Кадуйский потоп.
Планета «Корбаков». Главному художнику Вологодчины — 100 лет
В застойные советские времена был анекдот, заканчивающийся словами: «Брежнев — это мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачевой». Фраза — из числа самосбывающихся предсказаний: кто сейчас всерьёз вспоминает Леонида Ильича? Спасибо Сергею Шакурову за то, что увековечил «мелкого деятеля» хотя бы в одноимённом сериале. А Алла Борисовна до сих пор ещё звучит по радио и выглядит в свои 73 едва ли не лучше, чем в брежневские 80-е. Хотя и вынуждена уехать с молодым мужем из России — но там совсем другая история...
Какое это имеет дело к юбилею Корбакова? А вот какое. У художников, талантливых художников особенно, — свои особенные отношения с властями и временем, с которыми и в которых им выпало жить. Здесь действует особый закон «тяготения»: конъюнктура и злоба дня, безусловно, влияют на художника (возможно, именно на художника — особенно, ведь он почти всегда сверх чувствителен ко всему), как на движение кометы влияют планеты и звёзды, мимо которых она пролетает. Это возмущающее влияние может отвлекать творца-«комету» от первоначального маршрута, заставляет лавировать и притормаживать, но остановить движение в заданном судьбой направлении, пожалуй, не в состоянии.
На жизненном и творческом пути Владимира Корбакова таких «возмущающих» влияний было более, чем достаточно. Начиная с 1941 года, когда ученик реставратора музейной иконописи, а после — студии при Союзе художников, ушёл добровольцем на фронт Великой Отечественной, а меньше, чем через год, в тяжёлых боях под Москвой получил тяжелейшее ранение руки, едва не поставившее крест на судьбе Корбакова-художника. Он очень долго лечился, сохранил руку от ампутации благодаря мастерству военных хирургов. Вернулся в строй матросом Беломорской флотилии.
А в искусство вернулся... благодаря инвалидности — командование направило Корбакова в Московское художественное училище инвалидов Великой Отечественной войны, после которого он смог поступить Суриковский институт.
Потерянное на войне время навёрстывал работой по 12 — 14 часов в сутки, и запойным самообразованием — читал книги по искусству и философии.
Через семь лет Корбаков вернулся в Вологду с дипломом «художника» и должен был быть приставлен к делу — станку работника социалистического реализма. И наш герой стал в этой работе по-своему «ударником». Через год был принят в Союз художников. Инициировал создание Череповецкой группы художников, организовывал творческие бригады, писавшие Череповецкий металлургический комбинат и его работников. Махровая конъюнктура, если разобраться, но пришедшаяся ко времени, ко двору — была подхвачена по всему Союзу. А инициатору принесла звания Почётного металлурга и заслуженного художника РСФСР.
А ещё россыпь — больших и малых выставок в «больших и малых» залах по всей стране. И, соответственно славу и почёт, которые давали возможность делать не только то, что приносило деньги, но и совершенно легально экспериментировать в живописи. Что, надо сказать, не всем в те времена было позволено.
Но Корбаков попробовал практически всё: от живописи «сурового стиля» 1960-х годов до импрессионизма и русского авангарда. Не забывая при этом выстреливать регулярными тематическими «сериями», названия которых сами просились в выставочные залы: «Моя Вологда», «Северная Магнитка», «По дороге Ломоносова», «Поклон родной земле», «По старинным городам Вологодской области»...
Корбаков всю жизнь писал портреты фронтовиков — знакомых и не знакомых — буквально галереями, по его собственному признанию, писал. Было в этом что-то заветное, зарочное — словно художник-фронтовик отдавал некий долг боевым товарищам. Его даже критиковали за это пристрастие — тащить любого фронтовика на холст. А он огрызался добродушно: мне, мол, не стыдно за свою работу, я писал их и писать буду...
После 70-ти трудолюбие начало воплощаться в звания и милости власти, сыпавшиеся на голову и грудь Корбакова каждые два-три года: народный художник России, член-корреспондент Российской академии художеств, орден «За заслуги перед Отечеством» II степени, Государственная премия Вологодской области, действительный член Российской академии художеств, Золотая медаль Российской академии художеств, Золотая медаль Союза художников России...
Он первым и единственным в Вологде получил свой собственный прижизненный музей — Дом Корбакова...
Корбаков жил долго — скончался в 91 год — и до последнего был бодр и деятелен. Даже влюбился и женился заново в 80 лет — силы душевные и физические позволяли. Господь не звал его к себе до поры, словно, по той заповеди в своих творческих и общественных «флуктуациях» художник не успел что-то, что-то ещё не доделал.
В последнее десятилетие Владимир Корбаков был особенно активен и жаден до впечатлений.
Писал большую серию (70 полотен) «Страницы истории» к 100-летию Русско-японской войны 1904-1905 годов, побывал на Дальнем Востоке и в Японии.
В 2010-м году, накануне Дня Победы, вышла книга «Автопортреты Владимира Корбакова», изданная на двух языках, русском и английском: более ста живописных и графических автопортретов мастера. Единственное в своем роде специальное издание об автопортретах современного русского художника.
А той же зимой Корбаков неожиданно для всех укрылся в своей мастерской, занялся тем, на что прежде не было времени, до чего не доходили руки — новыми направлениями в современном искусстве. Всё внимательно изучил и выдал с десяток работ в разных жанрах: соц-арт, поп-арт, перформанс... Название одной из картин было «говорящим»: «Я вглядываюсь в этот загадочный и непонятный мир».
Однажды Владимир Корбаков взял, да и поехал в Голландию, на родину Рембрандта и Ван Гога. Семь дней, проведённых в музеях и на прогулках по улицам и предместьям Амстердама, вылились в очередную серию пейзажных холстов, среди которых были и «Коровы Пикассо пасутся в небе над Амстердамом», и «Северная Венеция», и «Амстердам — город на воде», и «Рыбацкая деревня Волендам», и даже триптих «Окна любви. Улица красных фонарей»...
Всю долгую жизнь от Корбакова чего-то ждали, требовали — то пресловутого «идейного содержания», то «духа времени», то «подъёма на небывалую высоту» провинциального искусства. Представители разных политических взглядов тянули его на свою сторону. И он, кажется, никому не возражал и не отказывал. Почти со всеми соглашался. Главным образом, как кажется сейчас, чтобы отстали, не мешали «приходить каждый день к станку и иметь возможность отдаваться творчеству».
Девять лет назад Владимир Корбаков доделал то, что хотел или должен был. И ушёл отчитываться перед Всевышним. А нам оставил свои картины — много картин. Познакомьтесь с ними хотя бы из любопытства — не зря же человек их писал. Они доступны в Третьяковской галерее, в Государственном историческом музее, в Центральном музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве, в Вологодской областной картинной галерее, в Доме Корбакова, в Музее пейзажа в Плёсе на Волге и в музеях многих других городов России.
Сергей Михайлов
СамолётЪ