Кадуйский потоп.
Кто сказал, что в России слабое гражданское общество? Оно сильное, возможно, оно даже сильнее, чем на Западе
Так считает бывший глава Экспертного управления Администрации президента, ныне социальный антрополог Симон Кордонский. В своей книге «Как устроена Россия» он описывает эту самую Россию как узкую полоску заселённых земель, которая сминается при вторжениях государства, но затем всегда распрямляется:
«Жизнь большинства семей России распределена между городской квартирой, дачей, погребом, сараем и гаражом... В целом, совокупное жильё представляет собой относительно замкнутую структуру материализованных связей, внеэкономическую по природе, существующую помимо государства... Это промысловая жизнь... там водку разливают, сметану делают, стригут, лечат. Я сам так ходил лечить зубы», — заверяет нас Кордонский.
Он же пишет про гражданское общество в России, что «когда государство слабое — оно импортирует с Запада НКО, когда сильное — создаёт сверху». Но это всё — по большому счёту, декорация. Настоящее гражданское общество, по Кордонскому, другое:
«Российское гражданское общество по эффективности решения проблем его членов, степени ситуативной связности между гражданами и типам решаемых задач гораздо мощнее (если можно так выразиться), чем организованные гражданские общества.
Такая эффективность достигается за счёт уникальной институализации. Существуют общераспространённые и устойчивые институты гражданского общества: домашнее или ресторанное застолье, баня с девочками и без, охота и рыбалка, самодеятельные клубы (такие как игра в футбол по субботам у чиновников из мэрии Москвы), совместный отдых, дачные сообщества. В последнее десятилетие весьма значимым институтом гражданского общества стало конфессиональное общение. В ходе коммунальной революции формируется институт «жильцов одного дома».
В российской провинции роль институтов гражданского общества иногда выполняют офисы политических партий, если через эти партии можно «решать проблемы». И сами политические партии являются скорее элементами нашего гражданского общества, нежели политическими организациями.
Совершая религиозные обряды, выпивая, развлекаясь, постреливая по птичкам, парясь и сплетничая о том, кто, сколько и за что берёт, люди ищут и, как правило, находят, «выходы» на чиновников, которые помогут им минимизировать налоги, выиграть тендер, получить землю под застройку, устроить родственника в «элитную» клинику, освободить сына от призыва в армию, пристроить дочь в приличный вуз, вернуть изъятые ГАИ документы на машину, закрыть уголовное дело на партнёра или организовать наезд силовиков на конкурента. В каждом поселении — за исключением выморочных, где не представлено государство — есть свой приход, своя баня, свой ресторан, на худой конец, клуб, в которых собираются люди, решая проблемы удовлетворения своих потребностей за счёт материальных и административных ресурсов, номинально принадлежащих государству.
При попытках внешней, исходящей от государства, организации суть гражданских отношений исчезает, жизнь уходит, остается нефункциональная форма: захиревший приход, холодная баня, пустой ресторан, запущенный клуб. Институты гражданского общества при этом перемещаются в другие места, в другие бани и рестораны или в подвалы и котельные.
Постоянная государственная забота о благе народа не позволяет людям жить так, как они хотят, как привыкли жить при предыдущих правителях, научившись методом проб и ошибок нейтрализовывать благие намерения очередного поколения реформаторов.
В результате граждане не очень довольны властью-государством, а государство недовольно людьми, которые занимаются «чёрт знает, чем», коррумпируя чиновников, а не выполняют очередную программу по переустройству всего и вся«.
Так и живём...
PS Покойный Глеб Павловский вспоминал, что Кордонский рассказывал ему, как разглядывал в глухой тайге местного дурачка, следившего в свою очередь за пусками МБР с полигона. Ракета с рёвом вздымается над тайгой — и дурачок громко пердит, всякий раз празднуя успешно проведённое испытание.
«Этот образ из рассказа Симона собирал воедино нищий развеселый советский мир, где я вырос», — пишет Павловский, напоминая, что нынешняя Россия унаследовала от СССР ту самую раздвоенность, что, по Кордонскому, «придает жизни своеобразную авантюрность, от которой некоторые иностранцы впадают в ступор».
А ещё это раздвоенность «жизни-выживания»: «На создание иллюзии безопасности, — пишет Кордонский, — тратятся основные государственные ресурсы. Это экономика выживания, а не жизни. Жизнь развивается, а выживание стагнирует».
Подготовил Илья Неведомский
СамолётЪ