Невидимая сторона Голливуда

Он задал его Дмитрию Будрину (актер, продюсер, преподаватель Stella Adler Academy of Acting & Theatre — Los Angeles, основатель и руководитель АRТА Academy) — одному из немногих русских, кому довелось на протяжении многих лет наблюдать Голливуд изнутри. В надежде, что у него есть своя версия того, какие внутренние механизмы двигают голливудской машиной и каковы шансы русских актеров на то, чтобы стать ее частью

— Почему русские актеры, которые вышли из школы, давшей миру Михаила Чехова, не котируются в Голливуде? В отличие, например, от актеров из Австралии: Мела Гибсона, Хью Джекмена, Николь Кидман — все они на протяжении многих лет занимают ведущие позиции, хотя родились в стране, которая по географическому расположению находится где-то на отшибе.

— Такую же ситуацию мы можем наблюдать и в музыке. У нас все есть: индустрия, телевизионный конкурс «Голос», но все это остается «семейными радостями». Если говорить об Австралии, то преимущество номер один тех актеров, которым выпало там родиться, — английский язык. Съемка в Голливуде идет со скоростью полторы — две с половиной страницы сценария в день, и хороший преподаватель сможет так подготовить актера, что его акцента никто не заметит. Во-вторых, там есть агенты, которые плотно работают с Голливудом и регулярно ставят в известность ведущих представителей киноиндустрии о появлении новых талантов. Если у этого таланта все получается, то все знают, откуда он, с каким агентством работал, с какими продюсерами, и тогда ставки этих продюсеров увеличиваются в два-три раза, потому что у них возникает репутация людей, которые способны вывести австралийскую звезду на голливудскую орбиту. У них есть мощный стимул заниматься промоушеном звезд, который требует моральных, материальных и других усилий.

Австралийский кинематограф, как и французский, очень тесно связан с американским. Например, фильм «Именинница» — история о том, как англичанин знакомится с русской женщиной по интернету, ее как раз играет Николь Кидман. Она приезжает к нему, врет, что его любит, потом приезжают ее братья и как, могут, издеваются над этим англичанином. Так французы, как только узнали, что Николь Кидман будет играть русскую и на роль братьев нужны актеры с акцентом, поняли: с каким именно акцентом они будут разговаривать, зритель из Техаса не определит. И если француз будет произносить твердое «р», то для всех американцев это будет русский акцент. И французские продюсеры смогли договориться насчет участия двух своих актеров: Венсана Касселя и Мэтью Кассовица, которые на тот момент были восходящими звездами во Франции. Вы можете себе представить, как поднялась их цена на внутреннем рынке, после того как они сыграли серьезные роли в одном фильме с Николь Кидман? В несколько раз! Вот вам пример того, как работает эта схема.

Мы все ждем, что американские продюсеры пригласят кого-нибудь из русских актрис, потому что «она такая классная». Мы сидим и ждем. А почему бы не сделать из этого нормальный бизнес: подумать, каким актерам сейчас это нужно. Конечно, Владимир Машков не будет играть официанта номер три, а, допустим, актер сериала, которому нужно перейти на большой экран, почему бы и нет? Все зависит от того, как это подать. Если он возвращается после этой эпизодической роли и о нем говорят: «Только что он прошел несколько мастер-классов с голливудскими педагогами. Эти педагоги были настолько поражены его мастерством, что ему нашли небольшую роль, чтобы он мог подтвердить: после таких мастер-классов он может работать в высокобюджетном голливудском фильме». Это было бы возможно, если бы продюсеры были заинтересованы в том, чтобы наращивать стоимость актеров. Чтобы американские продюсеры рассуждали примерно так: «Мы сняли Ходченкову, давайте снимем ее еще раз, потому что набегут русские продюсеры и инвестируют в наш фильм».

Вся проблема в том, что в России нет качественной продюсерской школы. Нам в принципе трудно поверить, что можно легально заработать хорошие деньги. Это не укладывается в нашем сознании. Все ищут какие-то гешефты: давайте побольше привезем, побыстрее срубим и уедем. Американский бизнес мне напоминает «Сапсан» — поезд, который мчится со скоростью двести-триста километров в час и у него есть две остановки, а наши продюсеры напоминают мне людей, которые хотят заскочить в этот поезд на ходу. Они думают, что разбегутся и влетят через окно. Я им всегда говорю: «Может быть, все-таки лучше пойти на остановку, попить кофе, дождаться прибытия поезда, сесть в последний вагон и начать движение по вагону к машинисту, спокойно, тихо, вместе с движением поезда? Да, вы сразу в кабину машиниста не попадете, прежде чем это произойдет, пройдет несколько часов. Но вы туда войдете, и вы там будете ехать». Наша проблема в том, что у нас нет системы, нет планомерной работы.

— Тем не менее есть актеры, которые очень успешны в России и с какого-то момента уже на протяжении многих лет планомерно строят свою голливудскую карьеру. Это и Владимир Машков, и Валерий Николаев, и они не добились особого успеха. И есть другие, например, Ольга Куриленко, которая смогла стать востребованной в Голливуде.

— Если я продюсер — а продюсеры, как правило, не смотрят кино, — то почему я должен снимать в роли русского Машкова, а не какого-нибудь француза, которого мне предложат другие продюсеры и скажут: «Слушай, сними нашего Жан-Жака, и мы инвестируем в твой фильм тридцать тысяч долларов, это немного, но ты хотя бы два съемочных дня себе обеспечишь». Сразу появляется смысл. Я уважаю талант Машкова, я считаю, что он — мастер, интереснейшая личность как актер, как режиссер. Но вот этому человеку, который не смотрит иностранных фильмов, он просто сидит и считает цифры, зачем ему снимать Машкова? Я слышал, что Павел Чухрай, после того как был номинирован на «Оскар» с фильмом «Вор», на следующий год приехал в Голливуд, привез с собой очень серьезную сумму денег и предложил делать совместное кино с Владимиром Машковым в главной роли и с американской звездой. Тот, с кем я об этом говорил, сетовал, что Павел Чухрай в этот момент попытался наложить свое понимание того, как делается кино в России, на американскую индустрию, но эти две схемы категорически не совпадают.

В России, где еще не развит кинобизнес, звезда — это, как правило, талантливый человек. В Америке же, где кинобизнес развит на очень высоком уровне, звезда — это уже чисто экономический показатель, и поэтому ею может стать кто угодно или что угодно. Если мы снимем моего хомячка, и он каждый день будет собирать по полтора миллиона просмотров, этот хомячок станет звездой. В американском бизнесе главный критерий звезды — это цифры, это кто-то или что-то, кто своим участием в чем-то приносит сумму денег выше определенного уровня. Когда мы называем великолепного актера Машкова звездой, человек, который не смотрит кино, а смотрит цифры, в первую очередь попытается узнать, сколько Владимир Машков заработал в прошлом году миллионов долларов: «Ой! Ничего. Но, может быть, в позапрошлом?» Но фильмы с участием Машкова в североамериканском прокате и в позапрошлом году ничего не принесли. «Но, может быть, три года назад или четыре? Тоже ничего». И тогда человек понимает, что исключительно в бухгалтерском смысле такой человек, как Машков, не является звездой. Он понимает, насколько далек режиссер, который преподносит ему Машкова как звезду, от того, как работает американский бизнес, пусть даже у него есть хорошие деньги. А если он посмотрел бы бизнес-историю Шэрон Стоун, то увидел бы, что в конце девяностых фильмы с ее участием приносили 60–85 миллионов долларов. И он сразу понимал: «Да, это звезда». То есть ее присутствие в фильме гарантирует такой заработок. Люди, которые принимают такие решения, не перечитывают роман «Подросток» Достоевского, они делают бизнес. У нас есть большие актеры, но их не поддерживает наш кинобизнес, наши продюсеры, которые могли бы при случае, когда в сценарии появляется русский персонаж, сказать: «Снимите этого человека. Во-первых, мы предлагаем вам великолепного актера. Мы понимаем риск, но не берите того, кто сможет что-то сказать на ломаном русском языке. Снимите, и мы инвестируем в ваш фильм». Тогда у продюсеров появляется финансовая заинтересованность. Пока этого нет. Если это происходит на уровне: «Хай, гайз, мы тут вам подгоним два лимона», — то ничего не получится, потому что этот процесс очень контролируемый. Туда вкладываются большие деньги. Налоговая полиция очень серьезно смотрит за этой отраслью, поэтому все боятся делать там гешефты, боятся брать кэш, это все не так просто, и самое главное — боятся брать черные деньги. Почему? Потому что нельзя пообещать, что «мы возьмем десять миллионов, а заработаем тридцать». А если нет?

— Как же тогда работает механизм обновления когорты звезд, если все так жестко? Как происходит дебют?

— Есть стандартный ход, который называется «ход Восточного побережья». Восточное побережье — это Бостон, Нью-Йорк, Чикаго, где прекрасные традиции театра. Он там воспринимается очень серьезно, люди ходят на представления. Там есть «Бродвей», есть «Оф Бродвей» и есть «Оф оф Бродвей». Люди думают, что это связано с географией, но самом деле это виды оплаты. «Бродвей» — это актеры и технический персонал, которые состоят в профсоюзах и получают большие ставки. «Оф Бродвей» — это технический персонал, который получает профсоюзные ставки, а актеры получают договорные ставки, которые могут быть и величиной в один доллар. А «Оф оф Бродвей» — все получают договорные ставки. И сначала человек начинает работать «Оф оф Бродвей», где могут работать и бесплатно, и, если к нему относятся серьезно, если он получил несколько хороших отзывов авторитетных критиков, тогда его могут заметить и пригласить в «Оф Бродвей», а там все намного серьезнее. Оттуда есть шанс попасть в «Бродвей». А когда продюсеры ищут актеров на главные роли в серьезные драматические сериалы, они ходят по театрам Восточного побережья, чтобы сделать более осознанный выбор в пользу того или иного актера, чем тот, который делается в ходе кинопроб, когда у продюсера есть две-три минуты на то, чтобы понять, кто перед ним стоит. Они знают, что те уже прошли как минимум две ступени и приглашают их на серьезные роли в сериалах.

Некоторые американские актеры приходят играть в театр, и это ужас. Те, кто может овладеть сердцами миллионов на двадцать секунд, пока звучит одна реплика, оказываются беспомощными в ситуации, когда надо работать на зрителя полтора часа от звонка до перерыва

Дальше — большое кино. Джорджа Клуни заметили именно в сериале. Продюсеры увидели, что он очень обаятелен и привлекает зрительское внимание. Но он очень долго играл в сериале, потому что ему никак не находилась подходящая роль, он не годился на роль брутальных героев в экшн-муви, потому что для них он был слишком элегантен и обаятелен, и в то же время он был недостаточно слащав для стандартных героев-любовников. Продюсеры мучились, он набирал популярность, и вот наконец ему предложили роль в независимом кино. Это нормальный путь: ты работаешь в театрах, повышаешь там свою категорию до «Бродвея», тебя видят агенты, о тебе пишут, тебя приглашают на небольшие роли в несколько сериалов, а потом через независимое кино ты получаешь шанс выйти на большой экран.

Голливуд — это огромная индустрия. Там протекают очень сложные процессы, в которые вовлечены сумасшедшие деньги, и мы никак не можем в них войти. Мы все надеемся срезать какие-то углы: «Вот-вот нам повезет, и мы начнем». Насколько я знаю, со стороны русских бизнесменов были попытки инвестиций в американское кино, но они все носили разовый характер. В такого рода инвестициях не надо сразу гнаться за показателями «Титаника» или «Аватара», что характерно для русских, у которых «либо пан, либо пропал, если спать, то с королевой».

— В сериале «Игра престолов» мы можем видеть удивительный кастинг даже на второстепенные роли, иногда там происходит настолько тонкое попадание в типажи, что трудно поверить, что этот человек всего лишь актер и для него это очередная роль. Как продюсеры добиваются таких фантастических результатов?

— В отличие от европейцев, у которых есть внутренние барьеры и требования по отношению к актерской профессии и которые не пойдут в нее просто так, они подумают, что им нужны какие-то курсы, то у американцев все по-другому: «Я хочу быть артисткой, я хороша сама собой. Я в школе была очень популярна. Я сделаю хорошие фотографии и пойду». То есть если вам как голливудскому продюсеру нужна девушка, хромая на правую ногу, с рыжими волосами, с ливерпульским акцентом, то к вам на кастинг придет триста девушек с рыжими волосами, действительно из Ливерпуля, действительно хромающих на правую ногу, потому что никаких ограничений нет, кто угодно может пробоваться. И профессиональной актрисе, которая может мастерски изобразить хромоту, придется соревноваться с действительно хромающими девушками. И в ситуации, когда время — это деньги и режиссер работает только с актерами, которые делают кассу, с второстепенными актерами репетируют либо очень мало, либо вообще не репетируют, продюсеру проще взять по-настоящему хромающую девушку. Большой творческой и финансовой ответственности она не несет, и если она понимает, чего от нее хотят, то на нее не надо тратить грим, потому что она и так рыжая, на нее не надо тратить никакие технические средства, чтобы ограничить ее мобильность, — она действительно хромает, и все нормально. Так как в Голливуде огромный выбор среди желающих попасть в кино, то можно легко найти человека, которому играть практически ничего не надо.

— Как вы можете объяснить тот факт, что сейчас самые успешные проекты — это франшизы, сделанные на основе комиксов? Еще совсем недавно в России и к комиксам, и к франшизам было стойкое предубеждение, а теперь эти фильмы лидируют здесь по сборам так же, как и в североамериканском прокате.

— Дело в том, что в киноиндустрии семимильными шагами идет процесс глобализации. До 2008 года голливудские фильмы должны были покрывать до 85 процентов затрат на производство за счет так называемого домашнего проката, то есть проката в кинотеатрах, расположенных на территории США и Канады, и только 15 процентов они оставляли на прокат во всем остальном мире. Сейчас все ровно наоборот: американское кино зарабатывает свои деньги в основном за пределами Соединенных Штатов. Ныне действующая концепция такова: фильм должен «путешествовать» и быть понятным всем вне зависимости от культурных традиций. Развитие франчайзинга — еще один признак глобализации. Идет поиск универсальных сюжетов, и здесь не может идти речь о каких-то любовных историях. Любовь — слишком деликатное чувство, и ее проявления в разных странах регламентированы местными обычаями по-разному. Голливуд всячески пытается избежать вторжения «со своим уставом в чужие монастыри». Берутся сюжеты, которые понятны всем, например, ограбление банка: это и в Шанхае плохо, и в Париже, и везде, или: «На Землю со страшной скоростью летит метеорит, если он упадет, все умрут, и все страны объединяются, чтобы с ним бороться». Это всем понятно.

Что касается комиксов, то на экран попадают только сюжеты, которые были успешными многие годы в печатной версии и стали именно в этом формате известными на международном уровне. Продюсеры могут легко предугадать ожидания будущих зрителей. На самом деле, если к популярным комиксам добавить движение, успех уже обеспечен. А если ты еще придумаешь какой-то эффект, то это будет восприниматься как нечто гениальное. На мой взгляд, это прекрасный продюсерский ход.

— Почему в американских сериалах все чаще главным героем становится отрицательный персонаж? И создатели сериала не просто предлагают зрителям следить за его злодеяниями, но и заставляют испытывать к нему симпатию?

— Я не уверен, что вы испытываете к нему симпатию, вам просто нравится быть с ним. Дело в том, что политическая ситуация в Америке сейчас очень сложная. Очень многим людям не нравится то, что делает Обама. У него благородная цель — создать доступную систему здравоохранения. Но нельзя это сделать, ничего не меняя. А он пытается идти именно таким путем. Все устали от его популистских заявлений: «Давайте все поменяем, ничего не меняя». Но в то же время люди, особенно работяги, которым уже за сорок, вынуждены задумываться о том, что они, если потеряют работу, никогда не смогут позволить себе сложную операцию. Это политический парадокс, который находит свое отражение в сериалах. Если герой отрицательный, то создателям сериала проще говорить о социальных и политических проблемах. Американцы не будут смотреть сериал, откровенно обличающий недостатки политики Обамы, это не в их культурных традициях. Но если это будет детективная история и в ее центре отрицательный персонаж, тогда критика того, что происходит вокруг, не выглядит как политическое недовольство.

В Америке нет термина «искусство кино». Есть film industry и movie business. Если ты хочешь говорить об искусстве кино, ты должен использовать термин французского происхождения art of cinema. Это бизнес в первую очередь и лишь во вторую — искусство

Я приехал в Америку в 1997 году, и с тех пор она очень изменилась. Это уже другая страна. За какие-то двести лет Америка смогла стать очень мощной страной благодаря тому, что туда съехались люди со всей Европы, которые устали от засилья аристократии, которые не хотели жить по правилу: «Ты родился в Англии, ты не можешь быть юристом, потому что твой папа булочник». А как формулируется американская мечта? «Если я тяжело работаю, и я знаю свою цель, я ее добьюсь». И это правда. Люди в это верили и добивались успеха. Но сейчас в Америке появилась прослойка, которая оказалась на финансовой вершине без особых усилий, просто по праву рождения. Если кто-то долгие годы занимался тем, что разгружал дерьмо, и стал на этом бизнесе миллиардером, то его сын уже не разгружает дерьмо, он учится в Гарварде. Он становится адвокатом. Это «америстокраси». Если европейская аристократия формировалась на протяжении тысячелетий, у нее были понятия о чести, достоинстве и ценности хорошего образования и культурных знаний, то у «америстокраси» ничего этого нет. Именно поэтому большинство среди нобелевских лауреатов в Америке — европейские ученые, работающие там. Она просто перекрывает приток свежей крови в Америку, превращаясь в бюрократию.

Америка становится все большей похожей на Европу, и это сильно замедляет темпы ее развития. В этой ситуации обычные американцы хотят говорить об этих проблемах, не вступая в политическую борьбу — в США это не принято. И сериалы с отрицательными персонажами отражают все эти настроения.

— В чем сила и слабость американских актеров? Чем их техника принципиально отличается от техники русских актеров?

— Голливуд делает ставку на типажи. Мастерство в деталях. Никакой актер не сможет переиграть человека, у которого есть реальный опыт долговременного погружения в те или иные ситуации. Это первое отличие. Второе отличие: в Америке актер театра и актер кино — это две совершенно разные профессии. И там есть очень серьезная система подготовки к игре перед камерой. Это уже очень давно. Наши же школы готовят актеров в основном к работе в театре, и это долгий и тяжелый процесс, потому что на сцене тебе нужно быть интересным на протяжении двух часов. В то время как американский кинематограф очень динамичный: камера движется очень часто: она сказала, он сказал. А те, кто готовился к тому, чтобы удерживать внимание публики на протяжении двух часов, не понимают, как можно уложиться в двадцать секунд.

Я считаю, что во всех театральных вузах необходимо ввести предмет «игра перед камерой», чтобы люди знали, что такое «обмануть», знали, что такое «линия глаза», чувствовали свет, не играли лицом. Для этого не нужно быть мастером, нужен всего лишь набор навыков. Если ты начал сниматься со второго курса, то считай, что тебе повезло и к окончанию учебного заведения ты начнешь что-то понимать. А если нет? У меня есть знакомые, которые уже давно народные артисты, а в кино никогда не снимались. Наши актеры заточены на репертуарный театр, где ты попадаешь в труппу, ты там служишь. Такого понятия «служу в театре» на Западе нет, а у нас есть. У нас до сих пор считается: главное — попасть в театр, потом начнешь сниматься. Сейчас появляются сериальные актеры, но их никто всерьез не принимает, потому что сериалы, как правило, низкого качества. Это опять же наша проблема, потому что в Америке сериал снимается со скоростью в среднем от четырех до семи страниц в день, и это считается большая скорость, а у нас до двадцати пяти может доходить. У наших актеров есть школа, но в ситуации, когда все меняется, когда уже не нужно ставить три камеры, все можно снять фотоаппаратом, они остаются на уровне 1984 года. Они пытаются снять технологию у американцев, это возможно, но психофизическое существование актера на сцене или перед камерой нельзя скопировать. Это процесс, который актеры должны пройти шаг за шагом. Само собой это не получится. Этим надо заниматься.

— Что представляют собой американские суперзвезды, такие как Аль Пачино, Анджелина Джоли, Роберт Де Ниро, Дастин Хоффман? Откуда у них такой потенциал притягательности?

— Прежде всего это продукт индустрии, которая настолько масштабна, что даже трудно себе представить, какие деньги там вращаются. Я думаю, что доля энтертеймент-индустрии — номер один в ВВП США, хотя это не афишируется (на креативную индустрию приходится в среднем 3,2–3,7% ВВП США. — «Эксперт»). Когда-то я сыграл в сериале «Секретные материалы». Это случилось в 1992 году. Перед поездкой в Россию в конце прошлого года (по инициативе First Hand Media и продюсера Сергея Нетиевского я был приглашен провести мастер-класс для начинающих актеров в Москве) я получил чек за эту роль. Почему? Потому что один из португальских телеканалов купил права на показ этого сериала в сорок восьмой раз. Я до сих пор зарабатываю деньги тем, что снялся один день в 1992 году. Две недели назад я получил чек на 890 долларов. Это не слишком много. Но в силу того, что я снялся в семидесяти картинах, я получаю шесть-семь чеков в месяц. Эта индустрия налажена, продумана и защищена.

«РМ»

«Лева» vs «Ида»

Олег Зинцов («Ведомости»):
— В этом году нам выпал редкий шанс поболеть на «Оскаре» за своих, в смысле за «Левиафана» Андрея Звягинцева. Шансы у него были, но проигрыш польской «Иде» все же предсказуем. Картина Павла Павликовского сконструирована так, чтобы брать международные награды наверняка. Эффектная черно-белая стилизация под фильмы 1950-х призвана удовлетворить эстетические запросы публики, а темы веры и вины поляков за холокост — этические. «Ида» — кино совершенно мертвое и бездушное, голая схема, зато все в этой схеме правильно, все просчитано. А «Левиафан» несовершенен, но награды заслуживал больше. И вовсе не потому, что наш.

Юрий Сапрыкин (Slon.ru):
— Невозможно представить, чтобы международный успех фильма, подобного «Иде», стал бы в нынешней России поводом для всеобщей радости и одобрения; в нынешней России вообще сложно представить себе фильм, подобный «Иде», — обличительное кино про сегодняшние порядки еще имеет шанс быть снятым и показанным, но история России предстает сейчас на экране лишь как повод для бесконечной гордости...«Ида» же — фильм не только о прошлом Польши как таковой, это кино об истории польского кино, работа на грани стилизации, отсылающая к классическим фильмам Вайды и Кесьлевского, и именно этим она оказывается интересна на Западе. «Оскар» — это не результат консенсуса, к которому приходит весь западный мир вообще, это премия Американской киноакадемии, состоящей из живых людей со своими вкусами. И, наверное, по состоянию на 2015 год об этих вкусах можно сказать, что Холокост для этих людей кажется темой более важной, чем путинская Россия, что фильм про преодоление ужаса оказывается для них ближе, чем кино про ужас непреодолимый...