Давайте, негромко…
Долгая, эмоциональная речь президента, зачитавшего в четверг свое Послание Федеральному Собранию (хочется верить, не только ему – стране), оставила ощущение недосказанности. Слушатели не говорили об этом перед телекамерами – неуместно, все больше хвалили, и хвалить, конечно, было за что, хотя бы за понятные и конкретные поручения правительству. Но вопросы остались…
Безусловно, важнейший тезис послания – заявление о необходимости и начале модернизации. По сути, спорить здесь не о чем: мы действительно серьезно отстали в части технической, экономической, инфраструктурной. Мы действительно «проедаем» то, что было создано не нами, а людьми прошлого, советского времени. Их наследие продолжает осыпаться. Мы теряем свое образование… Мы, наконец, подошли к той черте, когда с большим трудом удается удерживать субъектность по отношению к важнейшему для России понятию «национальный суверенитет».
Вопросы возникают не по поводу необходимости модернизации, а в отношении ее механизмов и, особенно – в отношении того ценностного фундамента, на котором она будет основываться.
Кажется, ответы Медведев произнес: «Это будет первый в нашей истории опыт модернизации, основанный на ценностях демократии», - сказал он и добавил: «Вместо архаичного общества, в котором вожди думают и решают за всех, станем обществом умных, свободных и ответственных людей». Смысл, вроде бы правильный, но, как известно, «дьявол прячется» в мелочах, в нюансах. В отдельных словах, смысл которых в последнее время стал стертым, туманным. Например, дихотомия «авторитаризм – демократия».
О чем говорит это противопоставление? На самом деле ни о чем. Потому что под «авторитаризмом» как-то принято понимать «тиранию», которая, естественно, присутствовала в нашей исторической традиции, но сегодня не актуальна. Ее просто нет. Но нет и другой важнейшей составляющей термина, которая некоторым кажется столь зловещей – авторитета.
Вернее сказать, он присутствует лишь отчасти. Продолжает по инерции существовать авторитет должности, места. Они-то и «красят», по преимуществу, властных людей. Наоборот отчего-то пока не получается. Если уж продолжать аналогию, надо сказать, что в авторитарной стране должны быть авторитеты и помимо власти. С этим тоже катастрофически плохо. Можно буквально по пальцам пересчитать тех, кого можно отнести к действительно национальным духовным авторитетам, находящихся в сфере общественного внимания. И нельзя действительно всерьез говорить о большинстве персонажей нынешней политической массовки – партийных функционерах, чиновниках, разного рода «экспертах», суетливых «общественниках», как об авторитетах.
Теперь о «демократии». Не случайно этот заемный термин нашел у нас такое широкое применение – стоит сравнить его с отечественным синонимом «народовластие», как сразу становится очевидной вопиющее противоречие между обозначающим и обозначаемым. Какая, к дьяволу, «власть народа»! Возникает понятное сомнение: может ли вообще народ властвовать?
Критики коммунизма приписывают Ленину фразу о том, что каждая кухарка может управлять государством. Никогда ничего подобного он не говорил. Напротив, он утверждал, что управление страной не может быть привилегией аристократических сословий и что любой рабочий или кухарка, получив должное образование, справится с ведением государственных дел. Он вовсе не считает это простым занятием. Напротив, государственному управлению нужно старательно учиться – но при должном усердии, это будет доступно и простым людям. Позиция на удивление крайне гуманная и человеколюбивая.
Позиция, которая явно диссонирует с западной «демократической» практикой, принятой у нас за образец и основанной на самом деле на принципах кастовости, на убеждении, что реально управлять государством должны специальные люди – элита. Народу же отводится роль массовки, раз в несколько лет легитимизирующей уже готовые решения, принятые элитой. При этом демократы склонны доверять не всему народу, а лишь отдельной его части – наиболее сытой и обладающей какой-нибудь серьезной собственностью, которая накладывает особую ответственность – поддерживать существующий порядок вещей.
Такая «демократия» чрезвычайно манипулятивна и никакого отношения к народовластию не имеет. Брать ее за образец, тем более не на инструментальном – на ценностном уровне – бессмысленно. Если уж нормально функционирующие западные инструменты (в той же экономике) плохо работают у нас, то, как может заработать то, что и там давно буксует? А уж перенимать ценности, лежащие в основе этой «машины для голосования» и вовсе губительно для страны.
Чего же хочет народ? Если верить данным недавнего опроса Левада-центра, 71% населения страны не против, и даже желают видеть оппозицию, способную сменить действующую власть. Для чего? Для того чтобы устранить имеющиеся недостатки. Их всего три. Первый - совокупность бюрократии, на вкус россиян, выглядит заносчивой, грубой и наглой в своем корыстолюбии. Она не способна прислушаться к мнению народа, желающего, во-вторых, большей социальности в сочетании со способностью мобилизации для прорыва к достижению больших целей. А, в-третьих, она недостаточно патриотична - последовательна и жестка на международной арене в отстаивании интересов страны. Один из таких интересов, кстати, в понимании граждан, состоит в восстановлении территориальной целостности страны.
Вот реальные «сверхценности», которые укоренены в массовом сознании россиян. Их обязательно нужно учесть, приступая к трансформации политических, общественных, экономических институтов, необходимых для решения перечисленных президентом вопросов технической модернизации.
Илья Неведомский
«РМ»
13.11.09.
Фото: ИТАР-ТАСС
Послание Президента Федеральному Собранию: (видео)
Счастливых стало больше
Почти три четверти россиян (72%) ощущают себя счастливыми, свидетельствуют данные опроса ВЦИОМ. Больше всего счастливцев наблюдается среди образованных жителей столицы, особенно среди молодых и обеспеченных.
Рекордной отметки индекс российского счастья достиг в 2008 году — жизни радовались 77% опрошенных ВЦИОМ россиян. В разгар кризиса количество счастливцев поубавилось до 69% респондентов, но сейчас кривая счастья снова пошла вверх.
Счастье распределено по России неравномерно. Наиболее довольны жизнью столичные жители (80%), в то время как четверть россиян из малых и даже не очень малых городов прямо заявляют, что несчастливы.
Жизнерадостность россиян также зависит от возраста (84% молодых против 62% пожилых), образования (80% высокообразованных против 62% малообразованных) и уровня благосостояния — 91% обеспеченных против 52% бедных.