Кому на Руси жить хорошо? Или в чём цель экономической политики государства

Сегодня глава Банка России представит в Госдуме главный финансово-экономический документ страны — «Основные направления денежно-кредитной политики» на ближайшие три года. Главной особенностью документа можно считать продолжения давней, идущей с начала «нулевых» тенденции на сдерживание темпов роста денежной массы в экономике страны.

Нет денег — нет роста

Эксперты опасаются, что такая верность некогда выбранному курсу сохранит то состояние удручающей стагнации, в которой пребывает российская экономика. Если депутаты одобрят проект Эльвиры Набиуллиной, экономический рост в России не превысит 1% и в следующие четыре года.

Такой прогноз экономист Сергей Блинов делает, основываясь на анализе динамики экономического роста России в сравнении с динамикой роста денежной массы в стране. Эксперт напоминает: когда в октябре 2000 года денежная масса (ДМ) в России выросла на 65%, инфляция в 18,5% не помешала росту реальной денежной массы (РДМ) на 39%. Одновременно выросла и экономика: ВВП двадцатилетней давности показал рекордные +10%. Это был единственный за последние 40 лет случай, когда по темпам роста Россия превзошла тогда Китай (показавший в тот год «всего» +8,4% роста по ВВП). А в 2006 году рост ДМ на 49% и инфляции в 9% никак не могла помешать росту РДМ на 37% и российской экономики на немыслимые сегодня +8,2%.

Но, начиная с 2009 года, когда ЦБ начал «зажимать» денежную массу, синхронно с ней стали падать и темпы роста экономики — в тот год она упала 7,8%. В 2013-м вслед за деньгами и темпы роста экономики усохли с 4,6 до 1,8%.

В новом документе Центрального Банка, где приведены все необходимые для расчета данные по инфляции и росту ДМ, содержатся планы наращивания РДМ всего на 5–6% в год. Это даже ниже, чем 8% в 2013 году. Соответственно, не стоит ждать большого роста и от экономики.

«Если депутаты по сложившемуся в Думе обычаю благодушно поддержат планы ЦБ (инфляция — 4%, номинальный рост ДМ в среднем 9%), то вплоть до 2024 года экономика просто не сможет расти быстрее чем на 1% в год», — предсказывает Блинов.

Его недоумение по поводу упорства, с которым Банк России упорно сдерживает темпы роста объема денег в экономике и тормозит тем самым экономический рост, выглядит риторическим.

Резервы вместо роста

На самом деле, если Банку России придётся выбирать между высоким экономическим ростом и низкой инфляцией, он, конечно, выберет инфляцию. Именно низкая инфляция и неуклонный рост резервов — вот то, на чём сосредоточены не только заботы ЦБ, но и всё госуправление в России.

Такой вывод в своей статье «О необходимости достижения компромисса между целями экономической политики в свете преодоления стагнации в России» (опубликована в журнале «Проблемы прогнозирования», № 5 2020) делает профессор Александр Баранов, заместитель директора Института экономики и организации промышленного производства СО РАН.

Анализируя содержание экономической политики после 2013 года профессор Баранов приходит к выводу, что ее ключевой целью было подавление инфляции за счёт снижения совокупного спроса, плюс «одновременно государство снизило активность в области инвестирования расширенного воспроизводства основного и человеческого капитала». В результате, заключает профессор, «проведение такой политики обеспечило снижение инфляции и накопление резервов, но одновременно привело к уменьшению реальных доходов населения и негативно сказалось на перспективах долгосрочного экономического роста в России».

В общем, то же, что и у Блинова, только «вид сбоку». Отчего же российские власти с таким упорством держатся за эти два показателя, ставших уже настоящими фетишами: низкую инфляцию и бездонные резервы?

Символ власти

Любопытное объяснение мы нашли у Дмитрия Прокофьева, автора телеграмм-канала «Деньги и песец». Он, например, полагает, что низкая инфляция позволяет государству играть на страхах населения, связанных с возможным ростом цен: удерживая низкую номинальную инфляцию, руководство страны тем самым может оправдывать отсутствие реального роста доходов. Но не только.

В рыночной экономике инфляция служит маркером и сигналом недостатка предложения в определённом сегменте экономики — сметливые предприниматели, умеющие считывать такие сигналы, всегда найдут способ предложить свои товары/услуги и заработать на этом.

Но наши руководители постоянно держат в голове образец экономики развитого социализма, полагает Прокофьев, где недостаток предложения принимал вид не инфляции, а дефицита. И вот дефицита-то наши бюрократы не только не боятся — он служит для них питательной средой и в значительной степени оправдывает их существование. «Дефицит в отсутствие роса цен требует распределения ресурсов, а значит — роста влияния бюрократии, которая эти ресурсы распределяет. Кроме того, рост цен может спровоцировать людей на рост требований по зарплатам, чего начальство отчаянно не хочет», — пишет Прокофьев.

Что же касается фетишизации государственных резервов, то дело здесь не только и, пожалуй, даже не столько в «уроках кризисов» и «готовности» к ним, как любит говорить наш президент. Резервы позволяют начальству чувствовать себя самым богатым субъектом в этой стране. Это своего рода ещё один символ власти. Именно поэтому, полагает эксперт, для государства важен не абсолютный размер резервов, а их относительная (по отношению к бюджету и ВВП в целом) величина. Именно поэтому оно, государство, будет всеми силами держать такое соотношение в свою пользу — не только накапливая свои резервы, но и блокируя возможности накопления других экономических субъектов даже за счёт торможения экономики страны.

Благосостояние немногих

Такой вывод заставляет Прокофьева спорить с упомянутым профессором Барановым. Тот сокрушается, что экономические приоритеты государства не дают достичь главной цели экономической политики — роста благосостояния населения в широком смысле. А автор канала утверждает: главная цель экономической политики как раз достигается, только она не в росте благосостояния всех россиян, а лишь «1000 правящих семей».

Ну, и ещё нескольких сотен тысяч обслуживающих их интересы чиновников государственного аппарата, о сокращении которого, кстати, накануне заговорил премьер Михаил Мишустин. Затея, которая подаётся пафосно, но в реальности выглядит совершенно безнадёжным делом. По простой причине: госаппарат является не просто опорой государства, а собственно государством, и поэтому чиновники нуждаются в заботе; президент или премьер могут критиковать чиновников, но вместе с этим они и постоянно демонстрируют заботу об их доходах. Все сокращения, объясняют руководители во время очередного приступа скупости, нужны для того, чтобы высвободить деньги на оплату труда тех, кто остается, ведь иначе специалисты утекают в коммерческие структуры.

В России, где чиновники фактически являются политическим продолжением, телом власти, сама идея их сокращения выглядит странно. Довольно сложно требовать от госаппарата реальных сокращений, когда фактическая невозможность увольнения заложена в основу отношений внутри власти. Это целая «экосистема», в которой лояльность режиму постоянно обменивается на какие-то материальные блага.

Такую систему государство разрушить не может — оно не может свести само себя к собственному же «сервисному модулю», если чиновник и его благополучие остаются залогом самого существования государства.

Илья Неведомский
СамолётЪ