#ЖИВИТЕКАКХОТИТЕ. Выбираем квартиру:
«Ехай, ехай на…» За что в России не любят релокантов
Пассаж спикера Госдума Вячеслава Володина, гарантировавшего сбежавшим от СВО россиянам отправку в Магадан, заодно обидевший руководство Колымы, был совершенно не случаен. Во-первых, это логическое продолжение прежних идей Володина (предлагавшего уже лишать эмигрантов из России собственности). Во-вторых, это свидетельство изменения отношения властей по отношению к недовольным режимом: государство ранее поощрявшее их эмиграцию, перешло к резким ограничениям, когда эмиграция резко нарастила свои масштабы, а эмигранты стали частью антироссийской информационной политики.
Но, в-третьих, жёсткие заявления Володина — это ещё и реакция на отношение к релокантам значительной части населения страны. Как следует из результатов исследования ЦСП «Платформа» и Центра социально-политических исследований и информационных технологий РГГУ, с которыми читателей в понедельник познакомили «Ведомости», большинство опрошенных россиян (58%) критически относятся к соотечественникам, которые покинули страну после начала спецоперации на Украинею
Из опрошенных исследователями 2300 респондентов в возрасте старше 18 лет 31% осуждают решение уехать из станы из-за спецоперации, и 27% скорее осуждают. Нейтральной позиции придерживается 28% опрошенных, 10% одобряют релокацию, 5% затрудняются с ответом.
При этом любопытна градация отвечающих в зависимости от возраста и места проживания. Так, например, наиболее критически настроены к релокантам люди старшего возраста, которые, к тому же проживают в небольших населённых пунктах России. Собственно говоря, это те представители того самого «глубинного народа» (или «народа-бурундука»), на мнение которого в последнее время любят ссылаться политологи.
Именно «глубинный народ» они имеют в виду, когда рассуждают о солидарности россиян, их коллективизме, патриотизме. Эти сущности объявлены чуть ли не «духовными скрепами».
Но социология и социальная антропология говорят об обратном. Российское общество очень индивидуализировано. У него очень низкий уровень доверия — в среднем по России 20-25%, а на окраинах крупных городов, в главных зонах отчуждения среди огромных жилмассивов — 5-10%. Для сравнения: у лидеров этого рейтинга, в Нидерландах и странах Скандинавии этот показатель 50-65%.
Усреднённый россиянин в какой-то мере социальный аутист. Ему интересен он сам в первую очередь и во вторую — его ближний круг (семья, близкие родственники и друзья). Ему интересен его дом, его небольшое дело (если оно есть). Его главный запрос «к верхам» — чтобы его наконец-то оставили в покое, отвязались от него, «дали пожить». Его политический идеал — вольница (анархо-капитализм), жизнь без начальства и подчинённых.
Но все его запросы нивелирует «среда». Исторически усреднённый россиянин живёт двоемыслием — оно помогает ему выживать при вечном самодурстве начальства, описанным ещё Салтыковым-Щедриным. В революции, войны, голодовки, репрессии, реформы. На словах он всё поддерживает, а в кармане держит кукиш.
Потому для выявления истинных мыслей россиянина нужен особенный методологический аппарат, чтобы вскрыть этот панцирь двоемыслия. Этот аппарат конструировали ещё первые советские социологи в 1960-е — в форме анонимных писем и опросов для редакций газет (например, для «Литературной газеты»). И как только настроили его — социологов в СССР разогнали. Начальству очень не понравился портрет усреднённого советского человека. Который живёт по своим собственным правилам, сформулированных ещё в 1989 году социологом Юрием Левадой:
*8 правил советского человека:
Массовидность, или ориентация на норму «быть как все». Предполагает неспособность оценить достижение, если оно не вписано в иерархию государственных статусов.
Приспособленчество. Предусматривает адаптацию к существующему социальному порядку, в том числе и через снижение порога запросов и требований.
Упрощённость. Ориентация на простейшие образцы и модели в интеллектуальном и этическом плане в силу незнания иных моделей и типов поведения.
Иерархичность. Чёткое осознание того, что не только материальные блага, но и права, а также достоинство, уважение, этические нормы и интеллектуальные качества распределяются в соответствии с социальным статусом.
Лукавство. Люди считают себя вправе обманывать всех, с кем имеют дело: от начальства до близких, если считают, что их поведение неправильное.
Неуверенность. «Советский человек» отлично помнит, что он не может до конца полагаться на формальные правила.
Чувство причастности к чему-то «особенному» — к великой державе, народу, идее. Эта причастность компенсирует свои комплексы и разочарования.
Коррупционность. Подкупается не только власть в лице разного рода чиновников, но и само население властью — через подачки, привилегии, послабления и символические знаки избранности.
Представляется, что и сегодня в большинстве своём «глубинный народ» живёт по этим правилам. А «индекс гречки» (склонность населения скупать эту крупу при первых симптомах любого кризиса) — один из самых надёжных индикаторов оценки состояния российского общества.
Сегодня на самом деле большинство россиян СВО как явление не тревожит. Как минимум они свыклись с ней, как свыкаются с природным явлением вроде снега или жары. Но их очень тревожит — личное участие в ней. Эту ситуацию кратко описали наши предки: «Моя хата с краю». В современной терминологии психологов эту «стратегию» можно назвать «сохранением зоны комфорта».
Релоканты же — люди, которые вышли из зоны комфорта. Своего рода «выскочки» с отрицательным знаком. Глубинному народу трудно себя с ними идентифицировать, что вкупе с советским стереотипом о том, что все эмигранты «трусы и предатели» является основой негативного отношения к «поуехавшим».
Кроме того, население внимательно прислушивается к тому, что говорит начальство — поэтому расценивают негативные высказывания в адрес эмигрантов, как подтверждение собственной позиции, как социально одобряемой.
Впрочем, в последнем случае всё не так просто. Социальный психолог Алексей Рощин полагает, что политики и чиновники, угрожающие релокантам, тоже выражают не своё мнение, а мнение «глубинного народа». Они пытаются озвучить те мысли, которые, по их мнению, выражает большинство, заключил он. Получается такое «отражение отражения» мнений, сильно искажающее реальное представление о том, что на самом деле думают люди в России.
Что, в свою очередь, открывает широкий простор для спекуляций на теме эмиграции. К примеру, одним из таких спекулятивных проявлений можно считать предложение правительства страны добавить в закон «Об адвокатуре» поправку, позволяющую лишать профессионального статуса адвокатов в случае, если они без «уважительной причины» (естественно, определяемой государством) не появлялись в РФ более года или решили постоянно проживать в другой стране.
Адвокаты уже опасаются, что такая норма будет применяться для давления на коллег, которые из-за рубежа продолжают добросовестно работать в российской юрисдикции.
В целом же можно констатировать, что жёсткие заявления представителей российских властей в адрес релокантов вместе с репрессивными законопроектами плохо соответствуют декларируемому желанию вернуть сотни тысяч уехавших в Россию. И тем более не способствуют появлению у уехавших желания вернуться.
Что может стать довольно болезненным для страны, у которой есть большие сомнения по поводу того, что «бабы» в достаточном количестве нарожают новых граждан, вместо уехавших, или же безболезненно их заменить смогут иноплеменные мигранты...
Илья Неведомский
СамолётЪ