Кадуйский потоп.
«А мы, друзья, хоть не в Болонии…» Как Болонская система образования «вышла» из российских ректоров
На самом деле Болонская группа «всё сделала за нас» — объявив о решении отказаться от сотрудничества с российскими вузами. Об этом руководству Минобрнауки, оказывается, было известно ещё с начала апреля. А все оставшееся время, заполненное разговорами о «намерении» России отказаться от Болонской системы образования, было лишь, выражаясь военным языком, «операцией прикрытия» того факта, что российское образование оказалось ещё и в образовательной изоляции.
Всё это следует из заявления, сделанного заместителем главы Минобрнауки Дмитрием Афанасьевым во время расширенного заседания комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре.
«11 апреля Болонская группа объявила решение прекратить представительство России и Республики Беларусь во всех структурах Болонского процесса», — сказал Афанасьев.
Одним из оснований стало то, что российские ректоры и руководители образовательных организаций подписались под обращением Российского союза ректоров о поддержке президента в связи со специальной операцией.
Россия, присоединяясь к Болонскому образовательному процессу, объяснил Афанасьев, не брала на себя каких-либо международных обязательств, поэтому выходить из какого-либо договора ей не требуется.
«Эта декларация не договор, нам не надо разрывать, выходить из какого-то договора. Я бы сказал, что это Болонская система из нас вышла, а не мы из нее», — сказал он.
Справка: Россия присоединилась к Болонскому процессу 19 сентября 2003 года. Это процесс создания единого европейского пространства высшего образования. Его приняли 19 июня 1999 года, когда была подписана Болонская декларация.
Программы по подготовке бакалавров стали появляться в России еще в 1990-х годах, но повсеместно такое разделение стало основным с 2011 года: за день до Нового года вступили в силу новые федеральные образовательные стандарты.
Введение Болонской системы было частью общего проекта: полной интеграции России в глобальный мир, а значит, принятие всех норм и правил Запада, который и берется за эталон глобализации. Это касалось не только образования, но было главной стратегией российской власти с 1991 года. С тех пор многое изменилось... Радикальное решение Болонской группы лишь ускорило процесс самоизоляции образовательных систем России и Европы. Но неудачи «привития» европейской системы на русской «почве» объясняются и другими причинами.
В числе которых, к примеру, слабость технической и преподавательской базы (не говоря уже о научной) многих отечественных вузов (главным образом из-за недофинансирования), которая катастрофическим образом повлияла на внедрение Болонской системы, рассчитанной на в целом равноценные условия в разных высших учебных заведений разных стран.
Это в своём недавнем интервью «Коммерсанту» признал и начальник Дмитрия Афанасьева — Министр Валерий Фальков.
«Да, какие-то вузы смогут обеспечить должный уровень магистратуры, отличающийся от бакалавриата, — говорил он журналисту издания. — Но я знаю много случаев, особенно в регионах, когда вузы не могут обеспечить два разных уровня сложности. Ведь в бакалавриате один уровень методического оснащения, кадрового обеспечения, а в магистратуре студент хочет совершено иных преподавателей, претендует на другой уровень сложности, хочет соприкосновения с исследовательской деятельностью. Но на деле студент переходит из бакалавриата в магистратуру — и видит тех же преподавателей, которые просто меньше с ним занимаются, а больше дают самостоятельной работы. И все это превращается в вечернюю форму обучения».
Второй очевидной причиной «идиосинкразии» по отношению к Болонской системе стала постепенно нарастающая с 2014 года идеологизация образования — причём всего, не только высшего. То есть процесс принципиально противоречащий «Болонии», нацеленной на общеевропейские ценности, на свободу выбора студентом образовательной траектории и учебных заведений, в которых она будет реализовываться.
В России же, особенно после студенческих протестов последних лет, похоже, пытались искоренять в образовании излишнюю свободу, как основу инакомыслия. Для этого нужен был идеологический контроль.
Не случайно знаковые фигуры в руководстве страны — от главы СК Бастрыкина до руководителя Совбеза Патрушева (при поддержке спикера Госдумы Володина) дружно заговорили о необходимости возвращения «лучшей в мире системы высшего образования». Очевидно, имея в виду её советский вариант, славный достижениями, прежде всего, в технических отраслях, связанных с обороноспособностью.
Но для государства (советского и нынешнего российского) эта система «лучшая в мире» ещё и потому, что работала исключительно на государство, и так, как государство хотело.
Государству нужно, чтобы образование решало важные для него задачи. В их числе сегодня, например, борьба с «утечкой мозгов» — значит, упор — на наш «специалитет», не имеющий аналогов в мире — почти гарантия, что его «носитель» не сможет применить свои знания и навыки нигде, кроме как в стране, его породившей.
Кроме того, перед Россией в связи с санкциями встаёт масса узкоспециальных прикладных задач, которые нужно срочно (лучше завтра) решать нашим специалистам и учёным. В основном все они связаны с технологическим импортозамещением: от семенного фонда в сельском хозяйстве до катализаротов в нефтехимии. Им министр Фальков посвятил львиную долю своих ответов со словом «надо» в упомянутом интервью.
«И бизнес теперь к науке относится совсем по-другому. Раньше для них поддержка вузов и научно-исследовательских институтов была своего рода благотворительностью, социальной миссией. А сегодня у них производство встанет, если ученые и инженеры не дадут им нужную технологию», — подчеркнул глава Минобрнауки.
Впрочем, Валерий Фальков пообещал, что резких изменений в высшем образовании всё-таки не будет: контрольные цифры приема на ближайшие два года распределены, а те, кто уже поступил, будут спокойно учиться — программы сохранятся. Российскому образованию предстоит плавная и последовательная перестройка, которая «растянется на многие годы вперёд...»
Юрий Антушевич
СамолётЪ