руководили терапевтической факультетской клиникой. В то время Образцов в Вене на съезде немецких терапевтов рассказывал, как различать колит и энтерит, и больного наблюдал один Стражеско. Железнодорожник Иван Пышкин, огромного роста и очень тучный, 57 лет. Поднимаясь по лестнице, почувствовал сильную одышку. Симптомы похожие, через неделю — дыхание Чейна—Сток, пульс нитевидный. Смерть. Стражеско сохранил препарат его сердца с некротизированным миокардом. По возвращении Образцова из командировки решено было следующего такого больного показать студентам.

Третий инфарктник не заставил себя ждать. 4 декабря 1908 г. становой пристав Василий Роговский, 57 лет, у которого сердце болело уже пять месяцев, был госпитализирован после неприятного разговора. 11 декабря его показали студентам на клиническом разборе, представив как явно выраженный случай закупорки венечной артерии.

Из анализа трех случаев следовало, что при этом явлении боль за грудиной, как при стенокардии, становится постоянной, а пульс прощупывается только на сонной артерии, поскольку сердце работает лишь частью своего мышечного аппарата. Вот критерии, по которым надо ставить такой диагноз, и чем быстрей, тем лучше.

Образцов не любил писать, и доклад за него составил Стражеско. Когда стало известно, что на европейский Новый год Василий Парменович едет в Москву, богатые киевские сердечники скупили билеты в его вагоне и всю дорогу приставали к нему с вопросами. Высадка на Брянском (Киевском) вокзале в Москве в окружении пациентов напоминала въезд Христа в Иерусалим.Это был день высшего триумфа Образцова. Вскоре он обнаружил у себя диабет и стенокардию и оставил профессорскую должность, уступая путь молодым. После революции киевские врачи выбрали его главой своего профессионального союза, и все 14 раз, когда в Киеве менялась власть, Образцов находил общий язык с новыми хозяевами города, выручая врачей разных национальностей и убеждений — поляков, евреев, немцев, русских националистов и сознательных украинцев. До конца войны его слушались все: в ходе боевых действий любая армия страдала от тифа и нуждалась в медицинской помощи. Когда же большевики победили и остались навсегда, Образцов утерял свое значение.

Все заработанные деньги он вкладывал в недвижимость, которую конфисковали, кроме дома на Фундуклеевской. Теперь она называлась улицей Ленина. Фундаментальное отличие состояло в том, что в домах на улице Ленина не топили печи, потому что в городе не было дров. Василия Парменовича поразил инсульт. Паралич правой руки постепенно проходил, но речь была утрачена. На частную практику рассчитывать не приходилось, и Образцов голодал. Из денег у него остался только заветный петровский рубль...

Когда 12 декабря 1920 г. он заболел вирусной пневмонией, его отвезли в частную Георгиевскую лечебницу, так что умер он в тепле. Талисман — старинный рубль, подаренный Образцову грязовецкой крёстной пятьдесят лет назад — передали Стражеско, в семье которого он и хранится.

Этот примечательный фрагмент отечественной медицинской истории (и истории вообще) мы разыскали в недавно вышедшей книге Михаила Шифрина «100 рассказов из истории медицины. Величайшие открытия, подвиги и преступления во имя вашего здоровья и долголетия». Книга эта — весьма отрадное общественное событие. Особенно на фоне очевидной деградации публичного образа истории в современной России в последние полтора десятилетия. Деградации явной даже в сравнении с советским временем, когда выбор траектории движения представлялся результатом «классовой борьбы». Ныне (в том числе и с лёгкой руки действующего президента) на исторической сцене практически остался один субъект — благодетельное государство, которое ведёт своих подданных от победы к победе. А единственное содержание истории и мерило успеха её деятелей, увы — увеличение государственной мощи, позволяющей приобретать всё новые и новые территории. Такой образ прошлого не только тормозит построение в России открытого демократического общества, но и находится в глубоком противоречии с постулатами современной исторической науки, которая давно сместила фокус внимания с царей и полководцев на массовое творчество, формирующее культуру повседневности.

Книга возвращает нас к правильному представлению о созидательных силах прошлого: она предельно конкретно показывает определяющую роль частного человека в историческом творчестве, демонстрирует, как личные мотивы множества очень разных людей, сложным образом сплетаясь, способствовали прогрессу человечества в области медицины. Ровно так же совершалось это движение и во всех остальных областях человеческой деятельности. В этом смысле нет единой истории с большой буквы — есть наложение бесчисленного множества разноплановых и разноскоростных историй.

В том числе и истории терапевта Василия Образцова...

СамолётЪ