Тупик ВТО

 Две трети нашего экспорта - это нефть и газ, которые не подпадают под регулирование ВТО. Зачем же мы так упрямо стремились к членству в ВТО?
 

 

Главное преимущество в том, что участие в ВТО позволяет лучше защищать отечественного производителя от зарубежных конкурентов. В основном это касается  российских экспортеров, получающих  новые возможности для противодействия антидемпинговым процедурам. Мы сможем оспаривать действующие ограничения на экспорт нашей продукции: например, антидемпинговые пошлины против стальной продукции, ограничения на импорт удобрений и т. д. В результате после вступления в ВТО у России появится возможность экспортировать больше несырьевых товаров, а это шаг к диверсификации экспорта, о которой мы так давно мечтаем.
 

Однако рост конкуренции со стороны импорта создаст проблемы для наиболее уязвимых секторов - легкой и пищевой промышленности, машиностроения. Тот факт, что США и ЕС позволяют себе тратить на субсидии сельскому хозяйству в десятки раз больше, чем Россия, ставит нас в заведомо неравные условия.
 

Ожидается, что присоединение к ВТО даст России реальные стимулы для развития новых секторов экономики - главным образом, высокотехнологичных услуг. Это позволит нашей экономике наконец выйти на инновационный путь развития. С другой стороны, есть опасность и в том, что вступление в ВТО замедлит диверсификацию российской экономики. России придется пойти на уступки в поддержке ключевых отраслей. А правила ВТО ограничивают государства не только в поддержке старых отраслей, но и в активной промышленной политике, направленной на модернизацию.
 

Можно ждать, что «постиндустриальный прорыв» будет обеспечен, в основном, безудержной экспансией в страну зарубежных компаний высокотехнологичного сектора, а не благодаря формированию собственных.
 

Членство в ВТО явно пойдет на пользу отечественному потребителю, поскольку вследствие более свободного доступа товаров и услуг из-за границы на внутреннем рынке усилится конкуренция. Это означает расширение выбора и снижение цен для потребителей. Правда, в результате появления на рынке новых мощных игроков из других стран должно уменьшиться и влияние российских финансово-промышленных групп на экономику и политику.
 

Политических аргументов «за» ВТО, пожалуй, даже больше, чем экономических. Для России это скорее шаг на пути к вступлению в Организацию экономического сотрудничества и развития, одно из условий для более тесной интеграции с Европой и формирования общеевропейского экономического пространства. Есть мнение, что для «несолидно» для России оставаться единственной страной из «большой двадцатки», которая до сих пор не входит в ВТО, в которой ни много ни мало 153 участника.
 

Это, так сказать, наш беглый обзор резонов «за» и «против» вступления. А теперь хотелось бы предоставить слово специалисту - Эрику Райнерту. Это норвежский предприниматель и экономист. Старший научный сотрудник Норвежского института стратегических исследований. Профессор Таллинского технического университета. На протяжении сорокалетней карьеры являлся консультантом ООН и десятков национальных правительств. Основатель международного фонда The Other Canon.
 

В своей статье «Реформирование России: раунд третий. Соревнование или сравнительное преимущество?», Райнерт скептически смотрит на перспективы нашей страны в ВТО, полагая, что «Реформирование России должно основываться на тех же принципах, что и две более ранние успешные реформы российской экономики, проведенные при Петре Великом и Сергее Витте, однако в новом технологическом контексте»:

Основное противоречие экономики проистекает из роли свободной торговли, основанной на идее Дэвида Рикардо о сравнительном преимуществе: каждое государство должно специализироваться на том, в производстве чего оно достигло относительно высоких результатов. Исторически альтернативой свободной торговле было соревнование, «копирование с целью совершенствования». Исторически успешные стратегии — начиная с Англии в 1485 году, России при Петре Великом и Соединенных Штатов после 1820 года — изначально были основаны именно на соревновании. Свободная торговля — это в определенном смысле роскошь, которую страны позволяют себе лишь тогда, когда им уже удалось развить промышленность, способную создать международную конкуренцию и передовую сферу услуг.

4 октября 1957 года, запустив в космос первый спутник, Советский Союз вызвал у западного мира так называемый спутниковый шок. Давайте на секунду представим, что на следующее утро советский посол в Соединенных Штатах появляется в Белом доме перед президентом Эйзенхауэром со следующим предложением: «Мы в Советском Союзе читали торговую теорию Дэвида Рикардо. В настоящее время в сельском хозяйстве Советского Союза имеют место неурожаи, в то время как сельское хозяйство США — самое эффективное в мире. Благодаря вчерашнему успешному запуску спутника стало очевидно, что у США есть сравнительное преимущество в сельском хозяйстве, а у Советского Союза — в сфере высоких технологий, например в космических полетах. Согласно вашей экономической теории, США должны специализироваться на сельском хозяйстве и законсервировать свою деятельность в сфере высоких технологий, предоставив Советскому Союзу заниматься ими. Таким образом, обе страны будут пожинать плоды свободной торговли».

В ходе этой воображаемой встречи президенту Эйзенхауэру пришлось бы либо выбрать свободную торговлю и забыть о высоких технологиях, либо попытаться повторить успех Советского Союза в космических полетах. Мы знаем, что выбрали США: огромные деньги были потрачены на космическую программу соревнования с Советским Союзом — программу имитации для достижения превосходства. Стратегии соревнования в то время следовали и другие успешные страны.

«Сравнительное преимущество» — идея, изобретенная англичанами в то время, когда они считали, что способны сохранить мировую монополию в промышленности; эта теория использовалась для морального оправдания колониализма. Это не означает, что у свободной торговли не было преимуществ — их было много, но они, как правило, могли быть реализованы между «симметричными» странами, находившимися приблизительно на одном уровне технологического развития. В «асимметричной» свободной торговле одна часть легко специализируется на сравнительном преимуществе быть бедными.

Американский экономист норвежского происхождения Торстейн Веблен (1857–1929) доказывал: соревнование — одна из самых мощных движущих сил человечества (например, соревнование присутствует во всех видах спорта). Совсем не обязательно, что Соединенные Штаты так уж сильно интересовались космическими технологиями до «спутникового шока». Мирное технологическое соревнование — например, та же космическая гонка — может считаться альтернативой ядерной конфронтации.

Учиться на успешных стратегиях прошлого: раунды первый и второй

При изменении экономической модели в 1991 году Россия столкнулась с серьезными экономическими проблемами. А сейчас разбирается с новой — вступать или не вступать в ВТО. Президент Медведев справедливо призвал к реформированию страны, и я полагаю, что его реформы должны осуществляться в духе соревнования, а не в духе сравнительного преимущества. России необходимо извлечь важные уроки из того, что произошло в ее экономической структуре после 1991 года. Потому что на самом деле с точки зрения сравнительного преимущества богатые ресурсами страны могут специализироваться лишь на том, чтобы быть бедными: таков «парадокс ресурсов».

С основными принципами реформирования я предлагаю ознакомиться на примере двух предыдущих российских реформ. Оба эти процесса были соревновательными, а не процессами сравнительного преимущества.

 Реформирование России: раунд первый

При Петре Великом (1672–1725) Россия вступила в первый успешный период реформ, используя лучшие организационные методы западного абсолютизма, в частности экономическую структуру Голландской Республики. Петр посетил Голландию и вернулся с уверенностью, что национальное богатство может быть создано только путем формирования диверсифицированного производственного сектора, максимального разделения труда и появления в результате всего этого экономической синергии — так, как это происходило в богатых странах.

Имитация голландской экономической структуры — вот что делали все успешные страны в эпоху Просвещения, и первой из них была Великобритания. Английский экономист Джошуа Чайлд начинает свою книгу 1668 года словами о «замечательном росте голландцев», служащем предметом «зависти нынешнего поколения и способном стать объектом восхищения всех будущих поколений. При этом средства, с помощью которых они так сильно продвинулись, достаточно очевидны и в значительной степени могут быть использованы большинством других стран».

Что узнавали иностранцы, посетив Голландию? Прежде всего, что экономическая деятельность бывает различной в качественном отношении: есть «хорошие» экономические виды деятельности, создававшие обобщенное благосостояние, и «плохие», приводящие к бедности масс.

Кроме того, иностранные наблюдатели, такие как Петр Великий, видели в Голландии важные динамичные синергии, возникшие в результате значительного разделения труда, системных эффектов, которые в настоящее время именуются национальной инновационной системой.

Реформирование России: раунд второй

Второй раунд реформирования России — это широкая индустриализация под руководством Сергея Витте (1849–1915), который служил двум последним императорам России. В принципе процесс индустриализации, запущенный Витте, ставил перед собой те же цели, что и реформы Петра Великого, но совсем в другом технологическом контексте, в другой технико-экономической парадигме. Ключевой инфраструктурой во времена Петра Великого были корабли, и Петр сосредоточился на строительстве российского флота. Во времена Витте ключевой инфраструктурой были железные дороги, и Витте построил Транссибирскую магистраль.

Витте использовал принципы немецкого экономиста Фридриха Листа (1789–1846), чьи работы перевел на русский язык. И можно доказать, что основные экономические цели советского периода плановой экономики в точности совпадают с принципами, продвигавшимися Листом и Витте: огромный и диверсифицированный промышленный сектор, только при другой экономической системе.

Сегодняшнее реформирование России, которое мы назвали «Реформирование России: раунд третий», должно соответствовать тем же принципам, что и в раундах первом и втором: все те же факторы продолжают работать, и, как мы увидим, идеология, главенствовавшая в 1990-е, нанесла значительный ущерб производственной структуре России. В особенности это очевидно, если сравнить Россию с другими странами БРИК.

Россия и другие страны БРИК

Понятие «страны БРИК» — Бразилия, Россия, Индия и Китай — было изобретено инвестиционно-банковской компанией Goldman Sachs в 2001 году. Идея крупных развивающихся экономик, догоняющих страны Запада и бросающих им вызов, захватила умы социологов и политиков. Однако размер этих стран и их разное историческое наследие определяли огромные различия между их экономиками. Ситуация в России уникальна в трех аспектах. Во-первых, Россия была промышленно развитой страной задолго до других стран БРИК; во-вторых, она пережила беспрецедентный экономический спад в 1990-е и к 2008 году едва достигла уровня ВВП 1989 года; в-третьих, в отличие от Бразилии, Китая, Индии и большинства других развивающихся стран Россия не является членом Всемирной торговой организации.

Эти уникальные характеристики вызывают следующие вопросы. Каково структурное наследие упадка 1990-х с точки зрения технологических и промышленных возможностей в России? Что может и должна узнать Россия из опыта ВТО, накопленного остальными экономиками БРИК? Я утверждаю, что, хотя упадок 1990-х годов относительно хорошо изучен и отражен на макроуровне (ВВП), об объеме разрушений, произошедших в тот период в российской промышленности, известно мало.

В этом контексте вступление в ВТО представляет собой водораздел в российской истории, аналогичный распаду Советского Союза и последующим реформам. Соглашения с ВТО предполагают, что экономическая деятельность входящих в нее стран строится на одних и тех же принципах (факты, приведенные в таблице выше, игнорируются), а структурные изменения, вызванные свободной торговлей, отвечают интересам всех и каждого. Экономическая история и недавние десятилетия, а также собственный опыт России в 1990-е учат нас, что это не так.

Свободная торговля, как правило, усиливает уже существующие структурные тенденции и сравнительные преимущества: развитые с технологической точки зрения области (географические агломерации знаний и производства) обогащаются, в то время как зоны с доминирующей монокультурой в сырьевых и недиверсифицированных экономиках и дальше примитивизируются и деградируют. Изучение успешных случаев управления промышленной политикой в рамках ВТО (то, чем занимались остальные страны БРИК в течение длительного времени), вероятно, будет основной задачей российской экономической политики на ближайшее будущее.

Снижение ВВП и объема производства, произошедшее в России, во всех республиках бывшего СССР и, в меньшей степени, в Центральной Европе в 1990 е годы, относительно хорошо изучено и неоспоримо. По расчетам Всемирного банка, экономический упадок в этих странах в 1990-е был в большинстве случаев более глубоким, чем в США во время Великой депрессии и в Западной Европе во время Второй мировой войны (в обоих случаях пострадавшие страны восстановились гораздо быстрее). В отличие от России другие страны БРИК во многом обязаны своим успехом тем, что они не были синхронизированы с глобальными циклами экономики. С конца 1940-х годов Индия и Китай постоянно следовали стратегии индустриализации — той же самой стратегии имитации, которую рекомендовали Фридрих Лист и Сергей Витте. В случае с Индией и Китаем отсутствие соревновательности в течение длительного времени, несомненно, препятствовало ходу развития, однако специалисты признают, что нынешние успехи этих стран стали результатом их прежних стратегий. Будучи крупными государствами, Индия, Китай и Бразилия спаслись благодаря своей «идеологической инерции» — неолиберальные настроения никогда не проникали в них так глубоко, как в более мелкие страны. Они никогда не отказывались от соревнования в пользу свободной торговли. В отличие от других стран БРИК Россия была впутана в неолиберальную идеологию с перспективой «сравнительного преимущества» — идеологию, в которой структура производственного сектора страны не имеет значения, а модели, навязываемые международными финансовыми организациями, предполагают «полную занятость» даже перед лицом широкомасштабной безработицы. Важно признать степень ущерба, нанесенного российскому производственному сектору в этот неолиберальный период. Тем временем международным организациям из Вашингтона удалось ликвидировать промышленную политику в более мелких латиноамериканских странах: Бразильский банк развития (BNDS) в настоящее время имеет большую капитальную базу, чем Всемирный банк. По нашему мнению, важно признать, что России очень не повезло в тенденциях и предпочтениях экономистов и что для устранения причиненного ущерба потребуются десятилетия.

В Норвегии есть выражение: неинтересно говорить о прошлогоднем снеге. Это справедливо; но для обеспечения максимальной эффективности реформ в России необходимо проанализировать, какие структурные ошибки были допущены в российской экономике после 1991 года. Падение реальных зарплат сопровождалось снижением уровня промышленного производства; это было бы очевидно с теоретической точки зрения Петра Великого и Сергей Витте (и, вероятно, из логики плановой экономики Советского Союза).

Сокращение сельскохозяйственного производства также заметно, однако особенно бросается в глаза взаимосвязь между снижением промышленного и сельскохозяйственного производства и укреплением рубля. Последние исследования также часто указывают на переоценку валют как на основную причину неудачного развития промышленности и низкого уровня жизни. Успешный сектор экспорта сырья — подобный российской нефтяной отрасли — часто становится главным фактором, вызывающим переоценку валюты.

Однако есть в российской экономике и несколько историй успеха, одна из них — птицеводство . Для оценки причин успеха в одних отраслях и неудач в других необходимо провести подробные исследования отраслей промышленности.

Рекомендации

Вместе с профессором Райнером Каттелем я написал более подробный документ для ярославского форума под названием «Реформирование России: раунд третий. Россия и другие страны БРИК: стремление вперед, гонка или отставание?» Ниже приводится несколько рекомендаций из этого документа.

Разница в доходах между физическими лицами в значительной степени определяется выбором вида экономической активности. Хирурги имеют более высокий доход, чем уборщицы в больницах. Те же механизмы работают в отношениях между странами: то, что производит страна, будет в значительной степени определять относительный уровень ее дохода. Любая эффективная экономическая политика должна учитывать эти элементы.

Нынешний производственный профиль российской экономики при развитии свободной торговли создает высокий риск того, что большинство российского населения будет оставаться относительно бедным.

Это означает, что Россия не готова к членству в ВТО. Однако зона свободной торговли с российскими соседями, скорее всего, будет выгодной для всех сторон (в терминологии азиатского развития это могло бы создать модель развития «летящих гусей»).

Реформирование России должно основываться на тех же принципах, что и две более ранние успешные реформы российской экономики, проведенные при Петре Великом и Сергее Витте; однако в новом технологическом контексте.

Россия должна создать подробную и целенаправленную промышленную политику, нацеленную на повторение успеха, например птицеводства. Следует провести подробное исследование российского импорта для выявления областей, в которых минимальное политическое (и тарифное) вмешательство с большей степенью вероятности приведет к максимальному эффекту с точки зрения занятости и национальной добавленной стоимости.

 Такая огромная страна, как Россия, должна иметь политику для высокотехнологичных, среднетехнологичных и низкотехнологичных отраслей промышленности. Дания — пример страны, создавшей занятость и стоимость в относительно низкотехнологичных отраслях промышленности в рамках высоких технологий.

Как показано на примере Петра Великого и Сергея Витте, инфраструктура является ключевым элементом в реформировании любой страны. Создание национальной и международной сети высокоскоростных железных дорог могло бы стать наилучшим вариантом.

России необходимо учредить стабильный банк развития, который может стать исполнительным органом стратегии развития и удовлетворять потребности крупных, средних и малых производителей. Мы рекомендуем в качестве ролевой модели бразильский BNDS. В настоящее время он работает с большим объемом денежных средств, чем Всемирный банк.

Хотя нефтегазовый сектор приносит много очень полезной иностранной валюты, существует риск, что этот сектор может мешать долгосрочному развитию страны. Риск переоцененного рубля, делающего российскую промышленность неконкурентоспособной на международной арене, — лишь один из рисков, связанных с группой проблем, часто именуемых «голландской болезнью».
Надо попытаться связать отличные российские научные разработки с коммерческим производством в самой России. Сознательная политика притока мозгов (стимулирование возврата квалифицированных эмигрантов), которую в течение некоторого времени успешно применяли в Ирландии, могла бы стать частью этой стратегии.

Предпринимательству необходимо учить и его нужно поощрять на всех уровнях. Исторически, начиная с Англии в XVI веке, иностранное предпринимательство оказывалось важнее иностранного капитала.
 

Остается только добавить, что российское общество относится к будущему вступлению страны в ВТО абсолютно равнодушно. Опросы «Левада-центра» показывают, что лишь 49% россиян считают, что членство в ВТО отвечает интересам страны.

Оригинал публикации
«РМ»
23.12.10.
Фото: Brand X Pictures/East News