Горим

Сейчас уже и не вспомнить, кто первым заметил легкий дымок, закурившийся под кровлей одного из соседских домов, больше двадцати лет назад поставленного на когда-то обшей горке. Словно специально, чтобы его хорошо было видно со всех сторон. Поначалу дом, прикрывший соседям вид на море, вызывал раздражение. Потом к нему привыкли, и он, как все вокруг, стал частью села и его пейзажа.

И вот теперь с домом творилось что-то странное и страшное. Очень быстро дым стал пробиваться сразу в нескольких местах обширной крыши. А потом появились и первые языки пламени...

В селе закричали. К месту, откуда происходящее с домом было видно лучше всего, стали сходиться-сбегаться соседи — ближние и дальние: кто-то выскочил на шум из бани в одном полотенце, кто-то из огорода, а кто-то — из-за стола, успев лишь махнуть по первой-второй.

Когда на горе собралась внушительная толпа знакомых и совсем незнакомых людей, у дома уже вовсю полыхала крыша. С характерным, душераздирающим воем стали подъезжать пожарные машины, заголосила «Скорая».

Люди стояли и не отрываясь смотрели, как красиво, с достоинством умирал дом в горячих, липких объятиях пламени. Все знали, что он был обречен с самого начала, с того самого первого дымка. Это знали и зеваки, которые все время говорили друг с другом, чтобы не молчать, чтобы заглушить какой-то пронизывающий, первобытный ужас, веющий от пожарища. Знали это и молчаливые пожарные, занятые в основном тем, чтобы смерть дома не оказалась заразной для остального села — старались отсекать пламя от соседних строений. И здесь поднявшийся ветер был им в помощь — сдувал огонь и дым от села к морю.

И все, кто смотрел на пожар, думали о своих домах — больших ли, малых, новых и ветхих, но, по преимуществу, таких же деревянных, и, в общем, таких же беззащитных перед случайностью или (кто знает?), может быть, Промыслом.

Все они знали об этой ущербности своих жилищ, построенных «на авось», с самого начала, когда начинали их строить или покупали, принимали в наследство. И все-таки делали это, упрямо отгоняя от себя это знание, эти «дурные мысли», не оглядываясь, не рассуждая...

Крыша дома упала с шумом, когда солнце опустилось за горизонт. Народ — погрустневший и притихший — стал расходиться. Но еще долго, до глубокой темноты слышно, да и видно было, как шевелят пожарные догорающий, убывающий в размерах костер.

А на утро на месте дома осталась только бесформенная куча обугленного хлама, в которой долго и медленно искали что-то растерянные, переночевавшие в бане хозяева. И непривычно было видеть такое море — ничем не прикрытое, далекое, ясное, ничего не помнящее о том, что здесь было вчера.

Юрий Антушевич
«РМ» — «СамолётЪ-ТВ»