Татьяна Макарова: «Я ещё не наигралась!»

«Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль»

В. Шекспир

Многоплановая актриса, талантливый режиссер, великолепный организатор, неоднократно награжденная грамотами и благодарственными письмами мэрии Череповца , Департамента культуры и Губернатора Вологодской области, Почетной грамотой Центрального Комитета профсоюзов, медалью «За любовь и верность», лауреат областного конкурса «Женщина года» и «Отличник культурного шефства над вооруженными силами СССР», любимая мать и жена, хранительница семейного очага, создатель и главный режиссер Камерного театра Череповца Татьяна Геннадиевна Макарова. С ней мы говорим о семье, о доме, о театре и о любви.

— Татьяна Геннадиевна, вся ваша жизнь неразрывно связана со сценой. Как Вам удается делить себя между домом и театром?

— С трудом. Видите ли, сцена — очень ревнивая дама, она не прощает раздвоения, не прощает категорически. А когда у человека еще и энергетика такая, знаете, как говорят, «харизма» есть, от него как можно больше людей стараются подпитываться. Даже если коллектив из пяти человек и каждый от тебя «отхватит» кусочек, к концу дня мало что останется. Поэтому порой до дома себя бывает донести сложно.

Домой нужно приходить отдыхать, но ведь там тебя ждут самые близкие и родные люди, и они ждут твоей любви, твоего внимания, и поговорить с тобой хотят, потому что ты — их человек, они считают, что имеют на тебя первоочередное право, и это тоже некий семейный эгоизм.

Когда я работала во Дворце металлургов (старом), частью моей деятельности была организация дней семейного отдыха, и муж, с большой долей иронии, попросил у меня : — «Может, ты и для нас организуешь День семейного отдыха? Ты большой в этом специалист!» Я сначала вспыхнула, а потом подумала — а ведь и правда, наверное, я слишком мало уделяю внимания своей семье. А я человек очень совестливый, меня это гнетет. Действительно, профессия требует жертвенности, желающих посвятить себя ей не так и много. Ну а что касается театра — это тоже семья. Все актеры считают, что режиссёр это и папка и мамка одновременно, и тоже требуют внимания. Поэтому на родных всегда оставалось не так уж много сил. Но куда деваться-то, если Бог меня поставил на эту дорогу!

— Ну а как вы относитесь к утверждению: семья — это крепкий тыл?

— Я всегда привыкла надеяться только на себя, и пока еще не было в моей жизни ситуации, когда этот крепкий тыл мне был бы нужен. Возможно, я что-то недооцениваю. Пока недооцениваю, не пришло это время, дай Бог, чтобы и не приходило. Я не знаю, какое у меня будет здоровье, когда понадобится или не понадобится помощь сыновей, поэтому я настраиваю себя на то, чтобы как можно дольше оставаться сильной и крепкой, чтобы мне не нужна была помощь. Ведь дочек у меня нет, у меня два сына, поэтому никто не квохчет надо мной.

Хотя, наверное, я кокетничаю, тылы у меня есть. Это мои взрослые сыновья. Если понадобится крепкое плечо — это они, в них, я чувствую надежность.

— А как вы воспитывали сыновей?

— Исключительно личным примером. На все мероприятия ходили со мной, стихи читали на праздниках, были моими помощниками. Видели, что мама — пахарь, видели отношение ко мне людей, большей частью доброжелательное, поэтому с уважением относились к маме с детства . У меня не было разногласий с ними, хотя бывали всякие ситуации. Хорошо, что они приходили со всеми своими проблемами за советом к отцу и ко мне. Я очень благодарна им за это.

Я всегда готова поддержать их, помочь, подставить свое «дамское» плечо, и они всегда уважали и любили меня, на все мои премьеры ходили и ходят, это вызывает у них уважение и гордость. Теперь пришла моя очередь гордиться их делами и успехами. Я их очень люблю, любила всегда и буду любить. Общение с сыновьями — праздник сердца.

— А вас родители воспитывали так же, как и вы своих детей?

— Моя мама была педагогом, а папа — инженером. Оба тогда — молодые специалисты. Помню, жили мы очень скромно. Я на двух сдвинутых стульях спала лет до трех. Не было денег купить кровать, да и негде. Позже папе на работе сварили железную детскую кроватку, и я со стульев «переехала» в нее. Работали родители с утра до ночи, поэтому я была о-о-очень самостоятельной девицей. Я даже водила в садик тех детей со двора, кто был младше меня. Жили мы тогда на улице Металлургов, а садик был на Карла Маркса, у Красноармейской площади — не близко, но, правда ,и опасностей столько не было, как сейчас: ну если только лошади проезжали с телегой, да автобус с рабочими. Я рано начала читать, поэтому воспитатели — молодые девчонки, давали мне книжку, и я развлекала младших детсадовцев сказками. «Авторитет» у меня был таким большим, что самые маленькие даже называли меня «мамой». А потом за мной приходил папа, и я снова сама дочкой становилась. Во дворе я тоже была главная заводила. Собирала ребят, и мы ходили воровать (О, ужас!) яблоки в частные сады. Влетело мне только один единственный раз. Была гроза, и мы с ребятами спрятались от непогоды в первом попавшемся подъезде своего дома. Родители стали беспокоиться — почему нас нет, гроза тогда очень сильная была. Так вот, когда она закончилась, наша ватага высыпала на улицу, а меня уже мама ждала, и я ей под горячую руку попала. Домой привела и сказала папе: «Лупи!». Ну и папа несколько раз ремнем ударил свою любимую доченьку. Это был единственный раз, когда меня наказали столь серьёзно. Но вообще, конечно, родительского внимания очень не хватало. Бывало, папа уходил в ночную смену, а мамы допоздна нет из вечерней школы.

И по вечерам я сидела одна в обнимку с маминым халатом и урёвывалась, рисуя в воображении те несчастья, которые с ней могли, по моему детскому представлению, произойти. Когда мы в выходной ходили куда-то вместе с папой, это был праздник! Мы шли на дебаркадер, папа покупал себе пиво, а мне блюдце ленинградских ирисок, а потом мы гуляли в старом парке, и я до умопомрачения на каруселях каталась. Это был настоящий праздник, я обожала такие дни.

Потом я пошла в школу, и там начались выступления, участия в концертах, стихи, роли Снегурочек... А потом всё стало серьёзнее — появилась общественная нагрузка — я стала звеньевой, потом в совет дружины пошла, стала членом городского пионерского штаба. И меня даже в награду, как одну из лучших общественниц, отправили в Артек. Тогда многие мальчишки и девчонки мечтали об этом лагере. А для меня он оказался не настолько и хорош. Все эти построения, марши, походы строем — это было не по мне. Поэтому, попав в артековское пионерское начальство, я обрела необходимую свободу передвижения. Всегда можно было сказать, что мне нужно быть совсем в другом месте, не там, куда отправляется отряд, и провести время так, как хотела я.

— А как в вашу жизнь пришёл театр?

— Театр — это заноза в сердце, которая засела в меня детства. Я тогда занималась во Дворце строителей в театральной студии «Сами». Руководителем был Арнольд Иванович Андреев, талантливейший режиссёр, делу которого я не могла изменить. Самые преданные студийцы связали свою жизнь с профессиональным театром. Так что моя дорога на сцену была предопределена с юности. Были, конечно, моменты, особенно в перестроечные времена, когда культура была никому не нужна, и я тоже пыталась свернуть с этой дорожки. В «чубайсовские» времена, было и такое, что мы на ваучеры купили магазин. Компания предпринимателей, надо сказать, собралась знатная: спортсмен, актриса-режиссер и певец. Конечно, долго это продолжаться не могло. Вот и я покуролесила, покуролесила там, а потом меня пригласили во Дворец химиков. Я начала режиссировать городские праздники, стараясь сделать это интересно и хорошо, поэтому какое-то время была даже монополистом в этой области. Но мне всегда хотелось, чтобы в городе был настоящий театр, со своим зданием, труппой.

До 1948 года театр в Череповце был, а потом его упразднили. Очень хотелось, чтобы театр был возрождён. Я даже гонорары за мероприятия не брала, говорила организаторам: «Вот когда театр начнет строиться, вы мне поможете!» Мне всегда очень везло, я всю жизнь встречала людей, которые меня поддерживали. Они тоже понимали, что городу нужен театр. Конечно, это было непросто, потому как и денег много надо было, и сил в это вложить. Но я настойчиво била в одну точку, разговаривала на всех уровнях, доказывала, что Череповцу просто необходим театр, и вот, наконец, как я шучу, построила себе «памятник». Но ведь я не только для себя это делала! Да, мне это было надо, но и людям тоже надо. Я была паровозом, ну а как иначе-то? Кто-то должен был эту роль исполнять. Сейчас я очень рада, что в театр подтягиваются люди, с которыми мы когда-то работали. Тут нет ни одного случайного человека, и в труппе почти все, — профессиональные актеры, буквально человека два без специального образования, но они очень одаренные, талантливые люди.

— Вы очень требовательный человек?

— Да, я очень требовательна, в первую очередь, в том, что касается работы. Халтуры не терплю. Если человек жалеет себя, я говорю, что сцена не терпит, когда ей отдаются не полностью. Тут как в любви — никто не принадлежит себе. Зрителю актёр нужен не на половинку, не на четвертинку. Нельзя быть неискренним, нельзя играть вполсилы. Сцена, повторюсь, дама капризная, она этого не простит... Я же сама актриса, я всё понимаю, всё вижу, меня на мякине-то не проведёшь, поэтому я требую полной отдачи от актёров. В театре нужно пахать — утром репетиция, вечером спектакль. В актёрской профессии нет места лени. Любая мелочь способна погубить самое грандиозное дело. Поэтому и требую самоотдачи в первую очередь от себя.

— А как вы отдыхаете? Как проводите свободное время?

— Я обожаю побыть одна. Жажду момента, когда , наконец, смогу сесть или лечь с книгой и почитать, потому что для меня лучшими информаторами, вдохновителями, друзьями и советчиками остаются книги. В центральной библиотеке меня уже давно знают, звонят, говорят: «Приходи, мы тебе тут набрали «пищи для ума». Творческие одиночки — это издержки профессии. Все время на миру, на миру, иногда хочется под листочек спрятаться.

Я все жду, когда у меня будет больше времени. Думала, стану старше, опыта будет больше, и будет оставаться время на что- то еще, но нет. Времени катастрофически не хватает, и потом у меня же «вечно беременная» голова. Там все время какие-то планы, проекты, все это обдумывается, крутится, вертится, думаешь иногда — а когда же я все это успею сделать?

Вот некоторые говорят: «Ну не знаю, чем заняться, жить скучно». Никогда таких людей не понимала: как это, что значит: «не знаю, что делать?» Иногда даже думаю — отдал бы ты мне свое свободное время, которое не знаешь куда деть, уж я бы нашла, чем его занять. К сожалению, такое невозможно.

— А путешествовать вы любите?

— Очень люблю, хотя сейчас на это у меня опять же нет времени. Для творческого человека путешествия — это новый мир, масса впечатлений, вдохновения. Но я в путешествии очень тоскую по Череповцу и мечтаю поскорее вернуться. Да и утомляют они очень, потому что мне надо успеть все и сразу. В Питере, когда училась, мне надо было успеть на все спектакли. Если я куда-то еду, даже на гастроли, мне надо посмотреть, чем другие дышат, стараюсь увидеть как можно больше спектаклей. Мне же надо знать, чем люди живут, как у них, что можно себе в копилку взять? Я очень люблю учиться, но очень сложно все успеть, у меня получилось выбраться только на пару учебных семинаров, потому что то я в репертуаре, то я ставлю что-то, а вот сейчас главная забота — мама. Ей скоро 90 лет исполнится, поэтому она требует внимания и очень не любит, когда я уезжаю. А летом я уже давно отдыхаю в деревне, но это ничуть не мешает мне получать вдохновение из книг. Вот библиотекари «откопают» мне какую- то интересную книгу, я ее почитаю, и у меня фантазии выше крыши, еще и тазик сверху.

— А как ваши близкие относятся к такому темпу вашей жизни?

— Семье со мной непросто. Видеться удаётся нечасто. У меня прекрасные парни, прекрасные внучки. У меня их три, старшая — уже школьница, а младшие — двойняшки, ходят в садик. Так вот, я для них, как они говорят, бабушка-праздник. Правильно, у них бываю редко, все время прихожу с подарками, со всякими «лясенками-балясенками», поиграю во все игры. Они не очень-то воспринимают меня в качестве бабушки. Малышня вообще зовёт меня просто — Таня.

— Ну а есть ли у вас какое-то свое жизненное правило? Свой непреложный закон, которому вы следуете всю жизнь?

— Я свободолюбивая птица и не люблю ограничивать себя правилами и строгими рамками. Я никогда ни перед кем не заискивала, не прогибалась. Иногда появляется чувство, что я себе не принадлежу, часто мои планы нарушаются другими людьми, но со временем я научилась отсекать какие-то моменты, потому что времени, действительно, на все не хватает. Но я не представляю себе другой жизни, не представляю, что будет, если я выпаду из этого ритма. Жалко только, что времени остается мало, годы уходят, а я еще не наигралась!

Наталья Григорьева
«РМ»